Номенклатура на службе мафии

Номенклатура на службе мафии

Посмотрим как обстоит дело с противодействием преступникам в московской вотчине номенклатурной империи. Прежде всего, посмотрим на теоретическое обоснование подходов в этой области у подначальных Лужкову чиновников.

Лужков определил свою главную жизненную ценность скорее как криминальный авторитет, а не как общественный деятель: “Быть свободным — это предельно важное для меня обстоятельство. И я всегда мог себе это позволить” (АиФ, № 51, 1996). Но все-таки главным обоснователем всякого рода политических позиций при мэре Москвы был известный нам по “Мятежу номенклатуры” господин Донцов, широта интересов которого к должностям самого разного профиля чем-то напоминает повадки Германа Геринга.

Как известно, “наци № 2” был одновременно главным лесничим, возглавлял Люфтваффе, да еще имел один из высших партийных постов в НСДАП. Вот и Донцов долго совмещал должность начальника Государственно-правового управления с заботами уполномоченного по делам казачества.

Главный казак мэрии Москвы в первом ноябрьском номере газеты “Россия” за 1995 говорил об универсальном рецепте борьбы с мафией. Вы думаете если Донцов — полковник милиции, то он собирался усиливать правоохранительные структуры? Ничуть не бывало. Он предлагал предпринимателям вступить мафией в конкурентную борьбу!

Давайте представим себе эту картинку. Честные торговцы пытаются конкурировать с вооруженными мафиози при полной безучастности со стороны милиции. Собственно, эту картинку мы можем видеть каждый день с ее наиболее безобидной стороны — дикие цены, некачественные товары и никакой конкуренции.

В этой ситуации ни один честный торговец не может оставаться таковым, ибо против вооруженного вора с кулаками не попрешь, а люди вроде милиционера Донцова и не собираются бороться бандитами. Они наоборот, призывают к умиротворению и наблюдают со стороны, приговаривая: “А что это Александр Васильевич у нас ничего не ест?” Мол, свобода обеспечена, а вы, предприниматели, все никак не хотите воспользоваться ее плодами.

По меньшей мере нелепо в условиях доминирования мафиозных структур предлагать торговцам бросаться на их пулеметы. Это скорее можно расценить как предложение, исходящее от самих мафиози. Мол, “подлазьте поближе к нашим пулеметам”. Или же это предупреждение: “Знайте! Помощи вам ждать неоткуда!”

Блестящее изобретение — вступить с мафией не в правоохранительную, а в конкурентную борьбу! Попробуйте, может выживете!

Вот три примера альянса между преступниками и чиновниками.

Первый пример. Известно, что московский мэр особое внимание уделял развитию сети московских автозаправочных станций. Для этого пришлось даже принять меры против передвижных автозаправок. Это лоббирование частной торговли бензином понятно, но оказывается, что из прибыли в 25 млн. долларов в год примерно 6–8 млн. уходят в криминальные круги и на взятки чиновникам. При этом рентабельность автозаправочных станций в три раза превышает рентабельность аналогичных заведений за рубежом. Не случайно в столице на какое-то время был объявлен сезон отстрела владельцев автозаправок, и номенклатура подгребла этот доходный бизнес под себя.

Второй пример. Обстановка в столице характеризуется тем, что “ни один специалист не берется указать в Москве место, где не ступала бы нога чеченца-мафиози. Наибольший интерес эта община проявляет к центральной части города: тут она “держит” многие гостиницы, сотни магазинов, ресторанов, кафе, коммерческих фирм” (НГ, 16.02.96). Лужков об этом молчок. Интересы-то общие!

Третий пример. Лужковская милиция использовалась как наемники номенклатурно-олигархического альянса. Бывший депутат Моссовета Г.Иванцов, в течение ряда лет работавший как активист московского движения очередников на получение муниципального жилья, был предупрежден о том, что ему не поздоровится, если попытки контроля распределения жилья со стороны движения будут слишком упорными. В конце концов ему сказали: “Ты заказан”.

