Воспитание единства

Воспитание единства

Национализация правящего класса вполне укладывается в парадигму третьего срока Путина. Если элита недостаточно патриотична, это нужно исправить. Нельзя заставить быть патриотами, но можно уничтожить саму возможность быть непатриотами и связывать свою политическую и личную жизнь с другой страной.

То же самое касается коррупции. Мы видим, что бороться с коррупцией 1990-х, 2000-х годов или медведевского периода Путин не стал. И Сердюков гуляет на свободе, и его подруга, и подмосковный прокурор. Но, похоже, была поставлена задача отсечь новое поколение российских политиков от коррупции. Со старыми разбираться не стали, они уже потеряны, а тут неизбежно начнется передел собственности, суды, пересмотр результатов приватизации, и все это может плохо кончиться. А вот новое поколение, молодое, нужно сразу уберечь от коррупции.

Как это сделать? В первую очередь, отсекать чисто юридически и финансово: повышать зарплаты, увеличивать наказание за нарушения при подаче деклараций, запрещать иметь счета и собственность за границей, упирать на то, что дети должны учиться в России, и т. п. И, похоже, практически весь кремлевский истеблишмент во главе с Путиным стал прикладывать очень большие усилия к изменению морали.

Аморально стало быть взяточником. Десять или даже пять лет назад отношение к взяточникам было просто как к людям, которые отлично устроились в жизни: пошел на госслужбу, там такие распилы, такие откаты… Взятка в принципе никогда не считалась в российской общественной морали серьезным преступлением – к ней относились скорее как к смазочному веществу для механизма государственной власти.

Сейчас появляется поколение российских чиновников, для многих из которых госслужба является действительно серьезным делом, полем для карьерного роста, то есть они становятся более европейскими в этом смысле. И попадаться на взятках как-то уже и неудобно. Такая задача была поставлена, ее в свое время сформулировал глава президентской администрации Сергей Иванов: изменить мораль в обществе таким образом, чтобы взятка была делом грязным. И отношение к госслужбе стало меняться – это уже не просто хлебное место, где можно набить карманы и через пару лет уйти оттуда.

Министром обороны стал Сергей Шойгу, появились молодые офицеры, пошли деньги в ВПК. Если раньше ракеты падали и это вызывало смех – мол, чего еще можно ожидать! – то теперь, если ракета падает, это профессиональная трагедия. Люди стараются работать лучше – то есть появились настроения, напоминающие, если угодно, энтузиазм 1930–40-х годов, когда граждане были искренне нацелены на то, чтобы сделать лучше для государства.

Люди должны чувствовать себя комфортно в своей стране. Свой своего узнает не по тому, сколько он зарабатывает, и не по тому, какая в стране политическая система, а по каким-то очень, скажем так, интимным характеристикам. Конкретно – по отношению к тем или иным вещам. К стране, к языку, к религии, к семье, к культуре, да хоть к тем же секс-меньшинствам. Как мы уже говорили, Россия на протяжении последних десятилетий была чрезвычайно несобрана в этом смысле.

Путин как-то раз выразился в том плане, что Россия – крайне запущенная страна. Это та самая разруха в головах, о которой писал Булгаков в «Собачьем сердце». И Путин, судя по всему, пришел к выводу, что невозможно собрать страну, если люди на Урале и Дальнем Востоке, в Сибири и на Кубани, в Нечерноземье и Поволжье думают по-разному и по-разному оценивают одни и те же вещи. Какая бы ни была экономика, какая бы ни была армия, каков бы ни был рейтинг президента – если люди думают по-разному, страна не будет единой. Если житель Владивостока, собираясь отправиться в Москву, говорит «полечу в Россию», – это не единая страна.

Если у страны нет общей исторической памяти – страны нет. Поэтому так важна идея единого учебника, возврат к общей национальной версии истории, которая есть у любой страны, и только Россия в 2000-е годы оказалась исключением из общего правила. У каждой социальной группы было свое понимание истории, свое к ней отношение. Дискуссии шли по принципиальнейшим вещам – к примеру, кем были Ленин и Сталин и как надо относиться к Горбачеву и Ельцину, – при том что в этих вопросах желательно иметь хоть какой-то консенсус, пусть не всеобщий, но все же среди большинства. Ничего этого в свое время не было сделано. Поэтому общие исторические ориентиры, хотя бы в виде концепции, позитивной для России, обязательно должны быть предложены.

Показателен возврат к ценностям, к морали. Надо сказать, что российская мораль всегда была коллективной, соборной, прощенческой, очень по своей сути христианской. Россиянин, в отличие, скажем, от западноевропейца, скорее пожалеет лежащего на улице пьяницу, поможет ему, дотащит до скамейки, а не просто вызовет полицию, чтобы его увезли. Вот такую мораль Путин, судя по всему, намерен возродить.

