Глава 19 ЭКСПЕРИМЕНТЫ В УПРАВЛЕНИИ

Глава 19

ЭКСПЕРИМЕНТЫ В УПРАВЛЕНИИ

Шестидесятые годы, в течение которых Титу Куси совершал чудеса дипломатической изворотливости, были временем политического эксперимента и выжидательной нерешительности в оккупированном испанцами Перу. С поражением последнего восстания поселенцев под предводительством Франсиско Эрнандеса Хирона в Перу, наконец, воцарился мир. К этому времени в стране уже сложилось необыкновенно стабильное испанское общество. Испанцы продолжали основывать города с самоуправлением, каждый из которых строился по традиционному испанскому плану. С самых первых дней конкисты сюда из-за океана стали прибывать на кораблях испанки. Эти женщины выходили замуж за самых богатых испанских поселенцев и обеспечивали такую повседневную жизнь в колонии, что она почти ничем не отличалась от жизни на родине. Дети испанцев, рожденные в Перу, воспитывались как настоящие испанцы. Во всех новых городах с испанским самоуправлением были все привычные компоненты: большие дома, в которых жили энкомендеро в окружении своих домашних и слуг; множество священников, монахинь и монахов; процветающее торговое сословие; свободные негры и арабы и, наконец, рабы. В городах жили представители всех необходимых профессий: врачи, юристы, нотариусы для удовлетворения страсти испанцев к письменным документам, а также ремесленники: портные, каменщики и плотники; брадобреи, отворяющие кровь, сапожники, шорники, серебряных дел мастера и ювелиры, кузнецы, которые также делали оружие и доспехи, и рабочие-металлисты, которые по совместительству были еще и ветеринарами.

За исключением Куско и Кито, муниципалитеты в Перу были новыми образованиями. Большинство из них располагалось вдоль побережья или вдоль дорог, связывающих горы с ближайшим выходом к Тихому океану. Центр тяжести Перу сместился из Анд на океанское побережье, где и остается по сей день. К 1560 году в Перу насчитывалось около 8 тысяч испанцев. Из них одна треть или чуть больше имели энкомьенды или жили в домах 480 энкомендеро; у четверти из них были независимые профессии, а около одной трети испанцев были безродными бездельниками, которые играли в азартные игры, задирали индейцев, участвовали в экспедициях в джунгли или донимали вице-королей просьбами предоставить доходное место. Большинство индейцев в горах оставались в стороне от этой новой культуры, вдали от новых чужеземных общин, которые стали устанавливать порядки в их стране.

Теперь властям необходимо было развивать систему управления страной. Практически не было прецедентов колонизации европейцами столь далекой и совершенно чуждой расы. Первые эксперименты в области установления колониального правления в дальнейшем осложнились особыми условиями Перу. До завоевания в стране процветало удивительно стабильное правление Инков, и теперь власти пожелали сохранить то, что осталось от многочисленного коренного населения. Но страна стала свидетелем двух восстаний, поднятых недовольными колонистами, и находилась в опасной удаленности от метрополии. Она также обладала серебряными рудниками, которые быстро становились столпом всей испанской империи. Королевская власть стремилась одновременно сохранять чистоту своей христианской совести и проявлять заботу о перуанских индейцах, но при этом поддерживать на том же уровне свои доходы и вознаграждать испанских колонистов — это были явно несовместимые цели. В это время экспериментов в Перу бурлили политические теории. Лавина мемуаров, очерков и трактатов содержала советы королю, как управлять страной, а политические мысли и рекомендации отличались удивительной скрупулезностью и идеализмом.

Многие политики-теоретики хотели найти в администрации Перу место для инкской родовой знати. Король чувствовал сострадание к потомкам таких же, как он, монархов и угрызения совести за то, как обошлись испанцы с Атауальпой и Инкой Манко. В средневековой Испании существовала традиция уважать «сеньор натураль», мудрого, законного, любимого правителя; и Франсиско де Витория подчеркивал законные права туземных правителей. Такие хронисты, как Луис де Моралес, Кристобаль де Молина и Бартоломе де Вега рисовали удручающие картины обнищания родовой знати инков, лишенной роскоши, которой они беспечно наслаждались еще несколько лет назад, а теперь живущей без каких-либо доходов посреди богатств покоренной империи.

На самом деле положение королевской семьи инков к шестидесятым годам XVI века улучшилось. Единственные сыновья Уайна-Капака, оставшиеся в живых после междоусобной войны и испанского завоевания, Манко и Паулью, были оба мертвы, а их старшие законные сыновья Сайри-Тупак и Инка Карлос были владельцами богатых энкомьенд, которые они получили в результате приступов щедрости у Карла V, Гаски и Каньете. Некоторые принцессы вышли замуж за конкистадоров, имевших энкомьенды, а другие также получали пенсию от испанской короны. Эта привилегированная группа, которая должна была воодушевлять коренных жителей Перу, обогатилась таким образом благодаря податям с энкомьенд и стала составной частью испанского общества. Вместо того чтобы пытаться встать на защиту национальных интересов, потомки королевского дома Инков использовали свое происхождение с целью получения личной выгоды. Они так же были жадны до титулов, фамильных гербов, прекрасной европейской одежды и дармовых доходов и так же безразличны к трудящимся массам, как и любой испанский идальго.