Поскольку Герман Сергеевич не внял предупреждению, против него была осуществлена ментовская провокация. Около полуночи он был захвачен по выходе после очередного собрания очередников и в наручниках увезен в отделение, где ему рассказали, что сделают с ним все, что пожелают. Отчаявшись запугать общественного активиста, милиционеры инсценировали задержание: сунули Иванцову в карман пачку фальшивых долларов, а во внутренний карман — пистолет “вальтер” с одним (почему-то только одним) патроном. После этого его вывезли на одну из московских площадей, сняли наручники и вытолкнули из машины, чтобы в следующий момент снова заломить руки за спину и приступить к формальным процедурам.

Несколько дней Иванцову пришлось просидеть в кутузке. Его друзья названивали по телефонам и даже устроили пикет протеста. И здесь помог Н.Гончар, который, надо отдать должное бывшем председателю Моссовета, не отказался от своего былого коллеги, а все-таки поднял трубку и позвонил в отделение. Вероятно, это остановило зарвавшихся провокаторов — Иванцов был отпущен, хотя дело против него все-таки было возбуждено.

Это типичная история того, как лужковская милиция стала прикрытием, “крышей” теневого бизнеса, расхищающего бюджетные средства города.

Один из опальных судей Мосгорсуда так описывал свою службу: “В течение пяти лет я работал в невероятно агрессивной среде. Конечно, существовала судебная власть, но она торговалась с другими властями”. В московском суде “очень часто судья, прежде чем начать процесс, звонил начальству, чтобы спросить, какой надо вынести приговор”. Он рассказал об “особых” делах — касающихся мэра Юрия Лужкова — вести которые поручалось фаворитам председателя суда, в обмен предоставлявшим квартиры и повышения в должности (Le Monde, 12 июля 2001).

Милицейское покрывательство криминально-национальных группировок — серьезнейшая проблема для тех, кто будет восстанавливать город после Лужкова. Благодаря Лужкову, вместо здравой политики карманная Мосгордума рассматривала пустопорожние проекты местных законов о “дружбе народов”. Одновременно политика Лужкова планомерно закладывала будущий конфликт между русскими и прочими национальностями. Предоставляя преимущества диаспорам, Лужков вытеснял русских из всех доходных сфер деятельности. Русские превращались в городскую нищету, которая даже побираться не могла, потому что попрошайничество стало организованным бизнесом цыган и таджиков. (Лужков даже намеревался ввести лицензирование для побирушек — при наличии регистрации в Москве, медсправки, заключения органов соцобеспечения и других документов. У русских нищих требовали справок, у нерусских — мзды.) Колхозные рынки в Москве стали восточными базарами, автосервис и розничная торговля захвачены азербайджанцами. Даже среди глав администрации в практически полностью русской Москве аномально высоким оказалось представительство кавказцев.

На Московских рынках в конце ХХ века работало около миллиона человек. При этом 20 % работающих были жителями Москвы и Подмосковья, 20 % — жителями других регионов России, а 60 % — иностранцы, преимущественно из Закавказья и с Украины. Попустительство московских властей позволяло пропускать через эти рынки огромные партии товаров по поддельным документам, не платить налоги (мзда милиции и уголовникам всегда меньше налогов), не соблюдать требований качества, подделывать торговые марки и т. д.

Лужков с подельниками полностью разорил общественное питание в столице. Вместо того, чтобы довести до приличного состояния вечно грязные столовые, Лужков просто смахнул их в одночасье. Теперь место общедоступных столовых занимают “Макдоналдсы” и “Пицца-хаты” со своей толкучкой и нерусскими блюдами, готовящих население к массовым желудочным болезням. Попытка составить им конкуренцию в виде сети “Русских бистро” захлебнулась потому, что мэрские чинуши отдали этот бизнес на откуп армянской диаспоре, которая видела как делается прибыль в столице и действовала также — паразитировала на ранее созданных материальных ценностях.

Бизнесмены, видя взаимную любовь чиновников и уголовников, вынуждены приспосабливаться, рассчитывая только на свои силы и пытались переломить ситуацию.

Социальная функция уголовников (А.Краснов. Мысли вслух.)

