Гарантии уходящему лидеру
Гарантии уходящему лидеру
Экспертный клуб Института национальной стратегии показал, как мне кажется, запутанность вопроса о преемнике. В обществе бытует множество проектов передачи власти, но единогласия по этому вопросу явно нет. А нет его потому, что сам процесс передачи власти в политических системах, подобных нашей, всегда мучителен и эксклюзивен. Правильно говорил Глеб Павловский: передать власть так, как было в 1999 году, уже не получится.
Главной проблемой является не кандидатура преемника. В конце концов, она может быть любой. Проблемой является отставка Путина. В самом деле, как сделать так, чтобы бывший глава государства, утратив власть, не потерял свободу и политический статус. Вопрос не праздный, поскольку на нынешнего президента «завязано» слишком много людей и ресурсов, и его уход от власти может вызвать междоусобную войну между его нынешним окружением и окружением тех будущих преемника или преемников, которые придут к власти после него.
Политический режим России на политологическом языке именуется «сверхпрезидентской республикой». Это значит, что власть парламента крайне слаба, правительство зависимо от главы государства и все решает один человек — президент. Привычным стало сравнение первого лица с некоронованным монархом, дескать, функции главы государства мало отличаются от функций царя. И это действительно так. Президент занимает «центральное положение». Это значит, что все нити управления сходятся к нему, он фактически возглавляет не только исполнительную, но и законодательную и судебную власть, назначает губернаторов и военачальников.
Гиперцентрализация приводит к сосредоточению политической и экономической власти в руках президентского окружения. Естественно, в случае смены главы государства возникает ситуация, при которой передел власти и влияния становится фактически неизбежным. В самом деле, ближайшие помощники главы государства возглавляют советы директоров крупнейших корпораций. Сохранит ли возможный наследник президентского престола, кто бы он ни был, за ними эти посты? С одной стороны, у него есть свои помощники, которые вряд ли откажутся от возможности получить «сладок кус» и возглавить что-нибудь государственное вроде «Газпрома». С другой стороны, прежние помощники ведь не отдадут добровольно свои должности, не так ли? А это значит, что элиту ждет междоусобная война на несколько лет. И хорошо, если она ограничится только кадровыми перестановками и возней бульдогов под и над ковром. А если дело дойдет до стрельбы?
* * *
Разумеется, все эти вопросы задают себе те, кто думает сейчас над технологией смены власти в России. Маячащая на горизонте нестабильность заставляет политологов заклинать ее с помощью призрака Путина. Дескать, он, конечно же, никуда не уйдет и будет рядом со своим преемником, исполняя при нем роль Мудреца, равного Небу — обладающего абсолютной поддержкой и популярностью в народе то ли бога, то ли махатмы.
Однако возможно ли это? Похоже, те, кто говорит, что Путин и после отставки будет играть определяющую роль в жизни страны, заклинают даже не столько нестабильность, сколько самого Путина. Дескать, ваше высокопревосходительство, да идите себе в отставку спокойно, никто вас не тронет, народ будет любить без памяти (как по данным придворных социологов любит и сегодня), власть вы будете иметь большую, чем у президента, а ответственности никакой. Вдруг Путин, целуя осетра, возьмет да и поверит?
Оглядываясь назад, на прошедшие восемь лет, кажется, будто передача власти из рук Ельцина Путину была безболезненной. Но в действительности тогда была чеченская война, взрывы домов и противоборство двух крупных элитных кланов — «Единства» и «Отечества». Не получится ли так, что с уходом Путина нас ждет новый этап внутриэлитной войны, с применением всех средств, включая тяжелые вооружения? Не являются ли убийства Политковской и Литвиненко «цветочками», за которыми последуют более развесистые и отнюдь не сладкие «ягодки»?
Разумеется, общество заинтересовано, чтобы этого не случилось. А для этого нужна такая конфигурация элит, которая позволила бы избежать войны «начальства».
