5

5

Само по себе ни то, ни другое событие не могли сильно изменить ситуацию, но измученный неудачами Банных совсем потерял терпение и 2 марта вышел на публику – впервые после катастрофы. Запись об этой встрече имеется у меня в изложении Алексея Грибкова, председателя «Геблеровского экологического общества». Привожу ее как есть:

«2 марта в Барнауле прошла встреча Анатолия Банных с представителями Общественной палаты Алтайского края и общественных организаций. Анатолия Банных пригласил Константин Емешин, который и вел встречу. В этой встрече, в том числе, участвовали:

Бутина Мария Валерьевна

Гришковец Алексей Петрович

Дворников Виктор Миронович

Дербан Галина Васильевна

Дитц Александр Христианович

Емешин Константин Николаевич

Степурко Андрей Викторович

Трощий Евгения Алексеевна

Шишин Михаил Юрьевич

Кине Акай Кимович (Республика Алтай)

Грибков Алексей Владимирович.

Анатолий Банных подробно рассказал, как развивались события, имевшие место 9 января на хребте Сайлюгем в Республике Алтай. По его словам, к охоте готовились за полгода. Организатором охоты был В.Я. Каймин, у которого, по мнению Банных, имелись все разрешительные документы (как показала переписка Сибэкоцентра с Росприроднадзором, никаких разрешительных документов на отстрел архаров у Каймина не могло быть, поскольку они не выдавались в 2008 г.). О том, что охота будет производиться на архаров, Банных не знал. Также Банных не имел при себе оружия, по его словам, он полгода, как продал все ружья. Прибыв на гору Черная, с вертолета увидели стадо архаров. Вертолет совершил посадку и высадил охотников, после чего облетел стадо архаров и нагонял их на стрелков. Два барана были убиты, третий был ранен и стал уходить вверх по склону горы. Вертолет забрал стрелков и стал преследовать подранка. На скорости примерно 70 км/час, поднимаясь вдоль склона, вертолет «просел», начал вращаться и зацепил хвостовым винтом поверхность горы. Перед тем как началось падение, Банных решил, что отключился один двигатель. По мнению Банных, двигатель, возможно, успел отключить во время падения Пидопригора, находившийся на месте второго пилота. После крушения Банных некоторое время находился без сознания, после чего, вместе с пилотом М. Колбиным, стал оказывать помощь другим пострадавшим. Оказав первую помощь выжившим, Банных и Колбин попытались включить аварийный радиомаяк, находившийся в исправном состоянии. Но не сумели этого сделать по незнанию. Анатолий Банных подробно описал характер травм, полученных им самим и другими пострадавшими, и условия пребывания на месте катастрофы до их обнаружения. Анатолий Банных заявил, что глубоко потрясен всем случившимся и подал заявление об уходе с поста вице-премьера Республики Алтай. Кроме того, он активно развивал мысль о том, что Администрация Алтайского края раздувает скандал и даже «куда надо заносит деньги». От прямого вопроса, кто именно стрелял в архаров, Анатолий Банных уклонился. Членами Общественной палаты Анатолию Банных были заданы вопросы, в том числе не связанные с катастрофой вертолета.

Так, Виктор Дворников спросил про отношение Анатолия Банных к проблеме строительства газопровода через плато Укок в Китай. Анатолий Банных сказал, что считает строительство газопровода экономически целесообразным и оправданным, а издержки и возможные негативные последствия незначительными и несопоставимыми с экономической выгодой для Республики.

На вопрос о возвращении в республику «Укокской принцессы» Банных ответил, что Газпром делает для этого все необходимое. Не раз было подчеркнуто, что правительство республики и Газпром очень много сделали для экономики и социальной сферы в регионе.

Присутствовавшие члены Общественной палаты: Дербан, Степурко, Трощий высказали осуждение ведущейся в СМИ в отношении Анатолия Банных кампании. Звучали также предложения развернуть общественную кампанию в поддержку Банных».

Прежде всего умиляет вот это «осуждение ведущейся в СМИ кампании». Еще пуще – предложение встать на защиту Анатолия Банных. Отмечу, кстати, что никто ведь и не встал.

– Мне говорили, что Банных нуждается в реабилитации, что он сейчас в жутком стрессе, – рассказывал мне тогда же о своих впечатлениях от этой встречи член алтайской Общественной палаты бизнесмен Виктор Дворников. – Однако я увидел вполне оправившегося от потрясений человека: цепкого, адекватного, молниеносно реагирующего на оппонентов. Он вспоминал, как помогал раненым выживать. И так жалостливо, что я сказал: «Судя по вашему рассказу, вам надо дать Звезду Героя». А в его версии того, как проходила охота и как разбился вертолет, я почти ни во что не поверил.

