Мнение науки
Мнение науки
Опыт подсказывает, что как бы ты ни старался объяснить что-то людям, а они все равно будут искать ответы у «официально умных» — у ученых. Собственно, на этот вопрос ответ должна дать философия с социологией, но где они у нас? Были марксистско-ленинские философы, после 1991 года основное их стадо моментально переквалифицировалось в критиков той философии, которой они как бы владели. Что с них взять?
Наиболее выдающимся философом нынешней России по внятности и определенности того философского анализа, который он делает, я считаю С. Г. Кара-Мурзу. Я на вопрос, зачем нам государство, начал отвечать очень давно, пожалуй не позже 1993 года, и отвечать, государство нужно людям, чтобы организовать их для коллективной защиты в случаях, когда человек в одиночку не способен себя защитить В 1997 году я в «Дуэли» оспорил соображения Ленина по вопросу государства, меня по этому вопросу начал править Кара-Мурза, и у нас произошел поединок по вопросу, является ли целью государства защита народа?
И мысли по-настоящему очень умного человека, но ученого, тогда выглядели так (с небольшим сокращением).
«Сначала снимем мелочные вопросы. Во многих местах Ю. И. Мухин давит на психику тем, что у него — большой запас знаний. Он даже упрекает: «Вы оскорбляете меня тем, что считаете кем-то вроде Гайдара или Минкина. А ведь я если пишу, то знаю, о чем». Здесь довод того же рода, что и у Говорухина, который утверждал, что «найден не на помойке». Не то чтобы я этому не верил, но утверждение не очевидно и его само еще надо доказывать. У Ю. И. Мухина положение хуже, чем у Говорухина, ибо любой студент понимает: одно дело знать, а другое написать так, чтобы было понятно другим — это две совершенно разные вещи. «Марья Ивановна, я все знаю, а сказать не могу», — это явление мы все в школе наблюдали. Так что давайте такие аргументы отставим.
…Можно было бы сказать: разберем взгляды на государство доцента Сундукова, который в молодости прочел брошюру Ленина «Государство и революция», да и то позабыл, о чем там речь. Назовем эти взгляды для простоты марксизмом. Это еще куда ни шло. Но Ю. И. Мухин четко определяет противника: «Маркс, Энгельс, Ленин ничего кроме насилия в государстве не увидели, они и считают государство «органом насилия». В смысле управления марксизм ужасен своим примитивизмом». Это утверждение настолько неверно, что даже доцент Сундуков мог бы это доказать.
А главное, в нем Ю. И. Мухин сразу кидает под ноги еще одну банановую корку — смешивает государство и управление. Это делается и дальше по всем текстам. Между тем огромная часть функций управления выполняется вовсе не государством, эти понятия вообще находятся в двух разных плоскостях.
Ю. И. Мухин часто призывает не ссылаться на Маркса, а думать самим и черпать из жизни. Но зачем тогда вообще поминать Маркса и Ленина? Начали бы думать сами и черпать из жизни — рассуждать о государстве «с чистого листа», будто мы вчера родились. Есть такой соблазн — все забыть и «жить своим умом». Но это невозможно, даже если бы мы захотели. Прав был тот дворник, очень похожий на Маркса, которого в райкоме попросили не смущать людей и что-нибудь сделать со своей марксовой бородой: «Положим, бороду я сбрею. Но умище-то, умище куда дену?»
Множество мыслителей до нас прорабатывали вопрос и не находили исчерпывающего ответа. Но каждый прошел свой путь, изучил свою плоскость из множества. Даже если кто-то зашел в тупик на своем пути, он нам об этом сообщил и силы нам сберег. Мы же не начинаем в каждом поколении путь от обезьяны.
Если же говорить о государстве, то уже выбор Маркса и Ленина как главных специалистов, от которых надо отталкиваться, загоняет мысль в далеко не лучший коридор. Далее Ю. И. Мухин и этот коридор сужает. В результате выходит спор слепых о слоне. Один потрогал хобот и говорит: «Слон — это змея». Другой потрогал хвост и говорит: «Слон — это веревка». А потом оба обижаются, как Ю. И. Мухин: «Прав кто-то один — или я, или Маркс. Это не тот случай, когда я соглашусь на компромисс». Дескать, слон — это веревка, однозначно!