Сейчас бизнес договорился с бандитами и разговоры о “наездах” бандюков ушли в прошлое. Бизнесмены склонили бандитов принять правила игры, в которых невыгодно разорять тех, кто платит разумные деньги за “крышу”.

По прежним уголовным законам смена “крыши” не приветствовалась. Существовало понятие “криминальный рубль”. На рубле ставили подпись и передавали бандиту как символ зависимости. После этого право сменить “крышу” отсутствовало. Но со временем появился признак развитого феодального общества — “Юрьев день”.

Без функций службы безопасности, которую выполняют бандюки, жить бизнесмену сложно. Нерегулированный рэкет, которого неизвестно когда и откуда ждать, куда как опаснее, чем дополнительный вид налога для охраны, защищающей твой бизнес. Если бизнесмен заключает сделку, и рядом сидит бандюк определенного уровня, а у партнера — такой же бандюк, то сделка гарантирована от грубого шельмования. В случае накладок, бандюки выясняют отношения между собой. Поскольку без серьезного повода “хлестаться” им неохота, то взаимоотношения нормализуются спокойно.

Если раньше на встречи они ездили стаями на нескольких навороченных машинах, то теперь мода ушла. На встречу приходит один человек, видит другого бандита, говорит что-то вроде “Виделись…” и разговор идет без надрыва. Бандюк никогда не наедет на бизнесмена, если знает, что над ним есть чья-то “крыша”.

Бандиты сегодня начали выполнять важную социальную функцию. Представим себе два акционерных общества, одно из которых перевело другому миллиард рублей за товар, а товар не приходит. Идти в арбитражный суд? Будешь судиться полгода, потом полгода ждать решения высшей инстанции по апелляции, а потом обнаружишь на счету у своего партнера сухой ноль рублей. Никакой ответственности владельцев денег нет, через государство никаких мер воздействия тоже нет.

Бандиты такого оборота дел не признают. Они приезжают и спрашивают: “Кто деньги брал?” Про юрлица разговоров не слушают, а подчас даже не понимают. У них принцип предельно понятен: ты брал деньги, ты и отвечай. Причем разговор не обязательно доходит до угроз или расправы. Приезжают разбираться, допуская, что партнер может быть прав, что у него есть аргументы. Если проблема решена — расходятся с миром, заплатив бандюкам за “стрелку” — плата за посредническую услугу (аналог госпошлины). Так эффективно работает бандитский арбитраж, уступленный криминальному миру государством.

Бандиты начали уже выполнять функцию представительной власти, защищая своих бизнесменов. Если чиновник-беспредельщик начинает есть бизнесмена, стремясь уморить его дело, или думает выдоить больше, чем это возможно, организованные преступники понимают, что отнимают также и у них. Когда они узнают, что их бизнесмен потерял на этом столько, что наемный киллер будет стоить меньше, то они стараются сообщить об этом зарвавшемуся чиновнику.

Недалеко то время, когда бандиты будут выполнять функцию представительной власти в защиту наемных работников. Когда последние объединятся в нормальные профсоюзы, то “опыт Запада” в области взаимодействия с организованной преступностью будет задействован моментально, и любой директор, который не выплачивает зарплату, ссылаясь на “объективные сложности”, но строит себе трехэтажную дачу, сразу почувствует это на себе.

Ельцин избавился от представительной власти, раздавил местное самоуправление, превратил думцев в шутов гороховых — получи функцию представительной власти в криминальной упаковке. Природа и здесь не терпит пустоты!

Надо сказать, общество не может потерпеть, чтобы бандиты-рэкетиры становились слишком сильны. Да и сам преступный мир никогда не в состоянии исполнять государственные функции в достаточно широких масштабах. Если бандиты усиливаются, они седлают чиновников всерьез. Тогда возникает противоядие в виде эскадрона смерти. Беспредел становится социальным заказом. Появляются и исполнители, которые вне всяких законов криминального или легального мира кончают бандитов где придется.