Вполне вероятно, Анатолий Банных просто таким образом попытался вбросить информацию в народ. Он говорил то же, что и на пресс-конференции 12 февраля, которая так и не пошла в свет. Причина проста: видео – все же документ, а формат закрытой встречи, на которой ни видео, ни аудиозаписей не велось, давал возможность при необходимости отречься от всего сказанного.

А необходимость отречься могла появиться. Вот, например, сравните тезис «По его словам, к охоте готовились за полгода. Организатором охоты был В.Я. Каймин» со словами Банных о том, что в новогодние каникулы ему позвонил Косопкин, предложил поохотиться и Банных сорвался из Индии в Горный Алтай. Кого при этом считать организатором? Все же не Каймин звонил Косопкину, и не Косопкин – Каймину. Наверняка после звонка Косопкина Банных сам позвонил Каймину и сказал что-то вроде: «Яшбаич, мы едем, готовься!» Да ведь надо еще помнить и о том, кто оплатил вертолет.

Все та же байка про маячок, и про Колбина, который, имея больше 1400 часов налета, не знал, как включается устройство, от которого зависела его жизнь, и жизнь еще троих человек. Это – вопросы только к тому, что Банных сказал. Но еще остается много вопросов к тому, о чем он говорить не стал.

Возможность задать их появилась у меня буквально на следующий день после встречи Банных с общественниками. Вечером мне позвонил Андрей Степурко и с какими-то странными интонациями спросил, а не попить ли нам чаю и не обсудить ли разные вопросы.

Я в общем-то отлично понимал, какие вопросы он собирается обсуждать. «Хорошо, я приеду», – сказал я.

Примерно через час мы встретились в клубе «Чаплин». Степурко начал издалека. Минут 20 мы разговаривали о молодежи, о ситуации в стране и еще фиг знает о чем. Потом он как-то подвел к ситуации вокруг вертолета. «Ты много про это пишешь? Зачем?»

Я ему пояснил:

– Я – журналист. Собкор.

Он не поверил, намекая на заказ:

– Этого мало.

И тогда я ответил ему «по-пацански» – может не очень красиво, и не сильно продуманно, но честно:

– Плюсом к архарам есть еще и дом на Профинтерна, это незаконная стройка. Колганов за нее готов жизнь положить. А Банных стоит за Колгановым, покровительствует ему. Это не первый раз, когда грубо нарушен закон. А наказание не просматривается. Значит, у всех в этой цепочке должны быть хотя бы большие неприятности. И они есть.

Степурко удивился. «Если это так, то снимаю перед тобой шляпу». И спросил: «А ты можешь Банных все это в глаза сказать?». Я удивился: «А чего такого? Скажу». Степурко: «Не против, если я ему позвоню?». «Звони». Он позвонил. Банных сказал, что он в Налобихе, но если мы подождем полчаса… Я сказал, что встреча нужна ему, а не мне, мне-то все равно. Так что пусть торопится. После этого мы начали снова говорить о разном.

Степурко сказал такое: «Я думал, это его (имелся в виду Банных) изменит. Все же он в третий раз упал. Это же что-то значит. Вот у Вдовина внучка больна – у нее саркома кости. Вдовин все бросил, спасает ребенка. А Анатолий какой был, такой и остался».

Приехал Банных. Мы прошли из зала в отдельную комнатку. Сели. Банных спросил: «Сереж, что происходит?» Он был очень злой. Так плохо ему не было никогда, даже после смерти Баварина – а я с ним тогда говорил. Тогда у него была усталость, но другая: она смешивалась с горечью, по-моему искренней. А тут было непонимание: как это у него, всемогущего, такие проблемы? И кто ему их устроил – какой-то Тепляков?!

– Зачем ты пишешь неправду? – говорит он.

– Что именно?

– Про 28 баранов. Будто мы их куда-то сбрасывали, закапывали в снег.

– Ты прочитай все, что написано, и предъявляй мне претензии только за мое.

Банных сказал: «Я свои ружья продал перед отъездом в Москву и охотничий билет сдал». Однако на вопрос, что же могло помешать ему стрелять из чужого ружья, Банных ответа не дал. Очень болезненна для Банных была версия о том, что он и Колбин намеренно не включали аварийный маячок – ждали, что первыми к ним подоспеют спасатели Республики Алтай. О маячке Банных сначала говорил, что у него сломалась антенна. Я напомнил ему, что спасатели включили маячок сразу по прибытии, и значит, антенна здесь ни при чем. Тогда Банных стал говорить, что Колбин не знал, как включается маячок. Я удивился: окончивший училище, летавший четыре года Колбин не знал, где у маячка кнопка? Это так же осталось без комментариев.