Что писали о государстве китайцы, индусы или арабы, мы, к сожалению, почти не знаем. Но ведь и в европейской культуре многое продумано. Основу заложили в древности Платон («Республика») и Аристотель («Политика»), а на этой основе тему развило множество умных людей. Многое сказал Макиавелли («Государь»), потом те, кто стоял у истоков современного Запада: Лютер, Локк и Гоббс («Левиафан»). А на их плечах — один из главных современных исследователей государства — М. Вебер. Вместе они описывают и хобот, и хвост, и ноги нашего «слона». С ними и нужно спорить. Скажут: мы же их не читали! Да ведь мы и Маркса не читали, что же тогда его приплетать. Вообще, спорить лишь с тем, кого мы читали — это искать не там, где потерял, а там, где светло.
Но что же все-таки выделяют корифеи как главный признак государства? Что это такое, если коротко? Вебер говорит так: «Дать социологическое определение современного государства можно только исходя из специфически применяемого им средства — физического насилия». И поясняет, что не о всяком насилии речь, а только о легитимном — законном и признанном: «государство есть то человеческое сообщество, которое претендует (с успехом) на монополию легитимного физического насилия; единственным источником «права» на насилие считается государство». Еще Вебер добавляет, что в государстве насилие организовано «по типу учреждения» (армии, тюрьмы и т. д.) — государство экспроприировало насилие, которое ранее было сословной привилегией.
Именно всего этого Ю. И. Мухин и не приемлет, только бьет почему-то отцов марксизма. Как же сам он определяет суть государства? Не через средство, как Вебер, а через функцию — через цель. Вот как: «В сути своей государство — это организация народа его органами управления для защиты народа в случаях, когда отдельный человек не может себя защитить или ему это в одиночку не выгодно делать… От внешнего врага, от уголовника в одиночку не защитишься и главное, для чего люди создавали государство — было именно это».
Сравним с Марксом, Вебером и Лениным. Итак, главная задача — защита. В этом — суть государства. Защита от каких угроз? Ю. И. Мухин сам выделяет главные: внешний враг и уголовники. Все остальные виды защиты он относит к числу второстепенных и вторичных, в том числе и защиту от внешнего врага через дипломатию. Каким образом государство защищает народ от внешнего врага и разбойников? Именно с помощью насилия! И именно это отличает государство от других человеческих объединений. Например, церковь и разные гражданские союзы тоже защищают от напастей, но другими средствами — увещеваниями, стихами, проклятьями. Вычленить государство из всего многообразия человеческих объединений только через функцию невозможно.
Я считаю, что определение Ю. И. Мухина нисколько не противоречит определениям Маркса и Вебера, зато оно им уступает в различительной силе.
Второй план, в котором Ю. И. Мухин не согласен с мыслителями прошлого, — связь государства с «классовыми противоречиями». Не будем спорить о понятии классов, разберем упрощенно. Когда люди жили родовым строем, им тоже приходилось сообща защищаться от угроз. Но они это делали, не создавая государства. У них были обладающие непререкаемым авторитетом старейшины, вожди, шаманы и т. д. Возникала даже сложная организация: роды соединялись в племя, несколько племен в союзы. Во многих местах так дожили до середины прошлого века. Но люди жили общинным коммунизмом, частной собственности не было, все имели равное право на пищу. И в этих условиях координировать свои действия, чтобы «сообща сделать какое-либо дело» (как пишет буревестник делократии Ю. И. Мухин), люди вполне могли с помощью иерархии семейных отношений и авторитета. Полицейский для этого был не нужен.
Но вот появилась собственность (а с ней и войны, и разбой). Можем сказать, что возникли классы (вернее, сословия, но не будем усложнять). Возникли неравенство и противоречия — старые связи оказались слабы, чтобы заставить разобщенных людей действовать по общему плану. И возникло государство, которое держалось на силе (а она уж подкреплялась авторитетом и изредка даже любовью). Там, где возникло рабство, это было очевидно — рабы работали только под угрозой насилия, а после восстания Спартака государство распяло рабов вдоль шоссе через полуостров. Но и в тех сословных государствах, где не было рабства, князь не собрал бы со смердов налога пенькой и шкурами, если бы за ним не ехала дружина. Почему же не сказать, что государство — продукт классовых противоречий? Не так уж глупо.
А когда на Западе стало возникать чистое классовое общество — из собственников и пролетариев, то и появилось невиданное по мощи государство-Левиафан. И его главной функцией стала уже не защита «народа», а защита именно класса и того, что этот класс соединило — собственности. А основную часть «общих Дел» взяли на себя банки и биржи, промышленные фирмы и множество организаций гражданского общества.