Люди жадны, жестоки и глупы. Бандюки в этом смысле удивительно жадные, удивительно глупые, удивительно беспардонные и бессовестные. Но они прекрасно понимают, что если ты сегодня наехал на другого бандюка и отобрал у него право контролировать чей-то бизнес, то завтра про тебя может пойти слух, что ты беспредельщик и иметь с тобой дело нельзя. В следующий раз ты попадешься еще под чей-то беспредел, и никто за тебя не заступится.

Бандюки — выдающиеся люди по подлости. Это искрометные, феерические подлецы! Их сила в подлости. Но они знают, что у любой другой силы есть такие же подлецы, которые постараются найти способ, чтобы тебя подставить. Они могут даже сделать вид, что забыли нанесенные обиды, а через полгода просто шлепнут у подъезда.

Все это заставляет преступный мир жить по принципу “нам чужого не надо”. Нарушать сложившееся положение дел может только очень большой соблазн. Тогда могут даже не посчитать это беспределом — ну не утерпел парень!

Ужас в том, что функцию грабителей и душителей бизнеса выполняет государственный чиновник. Чиновников безумно много, с ними договориться по уму крайне сложно, у них не сформировалось корпоративной этики. Гнет номенклатурных князьков ужасен. Если предприниматель не найдет себе поддержки в лице супрефекта или префекта, ему придется очень туго.

Если бандит беспокоится о судьбе своего бизнесмена, снижает плату за свои “услуги”, если видит, что бизнес загибается, то чиновники — типичные беспредельщики. Они не понимают, что если вымя отрезать, то молока не жди.

Бандитам приходится считаться с чиновниками хотя бы в силу их беспредельности и многочисленности. Они очень ценят контакты с представителями власти, которые способны оформлять всякого рода бумаги, особенно по части легального бизнеса, которым бандюки занимаются все больше. Например, я знал человека, который утверждал, что Михась имел очень тесные отношения с Лужковым, даже сынишка Лужкова работал в его структуре, а сам Михась был посредником между преступным миром и московскими властями.

Может быть все это чиновничье хитромыслие происходит оттого, что вся московская мэрия уже вступила в конкуренцию с группировками организованной преступности и действует по их правилам игры? Только не в области торговли, а в организации системы рэкета?

Действительно, в прессу то и дело просачиваются сведения, говорящие о тесных контактах, скажем, руководства АФК “Система” и криминальных авторитетов. Тут попадается и знакомая по прочим сюжетам фигура Бориса Бирштейна. В документах, полученных швейцарскими спецслужбами, фигурируют суммы в сотни миллионов долларов (см. “Новая газета” № 47, 1998).

Как происходит борьба номенклатуры с другими видами преступности можно было видеть по одной из скандальных передач программы “Времечко”, продемонстрировавшей свободу торговли наркотиками для танзанийских гостей столицы. Лужковская милиция предпочитала умиротворять торговцев вместо того, чтобы искоренять этот отвратительный бизнес. Более того, она готова была терпеть хамские кривляния преступников, устроивших дикарские пляски перед телекамерой и всыпавших тумаков пронырливым журналистам.

А тем временем, в центре Москвы нашим детям почти открыто предлагают покупать пакетики с “наркотой”. При этом столичные власти лишь для вида “шерстят” чернявых приезжих. Ситуация не меняется — в Москве нелегально проживает более ста тысяч иностранцев (китайцев — около 60 тысяч, афганцев — свыше 15 и около 10 тысяч иракцев). Из их среды сформировалось немалое количество дерзких и опаснейших преступных формирований, которые, по данным МВД, опутали рэкетом каждого второго иностранного бизнесмена, работающего в России.

Номенклатура покровительствует преступникам и в сфере образования. Наряду с вымирающими государственными общеобразовательными школами, не способными подчас оплачивать даже труд уборщицы, пышно расцвели в столице частные школы. К началу 1996 их число перевалило за две с половиной сотни. В таких школах, чаще всего контролируемых криминальными структурами и коррупционерами из высших эшелонов “наробраза”, плата за год обучения составляет до 10 тыс. долларов. Такие школы превращаются в коммерческие предприятия, способ наживы узкого круга околошкольной уголовщины. Авторам известен случай, когда учительский коллектив попал буквально в рабство двум уголовникам, выдаивающим из школы по 100 тыс. долларов в месяц и не вкладывающим в нее ни копейки. Тем же, кто пытался протестовать, быстро затыкали рты угрозами и прямым насилием.