Люди должны бережно относиться друг к другу – в конце концов, россиян не так много осталось. Хватить гнобить друг друга, убивать, раздражать, сокращать жизнь. Медицина должна быть хорошей не потому, что это «правильно», а потому, что нас мало и надо беречь себя. Именно поэтому Путин неоднократно говорил, что российские солдаты нигде больше не будут гибнуть за чужие интересы. Именно поэтому он борется за повышение рождаемости и увеличение продолжительности жизни. Безусловно, многое тут зависит от экономики, но самоощущение людей, самоощущение страны – очень важный фактор, если даже не первостепенный.

Другое дело, что, когда мы говорим о традиционных ценностях, возникает очень много вопросов. Почему именно эти ценности мы должны считать традиционными? Почему именно этот вид семьи мы должны считать традиционными? Ведь с точки зрения истории семья так сильно трансформировалась в разные периоды и в разных странах, что даже хронологически трудно сказать, существование какого типа семьи является самым длительным в человеческой цивилизации. Не говорим уж про сексуальные меньшинства, которые в разные периоды человеческой истории иногда очень даже были на коне.

Так вот, возникает вопрос, почему именно те ценности, которые Россия собирается отстаивать, нам предлагается считать традиционными, а то, например, что Россия является чемпионом мира по абортам, что тоже противоречит любым библейским постулатам и человеческой морали, никого особо не волнует? Про аборты никто никогда нигде не говорит, и это почему-то вполне вписывается в представления некоторых консервативных депутатов о ценностях семьи: это только спать с чужими мужчинами нельзя, а аборты можно делать хоть каждый год. При том что можно с легкостью привести аргумент в пользу диаметральной позиции: секс на стороне ерунда, а вот убийство ребенка, которого вы делаете, – гораздо более аморальная вещь.

С другой стороны, та же Америка – страна очень религиозная, люди там в массе своей ходят в церковь гораздо чаще, чем россияне, семейные ценности очень сильны, но и там количество разводов и абортов крайне велико. Интересно, кстати, что в России число венчаний почему-то не растет в геометрической прогрессии, что на самом деле тоже вызывает вопрос: вы хотите, чтобы семьей можно было называться только после того, как государство поставит штамп, – а почему не церковь, не Бог? Хотя, конечно, венчание – это совсем другая ответственность.

Как бы там ни было, вопросы о ценностях возникают. То есть сама концепция ценностей вполне приемлема, но необходимо понять, почему именно эти ценности выбраны в качестве ориентиров, а не другие, почему отбор шел именно в этом направлении, какие критерии лежали в его основе.

Выше мы отмечали, что в рамках своей идеологической работы Путин – сам либо через свою команду, через администрацию, – старается решать, пусть и с большими ошибками и перегибами, серьезнейшую проблему: уничижительное отношение россиян к себе. Все плохо, мы все делаем не так, страна в загоне – хотя на самом деле Россия, скажем так, далеко не последняя страна мира по своим достижениям, от технических и военных до спортивных и культурных. Заткнуть за пояс мы способны очень многих. Но россияне тяготеют к самокритике, притом в исключительных масштабах.

В последние годы эта критичность – «да что с нас взять», «мы ничего не можем», «ну извините, это Россия», – была основной линией и в публицистике, и в телевидении, и на радио, и в художественных фильмах. Сейчас в политике появились люди, которые стали ломать эту парадигму, и Путин теперь ведет себя более сдержанно. Обратите внимание – он стал гораздо меньше защищаться. Даже когда на него нападают, он тихо и размеренно, без надрыва объясняет свою позицию. Еще несколько лет назад он горячился, волновался – вспомните Мюнхенскую речь, – а сейчас успокоился.

Патриотизм действительно удалось разбудить – все эти «Россия, вперед!» и «Нас не догонят», казалось бы, несерьезные мелочи, в сумме дают значительный эффект. Появилось множество людей в футболках и кепках с символикой России, чего еще пять-семь лет назад невозможно было представить. Олимпиада, о которой Путин говорил, что она призвана встряхнуть страну, действительно ее встряхнула – давно мы не видели такого массового энтузиазма по поводу каждой медали. И если все это сложить, можно увидеть направленность на создание чего-то, что объединяло бы людей.

Советский Союз был самодостаточной страной, отдельной цивилизацией, которой не нужно интегрироваться ни в Запад, ни в Восток, потому что она сама по себе играет достаточно заметную роль для человечества. Маяковский писал: «У советских собственная гордость». Сейчас мы возвращаемся к этому ощущению. В России формируется отдельная система ценностей, которая, правда, пока скорее отталкивается от чего-то – и от того же Советского Союза, и от Запада, – чем предлагает нечто свое, но, тем не менее, это тоже один из путей создать комплексное мировоззрение, причем довольно быстрый.