Помимо немногих удачливых принцев и принцесс, которые получали подати с энкомьенд, существовали еще несколько сотен инков знатного происхождения, которые жили в Куско. Их королевское происхождение прослеживалось от одного из одиннадцати Великих Инков, и они сохраняли родственный клан, или «айлью», своего предка Инки. Земли вокруг Куско, которые раньше предназначались для Инки или для храмов Солнца, были поделены на части между королевскими потомками. Таким образом, у каждого было небольшое сельскохозяйственное владение, от уплаты налогов с которого они были освобождены. Но эти инки знатного происхождения, как и многие курака, часто были помешаны на том, чтобы «одеваться в шелка или иметь лошадей, пить много кастильского вина или иметь друзей среди испанцев». Благодаря своему благородному происхождению всякий из них, кто становился христианином, получал титул «Дон», который был отличительным признаком аристократической родословной среди испанцев. Но очень мало кто из индейцев выучил испанский язык, и даже представители знати оставались достойными сожаления фигурами в постконкистском обществе.

На некоторых испанцев производило большое впечатление то, как легко можно было манипулировать местной знатью. Луис де Моралес писал, что многие индейцы — «люди очень способные, рассудительные и разумные. И все это тратится впустую, так как они всего лишь ухаживают за лошадьми или пасут скот». Поэтому испанские власти забавлялись тем, что выискивали способы использовать в своих целях управленческие способности индейцев вне жестокой системы «энкомендеро — курака». Франсиско Писарро и Висенте де Вальверде пытались сохранить индейские общины везде, где только они были, особенно в таких городах, как Хауха со 100 тысячами жителей или Вилькасуаман с населением 40 тысяч человек. Их усилия остались тщетными из-за анархии во время восстаний и гражданских войн. Вака де Кастро надеялся создать новые поселения индейцев, но единственное, что ему удалось сделать, это основать город индейцев племени чачапояс, который располагался далеко от их родных мест обитания в провинции Вилькас. Если основывались новые поселения, то индейское самоуправление могло действовать только вне племенной системы курака. Священники хотели, чтобы живущие отдельно индейцы собирались в такие общины для облегчения им задачи обращения их в христиан. Их настойчивость привела к тому, что в 1549 году вышел королевский указ, требовавший от властей основывать в Перу больше городов с индейским населением. В каждом таком городе из числа индейцев должны были быть «алькальды, мировые судьи для рассмотрения гражданских исков, а также члены городского управления, избранные индейцами на годичный срок из своих же соплеменников», чтобы заботиться о благе общины.

Гаска написал королю после своего триумфального возвращения в Испанию и предложил, чтобы мировым судьям из числа индейцев было разрешено рассматривать простейшие гражданские иски своих соплеменников, а также арестовывать испанцев, совершивших правонарушения, и сопровождать их к испанскому коррехидору, имеющемуся в каждом испанском городе. Король в свою очередь попросил нового вице-короля маркиза де Каньете рассмотреть такие полномочия, а Каньете поручил коррехидору Куско, грозному Хуану Поло де Ондегардо, лицензиату и сведущему человеку в делах индейцев, разработать такую систему для 20 тысяч индейцев, проживающих в городе и поблизости от него. Поло разделил Куско на четыре административных района, или прихода. Коррехидор выдвинул в каждом районе по восемь кандидатов, из которых индейцы выбрали трех. Затем одного из них коррехидор избрал алькальдом. Каждый алькальд осуществлял правосудие среди индейцев, но он не мог приговорить к смерти или нанесению увечий. У них это стало неплохо получаться, и вскоре стали появляться сообщения о том, что, «как видно из опыта города Куско, четыре алькальда, назначенные своими соплеменниками, так хорошо справляются с делами, что от них не может спрятаться ни один грабитель или правонарушитель; они быстро улаживают возникающие иски, касающиеся пахотных земель, водоснабжения, пастбищ и др.».

Каньете уже назначал родовитого Алонсо Титу Атаучи постоянным главным алькальдом четырех суйю в Куско, вручив ему особый жезл судьи. Он попытался провести такой же эксперимент в Кито, сделав двоюродного брата Атауальпы Дона Матео Юпанки главным алькальдом де лос Натуралес, то есть начальником индейской полиции, со своим штатом служащих и ежегодным жалованьем в размере 100 песо. Дон Матео очень эффективно выполнял свои обязанности в течение восемнадцати лет и завоевал восхищение испанского коррехидора. В 1563 году Аудиенсия Кито приняла решение избирать алькальдов из числа индейцев, как в Куско, чтобы они имели полномочия «арестовывать испанцев, которые совершают правонарушения в своих районах, и отправлять пленников к коррехидору». Другой достойный человек, Дон Диего де Фигероа, и Кахамарка, внук главнокомандующего Уайна-Капака и курака инкских поселенцев в Кито, стал одним из этих алькальдов. Он обучал индейских и испанских детей в своем округе, построил прекрасную церковь, основал поселения неподалеку от Кито и поднялся до главного алькальда всей провинции, которому в вопросах правосудия подчинялись все курака провинции. В новом прибрежном городе Гуаякиль курака по имени Дон Педро Самбиса храбро помогал отразить нападение Фрэнсиса Дрейка. В награду он стал главнокомандующим и главным алькальдом де лос Натуралес в Гуаякиле, а в конечном счете — преемником Дона Диего де Фигероа на посту главного алькальда Кито. Каньете также организовал полностью индейскую общину с горожанами, алькальдами, судом и городским советом в Ла-Магдалена-де-Чакалеа в долине Лимы.