К концу 1999 из 1450 столичных школ только 610 находились в удовлетворительном состоянии, более 50 школьных зданий подлежали сносу. Общая нехватка по школьным зданиям составляла 170 новых школ. При этом финансирование на ремонт школ московскими властями выделялось в течение многих лет на уровне 20–30 % от запланированного (в 1999 — 34 %). Не говоря о том, что сами запланированные суммы были серьезно занижены в сравнении с реальными потребностями города (ВМ 11.02.2000). Лужков и его команда предпочитали тратить деньги на глобальные проекты и шикарные представления для толпы и избранных. Среди последних немалую долю составляли те, кому сидеть бы на нарах или болтаться в петле.

Похоже здесь московская мэрия и бандиты делят сферы влияния, уступая друг другу, а безоружные граждане должны конкурировать с мафией с риском для жизни, либо становится рабами. Но ведь безоружны не только граждане, но и рядовые милиционеры!

Московская программа создания альянса с бандитами высвечивается историей, когда глава ГУВД Москвы Панкратов, ставленник Лужкова, лоббировал вместе с Шумейко назначение на генеральскую должность проходимца Якубовского. Позднее вскрылась причастность Панкратова к деятельности фирмы “Совкувейт-инжениринг”, возившей милицейское начальство по заграницам в уплату за развал оперативной работы. Фирма эта, в свою очередь, тесно связана с историей о незаконном присвоении неким Козленком и его компанией “Голден АДА” драгоценных камней на сумму 180 млн. долларов. Ну а в этой истории на заднем плане маячат фигуры Ильюшенко и Гусинского, намертво вплетенных в кремлевское кубло. Что до начала этой цепочки, то отставка Панкратова не выбила его из лужковской команды. Отставного генерала, схватившего при содействии мэра две незаслуженные генеральские звезды на погоны, Лужков назначил шефом столичной гражданской обороны.

Под видом борьбы с преступностью номенклатура резко увеличила численность внутренних войск. В 9 округах ВВ дислоцировалось 29 дивизий и 15 бригад. По численности личного состава они превышали сухопутные войска. В 1,5 раза возросла по сравнению с советским периодом и численность милиции (МН, № 6, 11–18.02.96).

Может быть они против преступности борются? Ничуть! Если раньше правоохранительные задачи выполняли 2/3 численного состава милиции, то сегодня на обеспечение нужд населения работает лишь шестая часть милицейских сил. Остальные стражи порядка представляют собой скорее резерв для обеспечения безопасности власти. То есть содержатся, скажем, на случай “массовых беспорядков”, охраны государственных учреждений, госчиновников высокого ранга и т. п. Отчасти эту армию приставили к делу в Чечне, и там немало слабо подготовленных к реальной опасности милиционеров полегло. А остальные вовсе не способствовали умиротворению, а скорее разжигали страсть чеченцев к охоте на людей, то и дело теряющих человеческий образ.

Мы видим: низовые звенья правоохранительных органов, руководимых проходимцами и мафиози, связанными с уголовным миром, направляемыми политиками с криминальным сознанием, стремительно теряет профессионализм и нацеленность на защиту граждан. Трудно винить в этом простого “мента”, зажатого до потери всяческого самообладания между преступниками и полууголовной властью. Любая попытка вернуть себе достоинство, а обществу — служение его благу, нарывается в лужковской системе на жесткое подавление. Так, московский милицейский профсоюз, пытавшийся привлечь внимание к бедственному положению низшего звена милицейских кадров, сразу попал под пресс административного давления. Было запрещено говорить о том, что округа участковых милиционеров примерно вдвое больше, чем возможно контролировать, что участковый может не надеяться на необходимую помощь в критической ситуации — ОМОН воюет в Чечне, а любимая Лужковым муниципальная милиция “пасет” коммерческие киоски.