Отдельная претензия Банных была к тому, что я 11 января звонил ему домой (но об этом я уже написал).

Примерно минут через 10 после начала разговоров, поняв, видно, что я ни каяться, ни мириться не буду, Банных сказал:

– Серега, а если тебе голову битой бейсбольной разбить?!

Я, честно говоря, разозлился и сказал:

– Толя, а ты знаешь, сколько в городе народу, который готов оторвать тебе голову?! Ко мне люди приходят, спрашивают, чем помочь.

К идее настучать мне по башке бейсбольной битой он возвращался еще дважды, третий раз – в самом конце, когда я уже уходил. Видно, он уже не однажды все это в красках представлял. Каждый раз я описывал ему последствия, также в красках. Интересно, что даже небольшого испуга у меня не было. Время от времени Степурко вмешивался в беседу и пытался чуть погасить накал.

– С чего ты взял, что мы с Колбиным были на земле? – сказал Банных.

– Я пишу: «возможно», предполагается», – ответил я.

– Мы были в вертолете. Бараны лежали сбоку (из этих слов я понял, что после охоты баранов погрузили в вертолет и собрались лететь. Тут он и рухнул). И тут мы упали. Нас бросало по салону.

– И как же ты при этом всего-навсего один палец сломал?

Хоть я уже и приводил его ответ, но тут повторю его полностью:

– У меня ушиб позвоночника, сломаны ребра, перелом носа, перелом пальца. Меня часы спасли (тут он показал на часы на левой руке – массивные, видать, золотые, на ремешке). Я зацепился часами и повис. Вот (он показал на шрам на внешней стороне кисти) это мне заводной головкой руку ободрало. Мы час десять были без сознания. Ты представить себе не можешь, каково это. На моих руках умер Ливишин. Осталась без отцов куча детей. Мне теперь со всем этим жить. А ты пишешь про меня… Я Васю Вялкова знал 10 лет!

Из слов Банных можно было понять, что ему больше других нравится версия диверсии. «Следствие установит, почему вертолет упал». «То есть, ты намекаешь, что это была диверсия?» – спросил я. Он что-то не очень внятно ответил.

Подтвердил он, что за штурвалом в кресле второго пилота был Пидопригора. «Он опытнейший пилот, Баяндин сам его попросил, потому что для Колбина это был первый полет в горах». Пытался намекать на то, что охота не могла быть незаконной: «С нами же был Каймин, глава комитета по охране природы». Тут я ему сказал: «Против Каймина в 2006 году было дело возбуждено за организацию незаконной охоты – вот какой он защитник природы и зверья».

Отдельный разговор был про архаров. Как я понял, Банных искренне не видел в их убийстве особой беды.

– Зачем ты пишешь, что охота на них запрещена? В Монголии, в 6 километрах от этой горы, их можно стрелять сколько хочешь. Зайди в Интернет, там туры предлагаются.

– А я знаю, что в Монголии архаров несколько тысяч, и там их можно отстреливать. Но ты-то в России.

– Зачем ты написал, что мы отклонились от полетного маршрута?!

– Это официальный документ Росавиации.

– Зачем ты написал, что Бердников был пьян и должен был лететь на охоту? Бердников никогда на охоту не летает, у него давление, он не переносит вертолет. Зачем ты написал, что Бердников был пьян?

– Толя, а кто мешал Бердникову высказаться?

– Бердников Косопкина видел один раз четыре года назад в аэропорту.

Отдельный разговор был по интервью Владимира Мамонтова, главного редактора «Известий». Сказал, что готовятся судебные иски к Мамонтову. Их так и не последовало.

В конце концов я его известил, что я хочу довести до конца журналистские расследования не только по охоте:

– Есть такая стройка на улице Профинтерна. Колганов решил за нее жизнь положить, а ты стоишь за Колгановым, и значит отвечаешь за него по полной.

– Что за стройка? – не понял Анатолий.

– Профинтерна, 7а. Съезди, посмотри.

– Мне Колганов, когда я был 25-летний пацан, давал советы, жизни учил, – сказал Банных. – И я не могу об него сейчас ноги вытирать.

– Ну смотри… – сказал я. – Держись за него до конца. Но проблемы у вас будут общие.

Банных все пытался пояснить, как ему тяжело. В конце разговора Банных сказал:

– Ты пиши. Только правду пиши, я тебя прошу. Но мне больше не звони, я с тобой никогда разговаривать не буду.

Напоследок он еще раз помянул про биту, я ему еще раз сказал, что даже думать об этом не стоит. Степурко вышел со мной. Я ему сказал: «Интересный вышел разговор». Степурко не отрицал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.