Всяк ищет своё в «Доходном месте»

Всяк ищет своё в «Доходном месте»

Почему Татьяна Доронина с ее обостренным гражданским чувством поставила на сцене МХАТ им. М. Горького пьесу Островского «Доходное место», написанную без малого полтора века назад, мне совершенно ясно. Старая пьеса предельно злободневна.

В чем же злободневность ее?

Первый ответ, кажется, на поверхности: тема взяток. В «новой» России они приобрели такой размах, какого и близко не бывало ни при царе, ни – тем более – при коммунистах. Будто зловещий пароль времени, хрипло раскатилось по стране иноземное каркающее слово: коррупция. И уже американцы, новоявленные задушевные друзья наши, вынуждены в своих газетах признавать: «Россия погрязла в коррупции как никогда».

Однако слишком проста была бы художественная задача при постановке классической пьесы – свести всё к обличению взяточничества и взяточников. К этому, конечно же, Островский не сводил свой замысел и в середине прошлого века, а уж современному режиссеру непременно должно рассмотреть в знакомом тексте нечто гораздо большее.

Когда говорят (вполне справедливо!), что классика всегда современна, имеется в виду постижение ее авторами таких социальных и психологических глубин, которые для каждого времени способны раскрыться какой-то особенно актуальной гранью. Так и с «Доходным местом».

История молодого человека, вознамерившегося жить честно среди окружающей бесчестности, но сломленного, первых же читателей и зрителей привлекла своей правдой и остротой. Тогда в ней видели прежде всего картину жизни, которая всей жестокой логикой своей понуждает честность идти на поклон к подлости.

В последующие годы пьеса знала множество постановок и всяческих трактовок. Остановлюсь на одной. И не только потому, что спектакль, осуществленный Марком Захаровым в московском Театре сатиры, стал одним из самых громких, ярких событий театрально-общественной жизни конца наших 60-х годов. Не только потому, что в спектакле этом поистине блистали Анатолий Папанов и Андрей Миронов. Главное – каков был режиссерский подход к пьесе.

Захаров тогда сделал центральной линию «мальчишек», которые «стали нос поднимать», «стали разговаривать». А основной смысловой и эмоциональный удар – на финальной сцене.

О чем он там говорит, возбужденный и пылкий Жадов, в кульминационном монологе? О том, что «общество мало-помалу бросает прежнее равнодушие к пороку». Что «у нас пробуждается сознание своих недостатков, а в сознании есть надежда на лучшее будущее». Что «начинает создаваться общественное мнение…»

Он говорил это и многое другое в своем XIX веке. Молодой, 33-летний Островский словами пьесы говорил. А в 60-х годах века двадцатого, дабы что-то усилить, а что-то ослабить ради своей идеи, режиссер пошел на купюры, то есть изъятия из авторского текста, и даже на некоторую добавку к нему.

Ну вот звучали ударные слова финала: «В юношах воспитывается чувство справедливости, чувство долга, и оно растет, растет и принесет плоды. Не увидите вы, так мы увидим»…

Это – слова Островского. И все это, как и предыдущее, Андрей Миронов – Жадов обращал сперва к старикам-чиновникам Вышневскому и Юсову, а потом – повторяя все то же самое! – к нам, к зрительному заду. Только, волею режиссера, с небольшой, но весьма существенной коррективой: «Не увидим мы, так вы увидите».

И зал, захлебываясь от восторга, взрывался ответными аплодисментами. У меня до сих пор щемит где-то под сердцем, как вспомню тот восторг…

А спустя четверть века после нашумевшего спектакля Марка Захарова обещанные «плоды» и «лучшее будущее» мы увидели.

В жизни. В сегодняшней нашей жизни. И вот в спектакле на сцене МХАТ имени М. Горького – тоже. Удивительное совпадение!

Стала ли она, наша жизнь, лучше для нас по сравнению с тем, что было 25 лет назад? Каждый судит об этом по-своему. Некоторые из моих сверстников – «мальчишек» 60-х годов, устроившись в новых властных, партийных, коммерческих структурах, чувствуют себя вполне хорошо. Да и сам Марк Захаров, публично предавший огню свой коммунистический партбилет, очень доволен.

Не знаю, как он сегодня поставил бы «Доходное место». Сегодня подобные темы его не волнуют. А Татьяна Доронина поставила так. В пьесе Островского она прочитала и в своем спектакле выразила весь ужас нашего нынешнего положения, когда подлость не просто торжествует, вынуждая честность идти к себе на поклон и в услугу, но становится узаконенной в общественном мнении нормой жизни.

Что есть оно, общественное мнение? Утвердившаяся в повседневном обиходе, господствующая, непререкаемо влиятельная оценка, что такое хорошо, а что такое плохо. И отсюда – оценка общественного поведения людей и их положение в обществе. Если, к примеру, большинством признано, что воровать или брать взятки – нехорошо, то нечестному человеку и руки не подадут, и в доме его не примут, и уж, конечно, не допустят во власть.