Мы можем видеть, к примеру, как крутые парни в камуфляже и с автоматическим оружием охраняют въезд на стоянку Парка победы на Поклонной горе. Каждая машина должна остановиться, водитель долго объясняется по поводу наличия мест на стоянке, потом платит (или не платит, если может напустить на себя солидность человека со связями) и паркуется на бесплатной стоянке, созданной специально для посетителей парка.

Удар по кавказцам (А.Краснов. Мысли вслух.)

В Москве все решения Лужкова носят популистский характер.

Например, в московском правительстве вдруг созревает мысль: “А не побороться ли нам с кавказцами?” “А почему бы и нет”, — эхом слышится с мэрского кресла.

Хотелось бы задать вопрос, каковы поступления в городской бюджет денег от штрафования кавказцев на улицах Москвы за отсутствие у них прописки? Цифра просто смешная! Зато есть экономическая эффективность в другой области.

Решением о преследовании кавказцев Лужков автоматически повысил зарплату милиции. А точнее, дал возможность заработать дополнительные “бабки”. Кого приводят в отделение милиции за отсутствие прописки? Тех, кто не хочет платить добродушному милиционеру, всегда готовому пожалеть бедного кавказца за скромную плату. Для криминалитета нет проблем, чтобы оформить все необходимые документы или откупиться по факту проверки документов. Возник дополнительный прикорм милиции и дополнительный потенциал ненависти к москвичам.

Мероприятия московской власти, направленные против преступных группировок, были в 1996 году превращены в бессмысленную кампанию.

Берут, к примеру, мафиозное гнездо, телевизионщики расписывают мужество оперативников и решительность мэрии в борьбе с преступностью… Потом мельком сообщают, что “если следствие не подкачает, будет крупный скандал”. “Сухой остаток” от операции состоит лишь в том, что у хозяев воровского гнезда обнаруживаются некоторые нарушения по части бухгалтерии, и дело списывается в архив.

В другой раз услужливое телевидение расписывает наскок контрольных органов на один из игральных домов. Снова говорится о решительности Лужкова, распорядившегося поставить игорный бизнес под контроль. О реальном результате опять сообщается вскользь — обнаружено несоответствие отчетности установленным правилам. А ведь все эти московские “казино” — лучший из известных инструмент отмывания криминальных доходов.

Феодалы и “братва” (А.Краснов. Мысли вслух.)

Кто представляет на московском уровне феодальный строй современной России? Чиновничество! Здесь скопилась вся сволочь союзного, российского и московского масштаба, а также сволочь районного масштаба и ниже.

Можно прикинуть, что в любом московском районе численность населения так или иначе связанного едиными интересами с чиновничеством составляет 10–15 %. Причем, эти люди структурированы, информированы, состоятельны, в их руках собственность и средства массовой информации.

Вспомним, что на Руси у феодалов были боевые отряды — воеводы с дружинниками. Сегодня функцию дружинников выполняют уголовники, “братва”.

Раньше крестьянин мотыжил землю, а его грабили все, кому не лень, и у кого был железный меч. Наконец, крестьянина прикрепляли к земле и определяли ему, кто его будет грабить, а кто нет. Сейчас в то же положение попадают бизнесмены, которых “братки” берут под “крышу”. Причем здесь налицо элементы раннего феодализма, характерной четой которого была раздробленность.

В наших условиях было бы весьма полезно получить сначала абсолютизм, потом отрубить голову старшему из паханов и построить буржуазное правовое государства, в котором крепостных предпринимателей уже нет, зато есть национальный капитал.

По данным Всемирного Банка только легальная экономика России, скрывающая свои доходы от налогообложения, производит 35 % ВВП (в конце 80-х годов — 4–6 %). Около 500 банков (из 2100) работают целевым образом на сокрытие доходов от налогообложения или на “отмывание” грязных денег. Ряд государственных металлургических монополистов умудрились только за 1994 год продать “налево” продукцию на сумму, превышающую 100 млн. долларов (СР 25.07.96).

Как говорят специалисты, 15 % всех кредитов (не только из государственного кармана) даются за взятки. За взятки можно поступить в МГУ, получить золотую медаль в школе или освобождение от службы в армии, установить на личный автомобиль госномера и проблесковый маячок, прекратить дело в суде или нотариально заверить незаконную сделку. Есть такса на все. Например за каждый год отсидки, скинутый от максимально возможного по соответствующей статье уголовного кодекса, положено уплатить 1 тыс. долларов.