Вот слова Локка, теоретика гражданского общества: «главная и основная цель, ради которой люди объединяются в республики и подчиняются правительствам, — сохранение их собственности». Какая же тут защита народа как главная цель? Это цель классовая. Пролетарии и буржуи стали двумя разными народами, даже расами. Столь привычное нам понятие «народ» у идеологов гражданского общества вообще имело совсем другой смысл. Народом во время Французской революции были только собственники, борющиеся против старого режима. Крестьяне Вандеи, которые восстали против приватизации общинной земли, в «народ» не включались. Они назывались «враги народа», и просвещенные якобинцы без всяких угрызений совести тысячами топили их в реке.
Так и у нас сегодня: режим Ельцина пытается построить государство «новых русских», но они же специально обозначили себя как иной, новый народ. 3 октября 1993 г. подошла с Садового кольца к мэрии большая колонна людей. ОМОН устроил бешеную пальбу в воздух, а уж специалисты с крыши — по ногам. Потом была передышка, какие-то интриги. На мосту стоял полк ОМОНа. Я подошел и спросил офицера: неужели они готовы стрелять в народ? Он засмеялся и совершенно искренне ответил: «Да разве это народ!».
Какая же главная угроза, против которой защищает «народ» государство Запада после XVII в.? Угроза со стороны неимущих. Читаем в фундаментальной многотомной «Истории идеологии», по которой учатся в западных университетах: «Гражданская война является условием существования либеральной демократии. Через войну утверждается власть государства так же, как «народ» утверждается через революцию, а политическое право — собственностью. Поэтому такая демократия означает, что существует угрожающая «народу» масса рабочих, которым нечего терять, но которые могут завоевать все. Означает, что в гражданском обществе, вернее вне его, существует внутренний враг. Таким образом, эта демократия есть не что иное, как холодная гражданская война, ведущаяся государством».
А вот как великий моралист и создатель политэкономии Адам Смит определил главную роль государства: «Приобретение крупной и обширной собственности возможно лишь при установлении гражданского правительства. В той мере, в какой оно устанавливается для защиты собственности, оно становится, в действительности, защитой богатых против бедных, защитой тех, кто владеет собственностью, против тех, кто никакой собственности не имеет». Так что не надо говорить, будто классовую войну придумал Маркс.
Конечно, и в классовом обществе государство защищает всех граждан от чего-то: от наводнений, от грызунов и т. д. Но ведь сам Ю. И. Мухин выделяет главные угрозы и второстепенные. Здесь главная угроза исходит именно от класса неимущих, а не от «внешнего врага». Почитайте у Бунина в «Окаянных днях», как патриотическая буржуазия после Октября страстно мечтала, чтобы поскорее пришли немцы и повесили всех рабочих. Классовый враг страшнее внешнего. Кстати, и «уголовники» как социальное явление возникли именно с разделением на классы, и именно для преступников из класса неимущих новое государство создало тюрьму. Богатые в классовом обществе тюрьмой никогда не наказывались.
Споря с Марксом и Лениным, Ю. И. Мухин ведет речь именно о классовом государстве. Но классов он не то чтобы не признает, он их исключает из рассмотрения («для начала надо забыть о буржуазии»). Что же тогда представляет, по его мнению, государство в его человеческом измерении? Ю. И. Мухин дает такую формулу: «Государство — это народ и органы управления им». Это мне напомнило вывеску на автомобильной мастерской: «Тонирование стекол и все остальные работы».
В формуле Ю. И. Мухина понятие государства вообще неопределимо, его очертить невозможно. И монах в лесном скиту (частица народа), и банкир Ротшильд, который через финансовую паутину в большой мере управляет сегодня хозяйственной жизнью нашего народа — это Российское государство? Сам же Ю. И. Мухин писал, что сегодня ТВ стало важнейшим органом управления. Значит ли это, что НТВ, вроде бы принадлежащее Гусинскому, — государство? Нет. Просто Ю. И. Мухин, введя в формулу функцию управления, неправомерно расширил понятие.
Сегодня многие транснациональные корпорации по масштабам и сложности управления, по объему находящихся под их управлением ресурсов и численности управляемых превышают среднее государство — но государством ни в коей мере не являются. У них есть своя система образования, здравоохранения, пенсионного обеспечения и многое другое — нет права на легитимное насилие.