Эти пробные шаги в индейском самоуправлении явились волнующим экспериментом в управлении колонией. В течение некоторого времени политики-теоретики в Перу обсуждали более смелые меры. В 1561 году Аудиенсия Лимы дала указание своим региональным инспекторам перевести индейцев в новые города, в которых они сами будут управлять своими делами. Каньете умер в 1561 году, а повеления короля побудили его преемника графа де Ньева продолжить назначения индейцев на ответственные должности. Лицензиат Хуан де Матьенсо предложил, чтобы в каждой провинции на пост индейца-коррехидора и судьи сроком на два года назначались подходящие представители коренного населения не из этого района, достаточно воспринявшие испанский образ жизни. Архиепископ Лимы Лоайса настаивал, чтобы назначенные алькальды и члены городского совета из числа индейцев везде находились под началом испанских коррехидоров. И Поло де Ондегардо, и Хосе де Акоста считали, что есть необходимость в таких чиновниках. Испанцы оккупировали страну, в которой, как им было известно, было блестящее руководство. Поэтому они могли бы доверить значительную часть управления страной коренным жителям, отбирая достаточно авторитетных кандидатов, чтобы разрушить основанную на тайном сговоре власть энкомендерос и курака. Такая смелость в управлении Перу поставила бы страну на века впереди других колониальных режимов и послужила бы реальным подтверждением для официальных заявлений о том, что индейцы — равноправные подданные испанского короля.

К сожалению, несмотря на первые успехи индейцев на административных должностях, правители Перу колебались идти дальше. Каньете доверил своим управленцам-индейцам очень скромные полномочия и составил список ограничений для кандидатов: они должны быть благородного происхождения, исповедовать христианскую религию, говорить по-испански, быть достойными, способными, справедливыми, энергичными, добродетельными, иметь приятную внешность и немного разбираться в законах. Он сообщил королю, что надеется возродить коренное население страны посредством создания еще большего числа индейских общин с самоуправлением. Преемник Каньете Ньева вяло занимался делами индейцев. Он попытался поставить над янакона в Лиме двух алькальдов, несмотря на протесты местного населения. Он также задумал ввести новые должности индейских судей, которые занимались бы рассмотрением менее важных гражданских исков и имели бы разрешение арестовывать испанцев при условии немедленной их передачи в руки испанских властей. Это новшество не прижилось.

Следующий правитель Перу, Гарсия де Кастро, полностью сознавал, что королю очень хотелось бы, чтобы индейцы стали жить в новых городах и поселениях. Но его усилия, предпринятые с целью заставить их покинуть свои разрозненные жилища, потерпели полную неудачу: индейцы отказывались трогаться с места, а Кастро был слишком нерешителен, чтобы принудить их. Гарсия де Кастро отправил д-ра Грегорио Гонсалеса де Куэнку решить вопрос с управлением в 30 репартимьенто вокруг Трухильо на северном побережье, чьи подробные указания позволили местным индейцам организовать в своих деревнях подобие самоуправления. Президент Кастро также предпринял попытку назначать двух индейских алькальдов, которые занимались бы разбором исков индейцев в энкомьендах. Он уточнил, что курака не могут служить в этом качестве. Но его алькальды не обладали ни достаточной властью, ни официальной поддержкой, чтобы произвести хоть какое-нибудь впечатление на тех, кто уже укрепился в системе управления энкомьендами. Возможно, индейцы были слишком запуганы или деморализованы четвертьвековой оккупацией страны испанцами, чтобы вырастить в своей среде достаточно приемлемых кандидатов. Более вероятно, что курака обладали слишком большой властью над своими соплеменниками. Испанские правители Перу не были настолько смелы, чтобы передать из рук испанцев достаточный объем власти в руки индейцев. Неуверенные шаги по пути внедрения индейского самоуправления поэтому так и не реализовали все свои возможности.

Более ранней традицией испанского колониализма было назначение испанских протекторов индейцев. Еще до того, как Писарро отплыл в Перу, его партнер, а также партнер Альмагро, Эрнандо де Луке получил указание защищать коренное население еще не открытых земель. Будучи духовным лицом, Луке так и не попал в Перу, но эти инструкции были повторены в 1536 году и для Висенте де Вальверде, который в апреле 1538 года был официально назначен «протектором этих провинций». Вальверде приветствовал это назначение. Он пришел в ужас при виде опустошения, которое предстало перед ним во время его путешествия в глубь страны после восстания Манко. Он писал королю по поводу своего назначения: «Необходимо защищать этих людей от волчьих зубов, которые им угрожают. Я считаю, что, если специально не начать заботиться об их защите, страна опустеет. Индейцы чрезвычайно обрадовались… когда узнали, что Ваше Величество специально послали к ним человека, который будет защищать их». Обязанности Вальверде как протектора индейцев были обширными, но возможности принуждения — незначительными. Протектор индейцев обладал полномочиями посылать инспекторов в любые места, но ему почти некого было посылать. Он мог вести расследования по делам о жестоком обращении с индейцами, рекомендовать губернатору лишить того или иного владельца его индейцев или подвергнуть его телесному наказанию; или он сам мог налагать на правонарушителей штраф до 50 песо или наказывать тюремным заключением сроком до десяти дней. Вальверде рассмотрел несколько дел в Куско. Сохранились записи о двух случаях изнасилования служанок испанцами-энкомендеро. Вальверде приговорил их к штрафам и тюремному заключению, и апелляции испанцев к Франсиско Писарро не смогли изменить приговор. Но один епископ не мог обуздать легион жестоких конкистадоров.