Все мы исходим из понимания, что на данном этапе сменить политический режим, ограничить власть президента с помощью внесения поправок в Конституцию не удастся. Государственная система слишком хрупка и нынешняя власть боится, что поправки в Конституцию приведут к краху режима, благо, где одна поправка, там и две, а где две поправки — там сотня, в результате чего правовая система превратиться в решето.
Но если это так, то задача № 1 — сформировать такую систему сдержек и противовесов для будущего путинского преемника, чтобы ему и в голову не пришло воспользоваться своей сверхчеловеческой властью для того, чтобы нарушить элитное равновесие.
Но как это сделать?
Говорят о необходимости сочетать несколько вариантов. Во-первых, как личность преемник должен быть человеком настолько безвольным, чтобы не посягать на установления своего предшественника. Во-вторых, он лично должен быть предан президенту. В-третьих, желательно, чтобы он сочетал и те и другие качества. Однако легко заметить, что даже самые безвольные правители, достигнув неограниченной власти, оказывались под влиянием фаворитов. А уж им то воли и желания делить госказну хватало с избытком.
Говорят о необходимости создания для Путина некой системы параллельной власти, которую бы он смог контролировать даже после отставки с президентского поста. Например, о возможности подчинить Путину Вооруженные силы. Или же одновременно отдать под контроль «Газпром» и прочие крупные корпорации, иначе говоря, создать опричнину посреди земщины. Верится в подобные сценарии с трудом. Ведь новый президент, пользуясь своей властью, завсегда может отнять ранее пожалованные угодья.
Говорят о необходимости создания в элите системы сдержек и противовесов. Дескать, президент будет от одной элитной группировки, а премьер — от другой. Но где гарантия, что они тут же не передерутся. Наличие «над ними» Путина? Но кто сказал, что над ними? Если Путин уходит в отставку, он что, будет увещевать их словом евангельским? По каким причинам толпа преемников будет его слушаться?
Есть люди, которые выступают глашатаями коллективного руководства. Дескать, будет коллективный орган из уравновешивающих друг друга олигархов и чиновников и они, под руководством Путина будут противостоять попыткам его преемника узурпировать власть. Как это будет реализовано практически, опять же никто не знает. В советское время несколько раз объявлялось «коллективное руководство» Политбюро. Заканчивалось это все стационарно — вся власть оказывалась у одного человека в течение трех лет. Так пришли к власти Сталин, Хрущев, Брежнев. Дальше победитель, усевшийся в центральное кресло, еще пару-тройку лет тратил на добивание своих конкурентов, после чего воцарялся на длительный срок.
Ни коллективное руководство, ни выделение под контроль Путина гигантской госкорпорации или даже всех Вооруженных сил страны не спасут его и, главное, его окружение, от удара со стороны преемника. К этому приведет сама логика развития политической системы — правитель должен быть один. В централизованном государстве, подобном нашему, эта логика работает железно.
Некоторые проповедуют, что Путин станет своего рода Дэн Сяопином. То есть верховным руководителем, не занимающим официально никаких постов, но контролирующим все. Ссылаются при этом на «древнюю китайскую традицию». Но дело даже не в том, что в России нет китайцев в достаточном количестве для утверждения подобной традиции. Механизм личной власти Дэн Сяопина не был «древним». Просто у власти находилось поколение, много претерпевшее в период культурной революции. Тогда должности не значили ничего. В самом деле, Лю Шаоци, формальный глава государства, председатель КНР, был фактически умерщвлен в годы «культурной революции».