Если же подменить понятие государства управлением, соединением людей для «общего Дела», то у Ю. И. Мухина с марксизмом никаких расхождений нет. Маркс в «Капитале» написал главу «Кооперация» — прямо об этом, и очень хорошо написал, в системных понятиях управления. А Энгельс вообще писал об этом почти как Ю. И. Мухин. Вот, почитаем: «Некоторые социалисты начали в последнее время настоящий крестовый поход против того, что они называют принципом авторитета. Достаточно им заявить, что тот или иной акт авторитарен, чтобы осудить его. Этим упрощенным приемом стали злоупотреблять до такой степени, что необходимо рассмотреть вопрос несколько подробнее. Авторитет в том смысле, о котором здесь идет речь, означает навязывание нам чужой воли; с другой стороны, авторитет предполагает подчинение. Но поскольку оба эти выражения звучат неприятно и выражаемое ими отношение тягостно для подчиненной стороны, спрашивается, нельзя ли обойтись без этого отношения, не можем ли мы создать иной общественный строй, при котором этот авторитет окажется беспредметным и, следовательно, должен будет исчезнуть…
Предположим, что социальная революция свергла капиталистов, авторитету которых подчиняются в настоящее время производство и обращение богатств. Предположим, становясь на точку зрения антиавторитаристов, что земля и орудия труда стали коллективной собственностью тех рабочих, которые их используют. Исчезнет ли авторитет или же он только изменит свою форму?.. Желать уничтожения авторитета в крупной промышленности значит желать уничтожения самой промышленности — уничтожения паровой прядильной машины, чтобы вернуться к прялке.
Возьмем другой пример — железную дорогу. Здесь также сотрудничество бесчисленного множества лиц безусловно необходимо; это сотрудничество должно осуществляться в точно установленные часы во избежание несчастных случаев. И здесь первым условием дела является господствующая воля, решающая всякий подчиненный вопрос. Мало того: что стало бы с первым же отправляемым поездом, если бы был уничтожен авторитет железнодорожных служащих по отношению к господам пассажирам?».
Где здесь такой уж «ужасающий примитивизм»? Между прочим, пример с железной дорогой развивает и Ленин в «Государстве и революции», говоря о важности управления в любом «общем деле».
К каким, наконец, выводам приходит Ю. И. Мухин, дав свою трактовку государства? Прежде всего он уповает на справедливые законы и на благородство чиновника — тогда все классовые противоречия отпадут сами собой: «Продажность человека зависит от человека… Честного не купят. А подлый не станет честным и не станет устанавливать справедливые законы только потому, что нет буржуазии. В СССР… не было буржуазии, не было и справедливости… Надо заставить высшие органы государства принимать только справедливые законы» и т. д. Но как быть, когда сами понятия о справедливости непримиримо разошлись в двух частях народа? В этом проблема.
Второй вывод: всякие государственные органы — благо. Значит, включая и наше чубайсовско-немцовское управление. Такой нам совет: «Ни в коем случае не трогать органы управления государством. Какие ни есть, но они все же хоть как-то обеспечивают защиту народа. Какие ни есть, но там все же специалисты». Звучит красиво, надо только сказать, защиту какого народа обеспечивают органы и специалисты, подчиненные Международному валютному фонду. Во всяком случае, не русского народа.
Думаю, Юрий Игнатьевич затеял спор, думая о государстве будущего, уже без Чубайса и Немцова — «наше» государство. Но это — другой разговор. Для него воевать с ветряными мельницами не было нужды».
Это мнение ученого, и умного ученого. Вы поняли, зачем, для чего вам нужно государство?
В те годы я начал ответ так. Если человек кормится от своих трудов, а не исключительно от своей болтовни, то он не может приступить к делу, не выяснив, зачем результат его работы нужен людям. Мы хотим создать государство, в котором народу жилось бы если и не очень хорошо, то, по меньшей мере, достойно. Следовательно, мы должны твердо знать, ЗАЧЕМ народу России необходимо государство. Иными словами: если ты хочешь на рынке продать товар, то озаботься узнать, зачем он нужен покупателю. Иначе ты не сможешь понять, как действительно ДОЛЖЕН ВЫГЛЯДЕТЬ твой товар. Возвращаясь к теме: не поняв, ЗАЧЕМ НУЖНО людям государство, невозможно понять, КАК ОНО ВЫГЛЯДИТ и, соответственно, невозможно построить его так, чтобы удовлетворить им народ.
Но если ты результатами своего «труда» не собираешься удовлетворять людей, то тебя может и не волновать вопрос, зачем твой труд нужен людям. Если твоя цель не построить государство, а лишь поболтать о нем, то зачем тебе знать — зачем оно нужно? Тебе хватит для болтовни и вопроса, как оно выглядит.
Если некоторые читатели этого не заметили, то подчеркну — именно в этом причина непонимания между тупым первоклашкой Мухиным и овладевшей всеми сокровищами мировой мысли Марьиванной. И когда я пробую обсудить с ней вопрос, зачем нам нужно государство, Марьиванна изумляется моей тупости — она в институте проходила Смита и Локка, Платона и Вебера, зачерпнула полной горстью сокровищ мысли Маркса и Энгельса — а там ничего такого не написано! Она не согласна повторять «путь от обезьяны», так как Маркс учит, что повторять его надо непременно от первобытно-общинного строя. И когда я обращаю ее внимание, что государство нужно людям для их же собственной защиты, — это цель государства — то она смотрит на меня, как на вывеску «Тонирование стекол»: откуда, мол, и что за научные новости?