Епископ Лимы Лоайса сменил Вальверде на посту протектора индейцев, а другие видные служители церкви занимали этот пост в других частях Вест-Индии. Одним из самых выдающихся был праведный Хуан де Валье, чья епархия располагалась к северу от границы империи инков. В 1557 году король Филипп написал Валье: «Мы узнали о том, как вы заботитесь о переходе индейцев этой провинции в христианскую веру, и о том, чтобы с ними хорошо обращались; какие усилия вы прилагали и продолжаете прилагать, чтобы защитить их от причинения им всяческого вреда; а также о гонениях и тяготах, которые вы переносите из-за этого. Мы в высшей степени довольны… и поручаем вам продолжать заботиться об этих людях». Но эти епископы с добрыми намерениями не обладали реальной властью для того, чтобы принудить хорошо обращаться с индейцами. Один из священников, работавших с де Валье, рассказал, как он уладил дело с записью размеров налогообложения и запретил использовать индейцев для переноски грузов и как он с надеждой «указывал испанцам, как спасти свою совесть в отношении индейцев… как вести себя на будущее, и предписывал им возместить индейцам весь ущерб». Епископы делали все, что только было в их силах, чтобы уговорить и усовестить своих прихожан, но обязанность защищать индейцев перешла на практике к гражданским властям.

Правительственный аппарат был несложный. Вице-король в Лиме возглавлял Аудиенсию, в которую входили четыре оидора, то есть судьи-советника, и финансовый, или налоговый, чиновник. Аудиенсия в Лиме была основана в 1542 году; в 1559 году Филипп II создал Аудиенсию в Ла-Плате, или в Чаркасе; в 1563 году — в Кито, а в 1565 году — в Чили. Председатели этих второстепенных Аудиенсий действовали как губернаторы и главнокомандующие на местах, и в каждой Аудиенсий было четыре или пять оидоров и финансовый чиновник.

Представителем королевской власти в провинциях был коррехидор, чиновник, который имелся в каждом испанском городе и возглавлял его городской совет. Первоначально должность коррехидора обычно занимал ведущий энкомендеро; она была почетной, и жалованья коррехидор не получал. Каньете сократил число коррехидоров до 12 человек, дал им достаточное жалованье и старался назначать хорошо образованных, знающих людей, таких, как Хуан Поло де Ондегардо. В каждом основанном испанцами городе был муниципальный совет, кабильдо, возглавляемый алькальдом; в него входили рехидоры, или члены городского совета. Эта система муниципального управления была целиком в руках энкомендеро: владельцы поместий должны были жить в городах и, естественно, были самыми богатыми горожанами. В сельской местности присутствие центральной власти или правовая защита выражались в том, что каждый год сюда приезжал алькальд или рехидор из ближайшего города. Они устраивали скорые краткие слушания дел и выносили приговоры. Время от времени кабильдо (муниципальные советы) издавали законы в пользу индейцев, чтобы только поддерживать жизнь в этой готовой ко всякому труду рабочей силе; а приезжающие с визитами магистраты иногда предпринимали какие-нибудь шаги в защиту индейцев от алчных испанцев. Коррехидоры также должны были защищать индейцев и наказывать их обидчиков так же сурово, как если бы преступление было совершено против испанца. Но коррехидоры несли ответственность за обширные просторы гористой местности и были слишком заняты делами в своих городах, чтобы управляться еще и за их пределами. И было большой редкостью, если эти чиновники на местах наказывали своих соплеменников-энкомендеро. Поэтому индейцы не получали действенной защиты со стороны королевских властей. Большинство из них, вероятно, даже и не подозревали о существовании другой власти помимо их непосредственных хозяев: энкомендеро, курака и священника.

Когда гражданские войны уже подходили к концу, недостаток этой власти, которая защищала бы индейцев, был очевиден всякому сочувствующему наблюдателю. Было ясно, что индейцы зависели от милости кучки хозяев, грабивших их. Если бы на них совсем не обращали внимания и предоставили бы их самим себе, их количество уменьшилось бы и они никогда не приняли бы христианство добровольно. Одним из решений проблемы стало бы возвращение реальной власти правителям из числа индейцев. Но большинство политиков-теоретиков уклонялись от этого смелого решения и вместо этого выступали за идею усиленной защиты индейцев как наиболее уязвимого низшего слоя общества. Индейцы так настрадались от жестокого обращения с ними в годы анархии в ходе конкисты и во время гражданских войн, что, казалось, они были не способны отстаивать свои права свободных граждан. Закон уже подверг индейцев дискриминации, сделав их данниками энкомендеро со всеми сопутствующими этому ужасами. Испанские бродяги и бездельники, прибывшие в Перу, не имели таких обязательств. Индейцам так и не дали шанса проявить себя свободными гражданами, и было бы невозможно ожидать, что они переживут потрясения конкисты, приспособятся к обществу конкурентных денежных отношений и написанному на иностранном языке своду законов и отразят натиск воинственных вооруженных представителей расы завоевателей. Поэтому исполненные благих намерений испанцы пришли к заключению, что коренных жителей Перу должно защищать специальное законодательство, а специально назначенные испанские протекторы должны осуществлять их коллективные права. Но появление такого специального законодательства означало, что индейцы теряют свое равноправие как свободные подданные короля Испании. Вместо этого их статус снизился до положения правового меньшинства. Были забыты прекрасные идеи «Новых законов» и надежды на то, что перуанцы продвинутся вперед, от положения подданных Великого Инки до положения свободных граждан-христиан европейской монархии.