Вы скажете: надо еще доказать, что это нечестный человек. И передо мной тут же возникает ключевая, по-моему, сцена из доронинского спектакля – диалог Жадова и Вышневского в первом действии. Реплики пылкого идеалиста (А. Чубченко очень тонок, пластичен в этой роли), провозглашающего свою решимость жить честным трудом и найти поддержку себе в общественном мнении, будто о скалу разбиваются. Монументально величественный, абсолютно непоколебимый в своей многолетним опытом выработанной самоуверенности чиновник, каким его жестко и четко рисует народный артист России Г. Шевцов, безапелляционно изрекает:

– Вот тебе общественное мнение: не пойман – не вор. Какое дело обществу, на какие доходы ты живешь…

В точку! В яблочко, что называется. Если оставить в стороне такие общеизвестные достижения последних лет, как развал страны, уничтожение экономики, науки, культуры, обнищание народа, а посмотреть на нравственное состояние общества, то главное, что здесь достигнуто, – это утверждение в общественном мнении формулы: «Не пойман – не вор». И еще: «Какое дело обществу, на какие доходы ты живешь».

Во времена Островского тоже действовали такие неписаные нормы. Против них-то он, да и вся наша родная литература русская в лучших ее образцах восставали со страстью и гневом.

Кое-что изменилось потом. Не говорю, будто не было у нас в годы Советской власти взяточников и воров. Были. Но – выставить напоказ наворованную роскошь все-таки не могли. Поскольку и суд, и – что самое главное! – общественное мнение были против них. Потому и воровать стали гораздо меньше.

Кстати, это отразилось при постановке «Доходного места» в 60-е годы. Тему взяточничества Марк Захаров тогда существенно приглушил, изымая из текста целые куски. Не очень-то актуально звучало! А вот когда потребовалось «демократам» ошельмовать коммуниста Лигачева (помните?), навесили ему именно ярлык взяточника. Понимая: в сформированном за советские годы общественном мнении это сработает сильно. Характерно и то, что не доказали ничего, хотя уж как копали. Потому что ничего за ним не было.

А сейчас? Вот бы так же копнуть под новой номенклатурой! Нет, не копают.

Больше того. Выступает, например, минувшим летом по телевидению один из богатейших наших бизнесменов. Заранее разрекламировано: будет бомба. И действительно, бомба разрывается – миллиардер обвиняет во взяточничестве двух крупнейших государственных чиновников. Сенсация!

Да, да, своего рода сенсация, хотя о том, что эти деятели нечисты, мы слышали уже и от Руцкого. Но что дальше, после этой телебомбы? А ничего. Ровным счетом. Мелькнула где-то заметка, что один из обвиненных вроде подал в суд за клевету. Однако состоялся ли этот суд, какие материалы рассмотрел, какое решение принял – мы ничего не знаем.

Да это уже и перестало наше общество интересовать. Люди знают: ОНИ – воруют. И все те чиновники, и тот предприниматель с компанией. Разворовывают и уже почти разворовали Россию. Но – вот основное завоевание «демократических» реформ! – это людей уже не очень колышет.

И когда опять же по телевидению обозреватель демонстрирует строительство гигантских личных дач наших министров и прочих вождей, намекая, что на зарплату такое вроде не возведешь, он при этом не бьет тревогу. Нет. О, какой шум поднимал тот же телеведущий в недавнем прошлом, выискивая привилегии партократов! А теперь, оказывается, министерское строительство он показал лишь для того, чтобы подчеркнуть: у людей наших исчезла зависть. Вот привезли группу людей на место, провели, возле этих дач – а они не завидуют. Дескать, и у них теперь есть возможности. Это обозреватель считает так…

Какая глупость! Неужто в самом деле у нас создано общество равных возможностей? Для министра, директора – и, скажем, рабочего?

Нет, люди уже терпимы к несправедливости потому, что отчаялись и привыкли. И более: несправедливость, нечестность, подлость стали уже оправдываться достигнутой свободой, неограниченным беспределом в действиях и поступках.

Таков глубочайший нравственный (вернее – безнравственный) переворот, произведенный в общественном сознании и общественном мнении. Зря что ли первопроходец «реформ» Гавриил Попов внушал, что взятки надо как бы узаконить? А ведь эта логика подмечена и отражена была еще Островским в «Доходном месте». Дословно предугадан Гавриил Харитонович в философствовании Фелисаты Герасимовны: «Не взятки, а благодарность!»

Отмечу, что заслуженная артистка России Л. Кудрявцева весьма колоритна в образе этой самой Фелисаты Кукушкиной. Достойнейший ее партнер – народный артист России Ю. Горобец в роли Юсова. Особенно ярок он, как и А. Корольков – Белогубов, в сцене гулянья в трактире. И режиссером мастерски создана тут стихия безудержного победного торжества. Напоминающего упоение сегодняшних «новых русских». Как же, мы теперь – «члены общества», хозяева жизни, нас «все уважают»!