Она твердо знает, что вся истина — от древних западных ученых: и то, что Земля — это блин на трех китах, вокруг которого вращается Солнце; и то, что главная задача химии — это добыть философский камень. Но главное — она знает, что если она будет это знать, то только тогда сестры по разуму назовут ее диалектиком — тем, кто жизнь изучает во всем многообразии, изменчивости и противоречиях.
Напомню, что я утверждаю вещи, доступные любому, связанному с конкретным делом, человеку. Многие дела и раньше, а сегодня почти все, невозможно сделать в одиночку. Но когда дело делается сообща, возникает необходимость в руководителе, в управлении этим делом.
Очень неглупая мысль: вся жизнь человека — борьба! В борьбе нападают и защищаются. И если взглянуть на жизнь человека, в общем, в принципе — то вся она является одной сплошной защитой. От голода и холода, от врага и уголовника, от болезней и беспомощности в старости, от интеллектуальной недоразвитости и даже от пустого времяпровождения досуга. Как много ума надо, чтобы догадаться, что эти защиты людям выгоднее всего осуществлять сообща? Но раз дело делается сообща, то нужны те, кто управляет им — органы управления.
Вот здесь надо немного понять, чем занимаются органы управления, что людям от них надо, ЗАЧЕМ они. Они общее дело делят между всеми, кто его делает. Но этого мало, мало быть специалистом и знать, как разделить и как указать каждому, что именно тому делать. Органы управления ОБЯЗАНЫ проследить, чтобы каждый исполнил то, что ему поручено. Иначе не получится общего дела, в нашем случае — дела защиты людей. Скажем, дело защиты от уголовника требует, чтобы каждый не убивал и не присваивал себе собственность других людей («частную собственность» — по марксистам). Но если есть те, кто убивает и ворует, то дела защиты не получается. Поэтому САМИ ЛЮДИ ОБЯЗУЮТ свои органы управления ПРИМЕНЯТЬ НАСИЛИЕ к тем, кто в общем деле не хочет участвовать.
Русская артель, избирая артельщика, обязывала его избить до полусмерти любого члена артели за неподчинение ему. И ведь это были не традиция и не придурь — артель собиралась, чтобы заработать как можно больше денег сообща и в сжатые сроки. Организовывал артель в работе артельщик. Если кто-то не подчинится ему, то сорвет результаты труда всех остальных. Приказ избить — был гарантией, что срывов ни у кого не будет, ведь и потенциальная жертва давала на это насилие согласие. Причем избивал не артельщик, а сама артель по его приказу. (Локк — хорошо, Платон — замечательно, но почему бы Сергею Георгиевичу не почитать, скажем, Мельникова-Печерского?) И что же нам теперь, по логике марксистов, артелью считать только артельщика? Или считать, что артель — это орган насилия?
Поэтому я и прошу читателей понять и принять, что наше государство нужно нам единственно затем, чтобы защитить нас в случаях, когда мы в одиночку или малыми сообществами себя защитить не можем, или нам это не выгодно делать. Но раз мы защищаться будем сообща, то состоять наше государство должно из нас и органов управления нами. Это ответ на вопрос что такое государство. И именно этим государство являлось всегда.
История длинна, в органах управления государства могли быть и честные люди и подлецы, и умные и тупые, а в обществе шла самая различная борьба и религиозная, и классовая. И всяк норовил государство «улучшить». Но улучшить его можно только случайно, если стремясь к этому, не понимаешь, ЗАЧЕМ государство, а, следовательно, не понимаешь, чем именно оно является и кем должны быть люди в его органах управления — в органах его власти.
Об этом я писал в споре с В. И. Лениным, об этом же, вызывая С. Г. Кара-Мурзу на поединок.
Поэтому, когда я прочел в самом начале его статьи, что я «смешиваю государство и управление» и что «эти понятия вообще находятся в двух разных плоскостях», мне стало тоскливо. А когда Сергей Георгиевич вместе с Энгельсом стал забавляться подменой понятия «управленец» понятием «авторитет», всерьез убеждая читателей, что в органах власти люди не управляют, а авторитетничают, то понял, что проиграл спор С. Г. Кара-Мурзе окончательно. Все вы победили меня насовсем — я не могу больше найти слов и доводов «написать, чтобы это было понятно» Марьиванне.