Вскоре после поражения Гонсало Писарро Аудиенсия Лимы попросила себе у короля право назначать протектора индейцев в каждом городе «для лучшего обращения с индейцами и их защиты». Гаска настаивал, чтобы в обязанности коррехидора входило защищать индейцев, на том же стоял и Каньете. Каньете пошел еще дальше и попытался официально ввести должности провинциальных коррехидоров с широкими полномочиями в области защиты прав индейцев. Но все эти добрые намерения оставляли без внимания проблему поиска добросовестных и способных испанцев. Чтобы выполнять свою работу как следует, протектор должен был испытывать сострадание к своим подопечным, быть сведущим в испанских законах, непримиримым и непоколебимым в отношении своих соотечественников и альтруистом, не думающим о денежном вознаграждении. Очень мало таких образцов совершенства добрались до Перу в XVI веке. Кто-то пытался ввести должности протекторов в отдельных репартимьенто, которые отошли короне, но Хуан де Матьенсо в 1562 году сообщил королю, что это пришлось отменить «из-за грабежей, дурного обращения и мошенничества, которыми они занимались в отношении индейцев». Вскоре Каньете убрал своих коррехидоров в провинциях, сказав, что они воры. Позднее вице-король Франсиско Толедо сместил всех региональных протекторов, за исключением архиепископа, «потому что они все и каждый из них занимались грабежом и эксплуатацией индейцев и притесняли их, возбуждая дюжины судебных процессов».

Несмотря на такую зловещую картину, губернатор Гарсия де Кастро убедил себя в том, что какая-то новая форма власти необходима, чтобы управлять индейцами и защищать их. Его решением проблемы стал «коррехидор де индеос», испанский чиновник, который стал бы управлять индейцами, дублируя испанского коррехидора, который осуществлял центральную власть в испанских городах. Гарсия де Кастро стал продвигать свои планы в жизнь, несмотря на скептическое отношение церковных властей. Он объяснил королю, каким образом эти новые чиновники смогут предотвращать бунты и мятежи среди коренного населения, следить за переселением индейцев в более крупные города, осуществлять среди них правосудие вместо священников, упорядочить сбор податей, который проводят курака, делать перепись населения и защищать индейцев от различных злоупотреблений. Новые коррехидоры де индеос должны были получать жалованье в размере двух серебряных монет в год с каждого платящего подати индейца, которого они зарегистрируют. По замыслу губернатора, им должны были быть предоставлены широкие полномочия за счет уже существующих полномочий местных властей.

Бедняга Гарсия де Кастро, неудачник, действующий с самыми лучшими побуждениями, не мог предвидеть, какую бурю протестов вызовут его нововведения. Самыми громогласными противниками были церковники, которым грозила потеря власти, фактически незаконно захваченной священниками в каждой индейской общине. Архиепископ Лоайса доказывал, что губернатор никогда не сможет найти достаточное количество достойных мирян на новые должности, следовательно, задачу защиты индейцев следует оставить священникам, получающим поддержку от инспектора из центра. Франсиско де Моралес, францисканский архиепископ, осуждал чиновников, которые «обогащают себя, своих родственников и друзей за счет страданий этих невинных душ»; по словам Родриго де Лоайсы, коррехидоры сколотили себе состояния на торговле своими подопечными и поощряли их дурные наклонности. Рехинальдо де Лисаррага писал, что настоятель его женского доминиканского монастыря отказывал в отпущении грехов новым чиновникам. Страстные словесные нападки церковников подкреплялись кампанией отказа от сотрудничества с коррехидорами де индеос. Например, они отказались предоставить свои записи крещений и браков, чтобы помешать новым должностным лицам находить уклоняющихся от податей индейцев.

Церковные власти подстрекали самих индейцев против новых коррехидоров де индеос, хотя предполагалось, что функцией новых чиновников будет обеспечение дополнительной защиты притесняемых туземцев. К этой оппозиции присоединились курака. Судья Франсиско Фалькон помог им подготовить петицию, которая была представлена в Аудиенсию Лимы в июле 1565 года. В ней предлагались разумные шаги к постепенному повышению уровня индейского самоуправления посредством алькальдов и рехидоров из числа коренного населения. В ней также утверждалось, что не требуется никаких новых чиновников для управления послушными индейцами и что жалованье коррехидорам де индеос должны, во всяком случае, платить энкомендеро, а не сами индейцы. Эту петицию должны были затем отправить в Испанию, и архиепископ Лоайса торопил курака собрать деньги, чтобы отправить их вместе с ней и тем самым придать ей больший вес. Эти аргументы были вполне убедительными, но мотивы сомнительными, так как введение новых чиновников угрожало так же ограничить власть курака, как и власть священников.