Криминальные доходы только по наиболее крупным преступным синдикатам оцениваются за 1994 год в 2 трлн. рублей. Причем 30–50 % из этой суммы расходовалось на подкуп государственных чиновников. Это давало преступным группировкам возможность контролировать до 70 % выставляемых на продажу предприятий (“Правда” 07.02.96). В 1995, по расчетам специалистов, непосредственно в карманы коррупционеров попало не менее 600 млрд. рублей (АиФ, № 11, 1996). Растущие повсеместно дворцы “бедных” чиновников — свидетельство многократного превышения их расходов над официальными доходами.

А в Москве стреляют уже рядом со знаменитой Петровкой, 38.

Процент раскрываемости угонов автомобилей в Москве составил 4 %. Сто известных правоохранительным структурам преступных группировок действуют в столице почти безнаказанно. Из 74 заказных убийств 1996 года раскрыто только 4. Только в 1997 году было зафиксировано три заказных убийства директоров крупнейших рынков столицы (КП 20.10.97).

Наркотики, оружие, проституция дают такие прибыли, что они вообще не поддаются учету. Так, по самым скромным оценкам, в Москве постоянно работали около 100 фирм, предоставляющих “интимные услуги” с элементами мошенничества. Доход каждой из них составляет около 100 тыс. долларов в месяц. По оценкам к 2000 году в столице “работали” на улице около 70.000 проституток.

Осенью того же года в Москве шла жесточайшая арбузная война. Всюду арбузы стоили примерно вдвое больше, чем готовы были продавать свободные торговцы. Но Лужков позволил развязать в столице поножовщину, в результате чего в подворотнях нашли несколько трупов, а арбузы оказались недоступны по цене подавляющему большинству москвичей.

Криминальный мир (А.Краснов. Мысли вслух.)

Организованная преступность скрестилась у нас из двух течений. Первое — это “синяки” (в наколках) из лагерей, вторые — “качки” (спортсмены). Симбиоз превратился в движение. Его ветеранами являются Монгол, Япончик, Квантришвили — родоначальники организованного рэкета, сформировавшие систему “общаков”, действующую по аналогии с налоговой службой. Это система со своими правилами игры.

В силу специфики образования нашего уголовного мира, то, что у нас называется “организованной преступностью” — для Запада совершенно нетипично. Во всем мире организованная преступность занимается нелегальными видами деятельности: наркотики, проституция, торговля оружием. У нас все иначе.

У тех, кто провел немало дней в местах не столь отдаленных во времена застоя, сформировался свой “кодекс”. Согласно этому кодексу, наши уголовники проституцией заниматься не могут. Они не только не могут заниматься организацией этого “бизнеса”, но даже не могут получать деньги с сутенеров. Это бизнес этнических меньшинств и милиции. Мне известен случай, когда на стоянке большегрузных автомобилей милиция принуждала водителей брать проституток. Стучат палкой в окно: “Бери девку!” “Да не надо мне”. “Бери, кому говорят!”. Уголовникам “западло” заниматься таким делом.

У нас организованная преступность, как это не анекдотично, не занимается кражей машин. “Уголовные крыши” не дружат с угонщиками машин. Если у уголовного авторитета угонят дорогостоящую машину, то его люди, представляющие кто и как мог эту машину украсть, ловят угонщиков “на живца”. Примерно в том же районе ставят примерно такую же машину и “пасут” ее. Когда они ловят “клиента”, то лупят его нещадно, пока не заставят угонщиков вернуть машину и заплатить деньги “за беспокойство”.

Эти отношения с угонщиками похожи на прежнее отношение уголовников к конокрадам. Конокрады были презираемой кастой в преступном мире. Традиция презрения перекочевала в наши дни к угонщикам машин.

Наша организованная преступность не занимается наркотиками. Это удел обособленных кланов, члены которых не являются уважаемыми людьми в организованном преступном мире. Старые поколения преступников балуется наркотой, но перепродажей наркотиков — никогда.