Но было бы неуважительно к Сергею Георгиевичу вот так просто сказать: «А идите вы все…», — и закончить статью. Вежливость требует, чтобы я написал хотя бы столько же.
Мне очень неприятно, что в списке своей мудрости С. Г. Кара-Мурза упомянул Никколо Макиавелли.
Никколо Макиавелли родился в мае 1469 г. в Италии в городе Тоскана. По происхождению маркиз. Получает очень скромное начальное образование, но с семи лет начинает изучать латынь, а через 2 года пишет на ней сочинения. Латынь помогает ему самоучкой получить огромный объем исторических и философских знаний.
В начале своей деятельности работает с отцом и первую государственную должность получает лишь в 1498 г.: выдержав конкурс, он становится канцлером второй канцелярии Синьории Флорентийской республики. Затем он становится канцлером-секретарем Совета Десяти. Почти 15 лет он занимается вопросами внешней и внутренней политики Республики, военными и консульскими делами. В это время плодом его ума и пера становятся несколько тысяч документов — писем, договоров, законопроектов, донесений с мест заграничных командировок, в которые он отправлялся 23 раза. Он не был мудрецом в обывательском смысле слова — он не сидел под оливой в раздумьях с томиком Плутарха на коленях. О Деле он узнавал от Дела, а не от древних мудрецов.
В 1512 г. земельная аристократия Флоренции продалась испанцам, и Республика пала. Макиавелли изгоняют со службы и высылают «в отдаленные местности» Флоренции. Вдобавок обвиняют в заговоре, сажают в тюрьму и пытают плетьми.
В ссылке Никколо пишет несколько книг, но наиболее известной становится написанная на одном дыхании летом и осенью 1513 г. работа «Государь». Макиавелли уверен, что государство — это гарант справедливости, основных благ и жизни граждан. У него болит душа от вида раздробленной суверенными князьками и терзаемой кем угодно Италии. И хотя он был чиновником республики, но спасение родины видит не в ней, не в конфедерации олигархий, а в монархии. Откуда и название — «Государь».
Видя перед собой главную ценность — народ, он дает государю очень толковые и откровенные советы, которые придурками воспринимаются как циничные. Например: взяв соседнее государство вырезать весь род прежнего владельца. Ужас! Слуг своих (аристократию) или не наказывать, или наказать жестоко; рассчитывать не на любовь ближайшего окружения, а на его страх, а любовь завоевывать у народа и т. д. Причем его рассуждения — не умствования, Макиавелли подтверждает их десятками исторических примеров, железной логикой, но никогда — выводами «мировой мудрости».
Со дня выхода книги в свет и по сей день в мире достаточно любителей попинать Никколо, даже прусский король Фридрих II не удержался и написал свой «Антимакиавель», хотя в жизни и руководствовался именно его советами.
Никколо Макиавелли очень редкое исключение — практик, написавший теорию своей работы. Обычно этим занимаются люди, знающие о Деле понаслышке и руководствующиеся, как Маркс, принципом «Не умеешь сам — научи другого».
Умер Макиавелли в 1527 г.
Мне кажется, что наши с Никколо судьбы схожи. Мы оба государственные чиновники-практики, оба пишем о том, что пробовали и знаем и не высасываем свои произведения из пальца общечеловеческой мировой мудрости. И в «Государе» Макиавелли вы не найдете ни единого подтверждения тем мыслям, что выразил в своей статье С. Г. Кара-Мурза. Вот, скажем, Сергей Георгиевич утверждает, что государство защищает не народ, а правящий класс, и мы должны думать, что это упоминаемый им Макиавелли подвиг его на такие выводы. Но сам Никколо пишет: «Так же и народ, убедившись, что не в силах бороться со знатью, возвышает кого-нибудь одного и делает его князем, чтобы найти в нем защиту… Таким образом, князь, возвысившийся благодаря расположению народа, должен сохранить его приязнь; это будет ему легко, так как народ просит только об одном — чтобы его не угнетали. Но если кто стал князем вопреки народу и по милости знати, он должен постараться привлечь народ на свою сторону, что легко удастся, если он возьмет народ под свою защиту… Отсюда я заключаю, что князю нечего обращать внимание на заговоры, если народ к нему расположен; но как только стал к нему враждебен и возненавидел его, князь должен бояться всего, всех и каждого».
Так что, Сергей Георгиевич, вычеркните Макиавелли из своего списка использованной литературы, не надо из него делать попа марксистского прихода. Кстати, в год 470-летия со дня его смерти.