Карьера того же Дэн Сяопина в те годы могла развиваться так: сегодня — могущественный заместитель Мао по партии, заместитель главы правительства и начальник Генштаба (все эти посты Дэн занимал одновременно), завтра — перевоспитываемый рабочий на каком-нибудь удаленном заводе, живущий под надзором «органов». При этом статус с «поднадзорного» на «высшего руководителя государства» менялся только за 1970-е годы несколько раз. В этих условиях ориентация на должности была бы глупа. Понятно, что те люди, которые занимались политикой в Китае того периода, ориентировались только на личности. Привычка осталась и после смерти Мао. Но с приходом к власти нового поколения руководителей роль официально занимаемых должностей вновь выросла. Сегодняшний лидер Китая Ху Цзиньтао занимает все высшие посты — генсека компартии, председателя КНР и председателя двух Центральных военных комиссий — партийной и государственной.
* * *
Исходя из вышеизложенного, повторить Дэн Сяопина у нас не удастся, ибо во власти нет целого поколения людей, ориентированных лично на Путина, считающих его Вождем и Другом вне зависимости от занимаемых постов.
Но ведь Борис Ельцин и его сторонники не понесли ущерба во время правления Путина, скажете вы. Все это так. Ибо Ельцин весьма мудро использовал для самосохранения совершенно иной ресурс, который обычно не учитывается в спорах вокруг сценариев преемства. Он подписал всю политическую элиту страны за себя. Непонятно? Сейчас поясним. Наша политическая и экономическая верхушка получила собственность в 1990-е годы, в годы правления Ельцина. Эта собственность была оформлена ельцинской Конституцией. Конституцию утвердил Ельцин. Следовательно, удар по Ельцину означал бы, что автоматически наносится удар по его детищу — Конституции.
Удар по Конституции означал бы удар по элите 90-х, старт тотального передела собственности. Этого наш правящий класс допустить никак не мог. Именно поэтому он согласился на неприкосновенность Ельцина. Именно поэтому он так трепетно относится к возможности внесения поправок в Конституцию. С Ельцина при жизни пылинки сдували. Мы не знаем, как — хорошо или плохо, относился к Ельцину президент Путин. Мы знаем лишь, что он был вынужден учитывать эти настроения. Потому никакого ущерба не претерпели ни сам Ельцин, ни его семья, ни олигархическое окружение «первого президента России».
Путин не может обеспечить безопасность себе и своим людям никакими бумажками о неприкосновенности, никакими коллективными руководствами, никакими «советами безопасности». Все это легко отменяется, как легко отменяется и статус международного чиновника. Гарантии со стороны Запада Путин вряд ли получит — Запад неоднороден, а президент Буш, который может их дать, вот-вот станет, если уже не стал, «хромой уткой». Он сам нуждается в гарантиях, если уж говорить всерьез. Другие же западные лидеры, рангом помельче, не смогут противостоять давлению США, если последним почему-то понадобится Путин для того, чтобы превратить его в нового Милошевича.
Поэтому гарантии Путину может дать только Россия как государство. А для этого надо связать Путина и страну, сделать так, чтобы Путин, если угодно, въелся в плоть и кровь государственных институтов, чтобы от него было невозможно отказаться. Задача эта нетривиальна. Повторить «подвиг» Ельцина не удастся. Принять путинскую Конституцию было бы очень хорошим ходом, но элиты боятся обвального пересмотра результатов 1990-х, и потому Конституция, как неоднократно заявлял Владимир Путин, останется в неприкосновенности. Значит, должны быть обходные пути.
Из новейшей истории мы знаем примеры, когда государственный деятель, уходя от власти, получал подобные гарантии. Например, китайский лидер Цзянь Цземинь, передавая власть нынешнему генсеку и главе КНР Ху Цзиньтао, стал видным марксистским теоретиком. Партийный съезд провозгласил, что Цзянь — фигура, сопоставимая с Мао и Дэн Сяопином, а придуманная уходящим руководителем «теория трех представительств» (изложение ее смысла увело бы нас слишком далеко от темы нашего исследования), была включена в партийный устав. Именно это обстоятельство до сих пор защищает Цзянь Цземиня и возглавляемую им «шанхайскую группировку» (китайский аналог питерских) от полного разгрома.