Противодействие исходило также и от других властей, которые почувствовали угрозу своему положению: от кабильдо (муниципалитетов) испанских городов (состоявших из энкомендеро); от уже существующих коррехидоров, которые не хотели отдавать свою власть над индейцами, и даже от относительно беспристрастных аудиенсий. Члены Аудиенсии Чаркаса послали Гарсии де Кастро аргументированную докладную записку. В ней подчеркивалось, что новые чиновники навлекут на несчастных туземцев еще больше страданий, так как станут требовать уплаты еще одного налога, который нужно платить не иначе, как только серебром. Настолько сильны были шумные протесты как со стороны индейцев, так и со стороны энкомендеро в Чаркасе, что администрация вынуждена была временно прекратить взимание этого налога. Гарсия де Кастро доказывал, что любая коррупция в рядах его новых чиновников будет немедленно разоблачена рассерженными священниками, энкомендеро и курака и ее можно будет сурово пресечь. Но Аудиенсия Чаркаса предостерегала: существует риск, что коррехидор де индеос присоединится к этим трем группам эксплуататоров и они составят заговор молчания. Члены Аудиенсии были убеждены в том, что новые должностные лица не смогут выполнять свои обязанности, не опираясь на прочную базу, которая была у уже существующих коррехидоров в городах. Поэтому прежде чем создавать эти новые должности, туземцев следовало объединить в более крупные общины.

Губернатор Гарсия де Кастро изменил условия деятельности своих коррехидоров де индеос, учитывая эти протесты. Но он продолжал верить в необходимость новых чиновников, которые восполнили бы недостаток управленцев в сельской части Перу. Он был убежден, что простых индейцев нельзя защитить, а неопытным индейцам-алькальдам не выстоять против угроз курака без помощи со стороны этой новой власти. Поэтому он начал постепенно вводить коррехидоров де индеос сначала в районе Лимы, и в течение нескольких лет он настойчиво просил короля издать указ, который утвердил бы его нововведение.

В то время как Гарсия де Кастро и другие размышляли над способами управления индейцами, Перу в течение многих лет раздирали горячие споры относительно будущего самой энкомьендарной системы. Королевская власть рассматривала первоначально подаренные энкомьенды как временные, вынужденные меры, предпринятые с целью закрепить завоевание только что покоренной территории и наградить победителей. Энкомендеро не имели ни прав на землю, ни юридической власти над индейцами в своих регионах. Просто в течение своей жизни они получали и могли пользоваться огромными податями со своих владений, то же самое относилось и к их прямым наследникам. Владельцы энкомьенд были недовольны теми ограничениями, которые сопровождали эти награды, и их тревога стала нарастать с осознанием того, что они потеряют весь источник своих доходов со смертью своих наследников. Они очень хотели, чтобы подаренные им энкомьенды остались им в бессрочное пользование. Борьба за владение энкомьендами в течение неограниченного срока спорадически вспыхивала с тех времен, когда завоевание Перу еще не началось. В течение некоторого времени в тридцатые годы XVI века казалось, что королевская власть, возможно, сделает эту уступку, но король решительно повернул против энкомендеро в «Новых законах» от 1542 года. В них было объявлено, что вся система скоро прекратит свое существование и никакие другие энкомьенды в дальнейшем раздаваться больше не будут. Когда Гаска нанес поражение Гонсало Писарро и наградил десятки верных последователей энкомьендами, конфискованными у мятежников, испанские поселенцы в Перу организовали новое лобби в защиту владения энкомьендами в течение неограниченного срока. В 1549 году они послали доминиканского архиепископа в Перу отца Томаса де Сан Мартина и одного из первых и наиболее уважаемых конкистадоров капитана Херонимо де Альягу упросить короля Карла I отдать им энкомьенды в вечное владение. Совет по делам Индий заслушал эту петицию в 1550 году. Большинство его членов высказались «за», но оппозиция, возглавляемая Лас Касасом, Сан Мартином (который попал под обаяние Лас Касаса и переметнулся на другую сторону) и Гаской, отложила принятие решения. Аргументы в пользу владения энкомьендами в течение неограниченного времени были всегда похожими, и в них было нечто убедительное. Отданная в навечное владение энкомьенда вызвала бы в энкомендеро постоянную заинтересованность в благоденствии и процветании своих владений. Он стал бы вкладывать в землю капитал, обучать индейцев более прогрессивным методам земледелия, учить и защищать их, а также стимулировать экономическую деятельность в этом районе. Получив же энкомьенды на ограниченное время, энкомендеро были «наемниками, а не фермерами», которые «старались только насытиться потом индейцев перед тем, как уехать». Но если бы подаренная земля осталась владельцам в вечное владение, они стали бы надежной лояльной аристократией, достаточно богатой, чтобы защищать королевскую колонию. В начале 1554 года, в разгар восстания Франсиско Эрнандеса Хирона, верные королю энкомендеро собрались в Лиме, чтобы подготовить вторую петицию. Они просили оставить им их земли навсегда, позволить им поселиться в своих поместьях и дать им гражданские и юридические полномочия второй инстанции, что позволило бы им выслушивать жалобы или просьбы индейцев в отношении курака. Своим эмиссаром они избрали Антонио де Риберу, и в конце 1555 года он прибыл к Карлу I в Брюссель. Его просьба была подкреплена самым мощным из всех возможных аргументов: обещанием 7 600 000 песо в случае, если просьба будет удовлетворена. В то время 467 энкомендеро в Перу получали ежегодный валовой доход около 1 200 000 песо, из которого они должны были содержать священников. Поэтому их предложение представляло собой сделку на семь лет — невысокая цена за собственность, приносящую стабильные доходы, и никакого предсказуемого риска. Каким образом они собирались занять или наскрести эту огромную сумму, ни разу полностью не обсуждалось.