Тут марксист Яковлев из Петербурга доказывал мне, что марксизм это наука потому, что Энгельс предсказал Первую мировую войну за 40 лет до нее, а Ленин Вторую — за 20. С этими «учеными-марксистами» не знаешь, что и делать — смеяться или плакать. Они ведь это пишут вполне серьезно.
А чиновник Макиавелли объяснял тем, кто хотел его слушать, что государства с элитой очень легко завоевать, но практически невозможно удержаться у власти. (В примере — Франция). А государства без элиты завоевать очень тяжело, а удержать элементарно просто. (В примере — Турция и Персия). И смотрите: в 1941–1945 гг. почти вся Европа не могла завоевать безэлитарный СССР. И без единого выстрела его завоевал Запад, когда КПСС эту элиту взрастила. И захватил он нас именно с помощью этой элиты. Да, скажете Вы, а почему же тогда он, при наличии элиты, так легко нас удерживает? Так ведь мы — Россия, а элита-то не русская.
Вот посмотрите, Сергей Георгиевич, на себя. Я не ерничаю в данной характеристике, и Вам это известно, — Вы наиболее умный, а потому — наиболее сильный боец русского (советского) сопротивления на сегодня. И тем не менее.
Россия как самостоятельное государство существовала 1000 лет. Это одно из самых старых, а значит и самых опытных государств мира. А Вы в своем споре о государстве привели хотя бы один конкретный пример о России? Упомянули пусть не отечественного философа, но хотя бы мысль русского человека? Сталин в считаные годы поднял и обустроил Россию, при нем она победила в невиданной войне, имела темпы развития, которые никому в мире даже не снились. Но для Вас он не мудрец. Для Вас мудрец английский Вебер, с чьими мыслями Англия (а сейчас уже и мы) сидит в глубокой зад…, прошу прощения, — яме и если еще и чирикает, то исключительно по старой привычке.
До идиотства доходит. Ну и что, скажем, что В. В. Леонтьев — русский? Ведь эмигрировал в США еще в 20-х. Чистый американец и даже лауреат Нобелевской премии по экономике.
Приезжал во время перестройки в СССР, чуть ли не на коленях стоял, уговаривал — не трогайте Госплан и Госснаб, не трогайте плановость, не поддавайтесь идиотству рынка. Разве его слушали? Разве нынешние «патриоты» хоть что-то от него используют? Фи, ведь он же русский! Нам Сакса подавай, Кейнси. Вот это для нас мудрецы!
У нас в России элита, Сергей Георгиевич, как Кощей Бессмертный. У того было одно яйцо и то за тридевять земель, а у нашей элиты мозгов на одно полушарие, и те на Западе сохнут. Даже историю России насобачились по Карлу Марксу изучать. А тут еще я со свиным рылом да в калашный ряд. Мало того, что русский, так еще до сих пор и не умер?!
Чтобы пояснить Вам, Сергей Георгиевич, разницу между понятием ЗАЧЕМ и понятием КАК ВЫГЛЯДИТ, я привел образный пример со строительством дома. В стенку — горохом! Привел пример с автомобилем. Горохом — в стенку! Пояснил на Вашем собственном примере с молекулой и ее спектрами. Эффект тот же, и Вы выкатываете мне пример со слоном, причем моделируете мое поведение своим поведением.
Ведь это Вы, прочитав у Вебера, что слон это веревка; у Платона — что это шланг; у Смита — что это столб, — гордо заявляете, что слон — это привязанный на столбе веревкой шланг! Я ведь, Сергей Георгиевич, сначала буду выяснять, ЗАЧЕМ нужен слон и если узнаю, что для перевозки грузов, то как я могу сказать, что это столб, шланг или веревка?
Кстати, цель и функция — разные вещи. Цель — это конечный результат, функция — это цель элемента, участвующего в конечном результате, но самостоятельно не дающего его. Не надо их путать. Цель государства — защита и только в случаях, когда без него не обойтись или невыгодно. Функция государственного аппарата — управление. А то Вы тут себя так запутали, что стали утверждать, что церковь от чего-то защищает, да еще и без насилия. Это Вы костры инквизиции и муки ада «стихами» считаете?
«Пролетарии и буржуи стали двумя разными народами, даже расами», — утверждаете Вы. Мысль, конечно, интересная. Но вот, скажем, еврейский парнишка из Венгрии, люмпен в Англии, стал благодаря спекуляциям миллиардером Соросом. Он что, при этом стал еще и японским самураем? Это шутка, но эта мысль в сочетании с мыслью «главная угроза исходит от класса неимущих, а не от «внешнего врага»», смотрится еще интереснее. Только толку Красной Армии в войнах с Польшей в 1920 г., с Финляндией 1939 г., с Германией 1941–1945 гг. от этого Вашего утверждения не было никакого. И если бы Ваши предшественники в этом поменьше клялись, у нас бы потерь в тех войнах было бы меньше. Можно вспомнить Козьму Минина, а также смоленских купцов, сжегших свои магазины при приближении французов в 1812 году… впрочем, у Маркса, видимо, об этом не написано.