То же касается убийств. В лагерях мокрушников традиционно боялись, но не уважали. “Вор в законе” с “мокротой” старался не связываться. И сейчас к мокрушникам обращаются только когда ситуация крайняя. Тогда используются бригады киллеров, которые не входят в состав уголовных формирований.

Наконец, обычная в остальном мире и особенно известная по Италии семейственность, в нашей организованной преступности не принята. Известные случаи — скорее экзотика.

Наша организованная преступность не собирается оставаться в тени нелегального образа жизни. Наши уголовники уже скупают бензоколонки, магазины, рестораны… Обороты у них уже приличные. Уровень крупного “вора в законе” доходит до сотни миллионов долларов.

Если брать международную классификацию, то у нас средний спекулянт называется крупным банкиром. Можно даже обозначить единым термином воров в законе и банкиров — “бандир”. Это одни и те же люди с абсолютно идентичным менталитетом, с абсолютно идентичным окружением — служба безопасности рекрутируется из одних и тех же кругов.

Какие могут быть отличия между Смоленским, на которого еще не закрыты дела по хозяйственным преступлениям прежних лет, и вором “в законе”? Его преступления носили куда более серьезный характер, чем у известного московского авторитета Михася из солнцевской группировки, который был посажен на полтора года за то, что пытался получить страховку за якобы угнанный у него мотоцикл. Сравнивая Михася и Смоленского можно видеть — разговор в одной манере, люди вокруг одни и те же. Оба бандиты!

Все это безобразие происходило с участие государственных чиновников, которые сделали преступность одной из статей своих доходов. Как писал и.о. прокурора Москвы Ю.Синельщиков, “госструктурах в ряде мест создана разветвленная сеть поборов. Налицо и распределение ролей: одни определяют, от кого и сколько можно получить, другие подводят к тому, что нужно дать “на лапу”, намекая на неблагоприятные последствия, третьи получают наличные и делят их “по договоренности” с другими участниками сговора” (РФ № 8, 1996).

А вот привлечь к ответственности чиновников, участвующих в преступлениях, крайне тяжело: “Все напоминает существовавшую прежнюю систему, когда без согласия партийных органов мы не могли привлечь к ответственности кого-либо из крупных руководителей. Материалы расследования в отношении высокопоставленного лица обычно становятся известны подозреваемому. Кроме того, неизвестно какими “неведомыми” путями они попадают в печать, в телерадионовости. Именно публикации “вспугнули” Станкевича, и он срочно покинул Россию” (там же).

Что касается Станкевича, то его прегрешения — просто детская забава против того колоссального мздоимства, которое развернулось в недрах номенклатуры. При этом, по свидетельству того же Ю.Синельщикова, выявляются лишь 1–2 % взяток (в 1994 в Москве выявлено 375 случаев, в 1995 — 337), а каждое пятое дело о взятке нашими ласковыми судьями просто прекращается.

* * *

Летом 1999 сотрудники МВД разыграли закладку взрывного устройства в ресторане торгового центра “Охотный ряд” на Манежной. Никто из милиции не обратил внимание ни на машину с дагестанскими номерами, ни на подозрительно ведущих себя ли с типично кавказской внешностью не реагировал. Если бы устройство было реальным, то оно разнесло бы ресторан в щепки, убив несколько десятков людей.

Аналогичная закладка была проведена в ресторане “Патио-пицца”. Обследование устройства московские милиционеры проводили с грубейшими нарушениями всех инструкций. Реальное устройство взорвалось бы у них в руках, уничтожив полсотни посетителей ресторана. (“Мир за неделю” № 4, 1999)

Московская милиция никак не отреагировала на этот тест. На это указывает хотя бы тот факт, участковый милиционер отчитался за проверку дома на Каширском шоссе. Потом дом взорвался. После этого МВД намеревался провести комплексную проверку московской милиции, которая не проводилась девять лет. Лужков лично сорвал эту проверку, обвиняя ее инициаторов в политических интригах. Сотни погибших в результате взрывов Лужков просто проигнорировал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.