В январе 1556 года Карл I отрекся от престола, и королем обанкротившейся страны стал Филипп II. Естественно, он сильно соблазнился денежным предложением и в сентябре написал в Совет по делам Индий, что он решил принять его. Он планировал создать из креолов аристократию, продавая титулы и гербы, и дать потомственным энкомендеро всю полноту власти на местах, подчиняющейся только центральным судам. Совет по делам Индий пришел в смятение. К его чести, надо сказать, что он отправил королю свое решительное осуждение этого предложения. Совет предостерег короля, что передача энкомьенд их владельцам в бессрочное владение будет на пользу только нескольким сотням энкомендеро за счет тысяч других испанцев, поселившихся в Перу; это будет означать вечное рабство для индейцев. Предоставление энкомендеро широких полномочий не соответствовало изначальному замыслу папы, подарившему королю эту страну, и было бы неосмотрительно предоставить такую власть группе беспокойных поселенцев, многие из которых участвовали в недавнем восстании. Такой решительный отпор решению нового короля был смелым поступком Совета. Филипп II позволил своим денежным затруднениям затмить человеколюбивые доводы, которые производили такое впечатление на его отца.

Оппозиция в Перу тоже росла. Группа курака собралась в Лиме в 1559 году и назначила Доминго де Санто Томаса и Бартоломе де Лас Касаса — оба они были в то время в Испании — представлять их контрпредложение королю. Они предложили великолепную взятку: на 100 тысяч дукатов больше, чем самое крупное предложение, сделанное королю со стороны энкомендеро. Но они просили уступок, которые изменили бы все коренным образом. Энкомьенды должны были отойти к короне после смерти настоящих владельцев, и в дальнейшем никаких наград испанцам в виде земельных владений в Перу больше производиться не должно. Энкомендеро и их семьям должно быть запрещено появляться в своих репартимьентос по какому бы то ни было поводу. Подати, которые должен платить каждый конкретный индеец, должны соотноситься с его платежеспособностью, а подати с репартимьенто, принадлежащих короне, должны быть уменьшены наполовину. Исконным владыкам должны быть предоставлены привилегии и уступки, а у индейцев должны быть представительские собрания, чтобы они могли высказать свое мнение по важным вопросам, их касающимся. Эта петиция была представлена королю в 1560 году, и Филипп отнесся к ней достаточно серьезно и попросил своих представителей в Перу рассмотреть эти предложения и прислать свои отзывы.

К этому времени король Филипп уже послал комиссию в Перу, чтобы расследовать со всех сторон вопрос о передаче энкомьенд в бессрочное владение. Он тайно наделил трех членов своей комиссии полномочиями решить этот вопрос положительно, если они посчитали бы это желательным, но сказал, что он предпочел бы, чтобы они прислали очень полный и подробный отчет с их рекомендациями. Защитники интересов двух сторон, Антонио де Рибера и Доминго де Санто Томас, также возвратились в Перу в 1560 году. Спор о передаче энкомьенд в бессрочное владение продолжался в течение всех шестидесятых годов XVI века. Это было буйство красноречия, оскорблений, интриг и идеализма. Король и члены его комиссии пригласили высказаться по спорному вопросу всех сановников вице-королевства; результатом этого была лавина научных трудов. В течение 1562 года члены комиссии посылали по два эмиссара, чтобы выслушивать мнения испанских граждан в Перу и индейских провинциальных вождей. Оба посланца, отправившиеся в центральные высокогорные районы, имели хорошую квалификацию: это был пылкий защитник индейцев Доминго де Санто Томас и более спокойный Поло де Ондегардо, который в это время был судьей Аудиенсии Ла-Платы.

Результаты этих опросов можно было предсказать заранее. Санто Томас провел встречи с курака в различных городах вдоль своего маршрута движения и доложил, что «во всех из них индейцы, полностью вникнув в дело, стояли на том, что хотят напрямую подчиняться Вашему Величеству, [а не различным энкомендеро]. Для этого они выдвигают достаточно причин, никакие ученые мужи не смогли бы сделать это лучше». Другая группа курака собралась неподалеку от Лимы в январе 1562 года и предложила кандидатуры нескольких либеральных служителей церкви и королевских чиновников для отстаивания интересов коренного населения. Ведь и ему, и королевской власти было бы неизмеримо выгоднее, если бы всех энкомендеро отправили на пенсию, а индейцы перешли бы в прямое подчинение королевской администрации. Тем временем духовенство так энергично занялось проведением церковных служб, осуждающих бессрочное владение энкомьендами, что вице-король граф де Ньева вынужден был призвать к себе глав духовных орденов, чтобы сказать им, что он будет сурово наказывать всех священников, которые будут продолжать волновать умы индейцев. Санто Томас возвратился из своей поездки в сьерру убежденный в том, что все индейцы хотят быть объединенными под властью короны и что энкомендеро никак не смогут уплатить сумму, обещанную Риберой. Вице-король был настроен скептически и полон подозрений: он был уверен, что священники, сговорившись с алчными курака, строят заговор для передачи Перу под власть папы.

Оппозиция передаче энкомьенд в бессрочное владение энкомендеро также возникла и среди массы простых испанцев, чьи отцы не получили в награду энкомьенды. Одни из них были торговцы и ремесленники, другие — только что прибывшие искатели приключений и известные властям бродяги, а третьи — метисы, не очень уверенные в том, кто они такие: испанцы или индейцы. Некоторые из таких жителей Куско писали членам комиссии, что экономика Перу зависит от того, насколько подвижны трудовые ресурсы страны в сельском хозяйстве, горнодобывающей промышленности и торговле, и что энкомендеро ограничивают их перемещение. Другие не имеющие привилегий испанцы и метисы строили планы жалких и бесплодных восстаний.