Знаете, Сергей Георгиевич, Вы с Лениным имеете какое-то интересное свойство — как дадите цитату из Энгельса, так обязательно вопиющая глупость! Вы что его специально подставляете? И ведь Ленин этой идее — заменить управленцев «авторитетами» — пытался следовать! В «Государстве и революции» он уверенно писал: «…вполне возможно немедленно… свергнув капиталистов и чиновников, заменить их… вооруженными рабочими». Понятное дело, рабочий с маузером — это авторитет!
А ведь если бы Ленин не только Энгельса читал, но и российских авторов, то сам бы увидел, к чему ведет эта глупость, причем, именно в энгельсовском, но только не образном, а конкретном примере.
Как известно, Александр III чуть не погиб в железнодорожной катастрофе. Потом «авторитеты» распустили слух, что катастрофа произошла из-за воровства. Дескать, строили так плохо, что царь, физически очень сильный человек, выдернул из шпалы костыль и согнул его в руках. (Вероятно, «авторитетам» костыль для крепления шпал представлялся чем-то вроде медицинского костыля.)
В действительности дело было так. С большой скоростью царский поезд влетел на железную дорогу, на которой управленцем (а не авторитетом) был С. Ю. Витте. Тот запретил двигаться поезду с такой скоростью и ограничил ее. (Я забыл причину его запрета. Когда я на суде, перед тремя судейскими «авторитетами», защищал своих железнодорожников, обвиняемых в ответственности за сход вагона, причиной была подвижка насыпей при весеннем оттаивании.) Но воодушевленные идеями Маркса — Энгельса авторитеты царской свиты наплевали на запрет такого мелкого авторитета, как Витте, и поезд понесся дальше. Когда он слетел с рельсов, то царь действительно проявил свою физическую силу — он удержал на плечах крышу вагона, падавшую на его детей.
Руководствуясь идеей авторитетов, Ленин посадил вместо управленцев столько «авторитетов», что и сам от них выл, и Сталин еле успел к войне убрать большую их часть. Бывший министр сельского хозяйства СССР И. А. Бенедиктов так вспоминал о 30-х годах.
«Среди старой партийной гвардии, сумевшей «зажечь» и поднять массы на Октябрьскую революцию, оказалось немало, говоря ленинскими словами, «святых» и «безруконьких» «болванов», которые умели «важничать и болтать», но не умели работать по-новому, с учетом стоявших перед страной задач. Мой наркомат, к примеру, возглавлял старый большевик, человек, несомненно, заслуженный и честный (поэтому не называю его фамилии), но совершенно неспособный организовать дело. Бесчисленные уговоры и совещания, собрания с «яркими» лозунгами, постоянные здравицы в честь революции, Ленина, к месту и не к месту — таков был его стиль, и переделать себя он был просто не в состоянии. Не помогал и высокий уровень образованности, культуры, высокие нравственные качества — деловых свойств ничем не заменишь.
В своих последних работах Ленин не раз подчеркивал, что большинство (вплоть до 9/10) в партии составляют люди, не умеющие действовать по-новому, призывал освобождать их с ответственных постов, невзирая ни на какие заслуги, «вычищать» их. Все это, увы, соответствовало действительности».
Я кажется уже «натянул» текст до не обидных для Сергея Георгиевича размеров. Но он уже второй раз как страшную загадку задает вопрос: как заставить чубайсов и немцовых служить российскому народу, а не указаниям МВФ? Мне на этот вопрос было стыдно отвечать, ведь это все равно что объяснять, сколько будет 2?2. Но для Сергея Георгиевича это ребус. Кроссворд. Проблема. Придется отвечать, Марьиванна.
Государственных служащих уже несколько тысяч лет заставляют служить народу исключительно уговорами. И служащие всегда соглашаются. И чубайсо-немцовский государственный аппарат, поверьте мне, тоже уговорим. И будет служить России верою и правдою.
Зайдите в Третьяковку. Там висит большое красочное полотно, на котором изображено общее собрание государственных служащих России, которые хотели служить не народу России, а представителям тогдашнего МВФ. На этом собрании власть России как раз и уговорила этих служащих. Да, кстати! Картина называется «Утро стрелецкой казни».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.