Наша логика находит здесь свое подтверждение. Уходя на пенсию, Цзянь Цземинь оставил себе пост верховного главнокомандующего. В Китае глава армии — председатель Центральной военной комиссии — избирается парламентом независимо от председателя КНР и не подчиняется последнему. Казалось бы — вот она, гарантия. Но как только Ху Цзиньтао обрел власть, он легко сломал сопротивление своего предшественника и добился его отставки с поста главковерха уже в 2004 году (между тем планировалось, что Цзянь пробудет в этой должности до нынешнего, 2007 года и, быть может, даже дольше).
Но пересмотреть решение партийного съезда гораздо сложнее, чем убрать бывшего руководителя с последнего крупного поста. За Цзянь Цземиня «вписаны» десятки миллионов китайских коммунистов. Они не могут без потери лица перед народом отказаться от теории «трех представительств». Вот и приходится терпеть и Цзяня, и его «шанхайских».
* * *
Подобная методика «вписки» за лидера популярна и в других странах, но, увы, неприменима в России. Дело в том, что китайские коммунисты слиты с государством. Партия не может исчезнуть, ибо она есть становой хребет КНР. Ее устав вполне стабилен. Коммунисты и вертикаль власти неотделимы друг от друга. Не то у нас. Партия «Единая Россия», которая хотела было принять некий «План Путина» и выдвинуть самого вероятного преемника президента в свою первую тройку, не может быть гарантом пенсионного статуса Путина просто потому, что сама является плодом политтехнологических усилий администрации президента.
Сегодня есть план Путина — завтра нет. Да и сама партия может легко перестать существовать, если Кремль решит, что ее надо подвергнуть реформе или переименовать.
Беда, однако, в том, что у нас нет ни одного политического института, который, подобно КПК в Китае, мог бы «подписаться» за Путина. Парламент слаб и неавторитетен, губернаторы назначаемы и как гаранты не годятся. Разумеется, можно созвать какую-нибудь Ассамблею народов России, которая заявит, что Путин — самое ценное, что только есть у дорогих россиян. Но на следующий день люди забудут, как эту Ассамблею звали.
Церковный собор? Увы, Церковь обладает огромным престижем в обществе, но как политическую силу ее никто слушать не будет. Русская православная церковь многие годы борется за введение предмета «Основы православной культуры» и никак не может его ввести в школах, где уж тут гарантировать преемственность президентской власти. Когда в октябре 1993 года в центре Москвы состоялась «маленькая гражданская война», патриарх пообещал отлучить от церкви тех, кто первым вступит в конфликт. Тем не менее Ельцин, как мы знаем, победил силовым путем и отлучен не был. Короче говоря, собрания, какими бы авторитетными они не были — слабая гарантия.
В нашем обществе единственным институтом, который обладает политической реальностью, является институт президентства. Но именно президентский пост Путин и покидает. Казалось бы, выхода нет?
И тем не менее один институт все же имеется. И этот институт обладает реальностью просто потому, что включает весь народ. Это институт референдума.
Решение референдума в наших условиях стоит решения китайского партийного съезда. Разумеется, оно не дает абсолютной гарантии. Но абсолютной гарантии не может дать никто, даже президент США.
Что выносить на референдум — это большой вопрос. И я прямо сейчас не готов дать на него однозначный ответ. Понятно, что не Конституцию, раз Путин категорически против этого варианта. Но это может быть программа развития страны на ближайшие годы, путинский пятилетний план, например. В общем, такой документ, который был бы аналогом «теории трех представительств» и мог послужить охранной грамотой для уходящего лидера и его окружения. Если Путин все же решится внести изменения, нет, не в Конституцию, а в закон о правительстве, в сторону ограничения полномочий главы государства, как уже предлагалось рядом аналитиков — это был бы идеальный вариант.
Или же это должен быть закон о статусе уходящего лидера. В любом случае, референдум позволяет «подписать» за Путина максимальное количество людей и сделать максимально безболезненным трансферт власти.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.