Промежуточная точка зрения на получение земельных владений в бессрочное пользование принадлежала некоторым королевским чиновникам, особенно Хуану Поло де Ондегардо, Хуану де Матьенсо и Эрнандо де Сантильяну. На собраниях индейцев Поло пытался говорить, что бессрочное владение энкомьендами может принести свои выгоды, и провел исследования, чтобы составить доклад о методах сбора податей курака в прошлом и в настоящем, о системе принудительных работ мита и об отправлении правосудия и религиозных обрядов. Поло, Сантильян и Матьенсо поддерживали передачу энкомьенд в бессрочное владение при условии, что энкомендеро не получат полномочий вершить суд. Матьенсо был самым юридически грамотным автором в Перу в XVI веке. Он написал свой знаменитый труд «Гобьерно дель Перу», который представлял собой первую попытку всеобъемлющей политической программы для этой колонии. Матьенсо сочувствовал индейцам, стремился защитить их от наиболее вопиющих злоупотреблений и присоединить их к христианской цивилизации. Он по-отечески относился к ним, но их пассивный характер внушал ему пессимизм; он был убежден в правоте испанской конкисты.

И Матьенсо, и Поло подчеркивали тот исторический факт, что инки завоевали Перу и правили — «тиранствовали» — в ней всего лишь на протяжении нескольких поколений. Этот факт был известен с самого начала завоевания Перу испанцами и часто повторялся в рассказах о жизни инков в доконкистский период и в опросах пожилых инков, занимающих видные посты. Только теперь испанские теоретики утешились, оправдывая свое завоевание тем, что они просто вытеснили таких же непрошеных завоевателей.

Сами энкомендеро продолжали настаивать на всех своих требованиях. В марте 1561 года члены комиссии написали в испанские города, приглашая их принять участие в обсуждении вопроса о передаче энкомьенд в вечное пользование их владельцам и отправить делегатов в Лиму для ведения переговоров об условиях этой передачи с членами комиссии. К середине 1562 года от восьми городов был получен ответ: они предлагали уплатить 3 938 000 песо в течение восьми лет за получение бессрочного права владеть энкомьендами и отправлять в них правосудие.

Члены комиссии выслушали все свидетельства и составили свой доклад и рекомендации. В нем они уничижительно отзывались об индейцах, которых считали тупыми и лишенными способностей и интеллекта. «Они не знают ни способов, как им управлять собою, ни людей, которые могли бы это делать, ни желания. Они понятия не будут иметь о том, что им делать завтра, если им не отдать распоряжение». Курака могли бы взять на себя руководство, если бы энкомендеро совсем не стало бы, «и вполне можно допустить, что индейцы увидят от них больше вреда и угнетения, чем от энкомендеро». Члены комиссии высказались за объединение индейцев в более крупные общины, как это делалось инками, «чью политику в области человеческих ресурсов мы считаем очень хорошей». Индейцы в новых общинах «должны иметь органы управления — алькальдов и рехидоров, объединенных в совет, — со своими законами и порядками. Эти алькальды должны осуществлять правосудие в гражданских и уголовных делах в первой инстанции». Испытывая недоверие к духовенству и курака, признавая факты плохого обращения с индейцами со стороны многих энкомендеро и желая пополнить королевскую казну, члены комиссии рекомендовали трехсторонний компромисс. Одна треть всех энкомьенд должна была быть продана в бессрочное пользование с предоставлением права суда во второй инстанции самым достойным энкомендеро, которые, таким образом, образуют лояльную к королевской власти аристократию. Еще одна треть должна будет отойти к короне по истечении существующего срока владения при условии, что курака заплатят столько, сколько они обещали. Оставшаяся треть должна будет перейти к короне, но впоследствии ее можно будет вновь передать достойным испанцам в пожизненное владение.

Закончив свою работу, члены комиссии отплыли домой в Испанию. К сожалению, пока они плыли по Атлантическому океану, некоторые секретные документы вице-короля Ньева попали в руки жителя Перу, который плыл в Испанию на другом корабле. Из документов явствовало, что члены комиссии вступили в сговор с вице-королем и занимались далеко идущей незаконной деятельностью во время своего пребывания в Перу. Вместе с ним они получали взятки за назначение на должности, в том числе судейские, и занимались перепродажей энкомьенд, захватом и продажей земель, принадлежавших короне, а также продажей документов, подтверждающих права существующих энкомендеро на их владения. Незаконным путем они сделали себе такие огромные состояния, что начали организовывать сеть посредников, чтобы скупать контрабандный товар и нелегально перевозить его в Испанию при помощи трех сговорчивых капитанов. Такая всеохватывающая коррупция была поразительна даже для Испании XVI века. Один член комиссии умер в Перу, а двух других арестовали при высадке на берег. Один из них получил длительное тюремное заключение, а другому было запрещено работать в государственных, муниципальных и общественных учреждениях в течение нескольких лет. Король немедленно отправил лицензиата Лопе Гарсию де Кастро арестовать вице-короля графа де Ньева. Но Гарсия де Кастро достиг Перу не раньше октября 1564 года, а его намеченная жертва внезапно умерла в феврале предыдущего года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.