В общем, знай наших. А откуда средства, на которые имеем возможность широко жить, – никого не касается…

В самом деле, вам разве конкретно что-либо известно, откуда у многих сегодняшних чиновников и банкиров такие бешеные деньги, которые составили вдруг их огромное состояние и на которые они приобретают «мерседесы» и «вольво», возводят виллы и особняки, ездят на Багамские и Канарские острова? Разве кто-нибудь способен по-настоящему расследовать это? Разве результаты таких расследований публикуются в газетах?

Нет, тут наша хваленая гласность не срабатывает. Тут – коммерческая и государственная тайна. Да и «новая» мораль.

Вспомните: «Какое дело обществу, на какие доходы ты живешь?»

Вспомните: «Не пойман – не вор».

Но никто особенно и не ловит. Известный публицист либерального толка, давно специализировавшийся на криминальной теме и проблемах коррупции, недавно констатировал: «В прошлом были правила игры, хорошие или плохие, какие бы то ни было. И еще был страх. А теперь нет ни страха, ни правил».

Страх перед заслуженным наказанием – это, думаю, неплохо. Лучше, чем беспредел вседозволенности.

Ну а «правила игры» – это как раз общественное мнение.

В финале Жадов, преодолев временную свою слабость, произносит тот страстный монолог о «лучшем будущем». У Чубченко это звучит проникновенно, горячо:

– Я буду ждать того времени, когда взяточник будет бояться суда общественного больше, чем суда уголовного.

Да хотя бы уголовного нам для начала! А то ведь не часто до него доходит, редки случаи.

Смотря этот спектакль, я думал о судьбе сегодняшних Жадовых. Один из них, на мои взгляд, – Дима Холодов, которого мысленно я называю так: святой Димитрий из города Климовска. Ясно же, в нравственном отношении он несравненно чище и бескомпромисснее многих своих коллег, которые, увы, продажности не избегают.

В спектакле Вишневский, злорадствуя по поводу отступления сдавшегося было Жадова, восклицает: «Вы честны только до первой встречи с нуждой!» Но бывает еще и встреча с богатством, бывает искушение деньгами, комфортом, властью. Всякий ли честный человек выдержит это, особенно если результат неимоверных твоих усилий в борьбе с бесчестьем – почти нулевой?

Кого там отдали под суд из всего начальства Западной группы войск? Генерала Селиверстова? Он – главный коррупционер? Он – единственный?

Тревожно, страшно за судьбу честности в обществе, где тон задает и правит бал тотальная бесчестность.

Под занавес – несколько слов о рецензии на спектакль «Доходное место», которая появилась в газете «Коммерсант-Дейли».

Доронину обвинили в «хрестоматийном прочтении классики». Поначалу ей вроде противопоставили Андрея Гончарова с его «Жертвой века» – актуализированной (как сказано) «Последней жертвой» в Театре имени Маяковского. Однако потом вдруг оказывается, что гончаровское прочтение классики автора «Коммерсант-Дейли» тоже не устраивает: «Всеми силами пытались объяснить зрителю, как следует Островского понимать, – получилось вульгарно и скучновато». А у Дорониной, видите ли, «странно и тоже невесело…»

Принося извинения за хамский личный выпад журналистки, которым она позволила себе оскорбить в конце статьи женщину-режиссера и который даже привести здесь не могу, хочу сказать театральному коллективу: не вздумайте поверить, что у вас действительно получился плохой спектакль. У вас очень хороший спектакль! Хороши и Е. Глебова в трудной роли Анны Павловны, и Ю. Зыкова – Юленька, и Е. Катышева – Полина, и заслуженный артист России Г. Кочкожаров – Досужев… Очень точно стилизованы декорации заслуженного деятеля искусств Таджикистана В. Серебровского и вся музыкальная ткань, над которой работал композитор В. Соколов. Словом, прекрасный спектакль, в лучших традициях русского реалистического театра.

А не понравился рецензентке, судя по всему, даже не столько спектакль. ЕЙ не нравится сама пьеса. ЕЙ не по душе русская классика, которая, в ее восприятии «невыносимо скучна даже для пособия дореформенной школы».

Что ж, это-взгляд на Островского новой буржуазной прессы. Он иным и быть не может. И портреты Грибоедова, Пушкина, Гоголя на стене каморки Жадова в доронинском спектакле неспроста выдаются в статье за пример школярского подхода «учителя русской литературы».

Между прочим, главный смысл режиссерского подхода и состоит в обращении к общепризнанным лидерам совести, изображенным на портретах, а через них и к современному зрителю со словами Жадова: «На них благословение потомства; без них ложь, зло, насилие выросли бы до того, что закрыли бы от людей свет солнечный…»

Святая правда в этих словах! И если мы еще сможем чем-то спастись в навалившемся на нас безумии, если что-то может укрепить нашу веру, совесть, это – наша великая русская литература, всегда исповедовавшая и утверждавшая неколебимое противостояние добра всемирному злу.

После того, как в 1994 году был поставлен Татьяной Дорониной этот замечательный спектакль, мало что изменилось в российской жизни. В ней по-прежнему торжествуют хищники, а честный человек мучается, страдает, пропадает.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.