Один из авторов этой книги, долгое время проживающий в США, может на собственном опыте сказать, что сейчас стало не то чтобы модно, но по крайней мере, выражаясь молодежным языком, прикольно быть русским за границей. А ведь еще несколько лет назад русские пытались скрывать свою национальную принадлежность, стеснялись громко говорить по-русски, не общались друг с другом. Теперь же довольно много наших соотечественников и в Америке, и в Западной Европе собираются в русских клубах и ресторанах, громко поддерживают русских спортсменов на соревнованиях – и это абсолютно нормально.

Русские в этом смысле отчасти начинают напоминать англичан XIX века или американцев XX-го – да, это мы, мы самодостаточны, мы чувствуем себя уверенно в любой части земного шара. Тем более что русские туристы стали ездить по всему миру. Это, конечно, очень небольшая часть российского общества и далеко не всегда лучшая его часть, но тем не менее у этих людей есть деньги, они не попрошайки, они платят за себя. И в этом смысле ощущение себя в мире у россиян стало меняться.

Интересно, что обычно именно русские, переезжая жить в другие страны, очень долго, а то и всю жизнь чувствуют себя в той или иной степени чужими в новой социальной среде. Даже если эта среда исключительно гостеприимная и доброжелательная. Что-то есть в нашем традиционном национальном менталитете и характере, воспитании и восприятии мира, что мешает нам глубоко интегрироваться в другую культуру. Нет, наверное, больше ни одного народа, представителям которого было бы так трудно и психологически тяжело это делать. Даже китайцы или арабы, похоже, адаптируются сегодня гораздо быстрее.

Это старая проблема русской эмиграции. Конечно, дети эмигрантов сразу становятся европейцами или американцами и смотрят на родителей, остающихся этакими «совками», с некоторой иронией и высокомерием. Однако интересно и то, что в последнее время это качество россиян перестает проявляться – люди, приехавшие из России в другие страны жить или работать, все легче и легче адаптируются к новым условиям. Новые поколения россиян становятся все более открытыми к другим культурам и традициям, нравам и мировоззрению. Это видно невооруженным глазом. Забегая вперед, можно сказать, что, пожалуй, именно некая, если можно так сказать, космополитичность россиян, начавшая набирать силу после распада СССР, становится одной из проблем, которые волнуют сегодня российское руководство.

Одновременно идет определенная девальвация – пожалуй, не совсем справедливая – Запада, западного образа жизни, западной демократии. Наверняка это разочарование впоследствии сменится более реалистичным пониманием, маятник качнется в обратную сторону, но Россия, бесспорно, сегодня чувствует себя гораздо увереннее именно в плане самоощущения. Не с точки зрения экономики – экономика в плохом состоянии; и не с точки зрения политики – ее нет, за исключением одного политика, который рулит всем; и не внешней политики, которая по большому счету не слишком успешна, – а с точки зрения психологии.

Если посмотреть данные социологических опросов, проведенных за последнее время, можно увидеть, то самоощущение россиян резко повысилось – люди в большинстве своем считают, что живут в стране сравнительно успешной, достаточно богатой и относительно благоустроенной. Это огромный сдвиг. Появился оптимизм. Чем-то он напоминает ситуацию второй половины 20-х годов XX века, когда Россия поймала драйв.

Последние три года Путин пытается, пусть грубо, с ошибками, раздражая как либеральную, так и ультранационалистическую часть российского общества, внедрить этот драйв в голову среднего россиянина, заставить его уважать свою страну не только потому, что она экономически успешна и обладает огромной армией, а в первую очередь потому, что это общество «своих», людей, которые думают более-менее одинаково. А для человека, повторим, всегда очень важно иметь вокруг тех, кто может ему сопереживать, кто оценивает жизнь примерно по тем же критериям, что и он сам. Тогда он чувствует себя в безопасности.

Пожалуй, переломным моментом стало то, как два года назад Россия действовала во время наводнения на Дальнем Востоке. Страна восприняла эту катастрофу как национальную. И Путин, который постоянно летал из Москвы на Дальний Восток и обратно, сыграл объединяющую роль. Он демонстрировал, что это проблема всей страны: если Дальний Восток залило, то плохо всем, а если мы решим эту задачу, то всем будет хорошо.

Сегодня россияне чувствуют себя в своей стране большинством – при том что еще совсем недавно Россия была страной огромного количества меньшинств. Это тоже нормально – чувствовать себя меньшинством, – плохо, когда нет ничего общего, а только различия: богатые, бедные, кавказцы, русские, москвичи, провинциалы, молодые, старые, среднего возраста, хорошая работа, плохая работа, с машиной, без машины… Сейчас между всеми этими людьми возникла связь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.