Бей ментов, спасай Россию! Первые итоги восстания в Приморье

Бей ментов, спасай Россию! Первые итоги восстания в Приморье

Впервые за все годы господства в России подонков появились партизаны, которые начали мстить. Да, пока только мстить, никакой позитивной программы повстанцы не имеют, что видно по их воззваниям. Впрочем, не исключено, что воззвания исходят от третьих лиц (типа, решили запустить информационную «утку» под шумок). Тем не менее, если судить по комментариям на форумах и блогах, Муромцев и K° (хотя, как оказалось, никакой Муромцев не имеет к повстанцам отношения), получили поддержку более 90 % сограждан, еще способных иметь собственную позицию. Пробежав глазами по информационному потоку я не наткнулся ни на одно высказывание, где бы выражалось сочувствие «жертвам бандитских нападений», то есть ментам. Даже те, кто осуждает повстанцев и подозревает в том, что они участвуют в разборках криминально-бандитских и криминально-ментовских группировок за контроль над лесным и рыбным бизнесом, соглашаются с тем, что серые орки вконец оборзели. В редких случаях выражается сочувствие детям погибших, но не их папашам-гестаповцам.

Я давно ожидал, что нечто подобное в стране произойдет, но даже в самых смелых прогнозах не рассматривал вариант начала настоящей партизанской войны. Более вероятным мне казалась ситуация, когда во время погрома очередного поселка «Речник» или разгона шахтерского митинга, какой-нибудь отморозок пальнет в омоновцев из обреза или травматического пистолета, а те в целях «самообороны» откроют огонь по безоружным людям. В ответ озверевшая толпа набросится на ментов, завладеет оружием… Дальнейший ход событий представить нетрудно. Несколько раз стихийные волнения уже подходили к опасной черте. Вот пример противостояния безоружной поначалу толпы бастующих рабочих (гастарбайтеров) строительной корпорации «Дон-строй» и ОМОНа в изложении организатора забастовки Галины Дмитриевой:

«Мы стоим, 500 человек у проходной в Строгино, около базы, требуя выплаты заработной платы. Надо понимать, что забастовка подразделения механизации — это забастовка всего «Дон-строя», на котором работает 40 тысяч человек, потому что если не работают краны, не работают автобусы, и никто не возит людей на работу — вся работа стоит. Никто ничего не строит». По словам Галины в толпу требующих немедленно выплатить зарплату въехал грузовик марки Volvo, за рулем которого сидел некий мастер, даже не имевший водительских прав. Рабочие с криками и кулаками набросились на штрейхбрейхера и выкинули его из автобуса. «Мастера еле спасли, — говорит Галина, — его поспешили сдать в руки охране территории предприятия, чтобы его ненароком не прибили.

Пока рабочие возились с грузовиком и мастером, к базе подъехал автобус с вооруженными автоматами сотрудниками ОМОНа. Они выстроили шеренгу перед нами и заявили, что если мы через минуту не разойдемся, они будут стрелять. Я не успела открыть рот, как рабочие, вместо того чтобы расходиться или же просто стоять, кинулись вперед и половину омоновцев разоружили. Дальше мы выстроились в шеренгу друг напротив друга и смотрели: ОМОН, потерявший часть оружия, и рабочие с этим оружием. В это же время я видела, как где-то справа идет драка врукопашную. Я со своей стороны, а начальник ОМОНа со своей стороны орем — он сотрудникам, я рабочим — «Не стрелять!». Это безобразие с оружием продолжалось несколько минут.

К счастью, у обеих сторон хватило ума не стрелять. Потом приняли решение, что мы сами разоружаемся, а ОМОН уезжает со своим оружием. Так сказать, расходимся полюбовно. Кульминация была, когда шесть человек наших похватали и потащили к автобусу, и среди этих шести схватили депутата Госдумы Виктора Тюлькина. Его начали избивать и тащить в автобус. Тут несколько комсомольцев, которые присутствовали в качестве охраны Тюлькина, популярно объяснили начальнику омоновцев, что это депутат. Начальник растерялся и отпустил коммуниста. ОМОН уехал.

События происходили 2 марта 2005 г. Если бы у кого-то не выдержали нервы и он нажал на спуск, трупов было бы много, возможно, десятки. Тогда обошлось. За пять лет милицаи озверели и обнаглели от безнаказанности еще больше, но акции протеста до сих пор носили неопасный характер, поэтому их пресекали без оружия, одними лишь резиновыми дубинками. Разве что в 2006 г. в Дагестане во время разгона митинга местных жителей в Докузпаринского районе, требующих отставки местного бая, ОМОН убил одного и серьезно ранил двоих протестантов. Стал ли кто-нибудь мстить? Неизвестно. Вполне возможно, народных мстителей вобрали в себя формирования боевиков, действующих в регионе. Когда я написал, что действия «террористов» в РФ обладают одним странным признаком — безмотивностью, многие всезнайки тут же поставили мне в пример Кавказ, где взрывают чуть ли не каждую неделю, и тоже никаких мотивов не просматривается. Кого взрывают на Кавказе? Да почти исключительно ментов. А где менты совершенно безнаказанно убивают местных жителей (посмертно объявляя их боевиками), похищают, пытают, грабят? На том же самом Кавказе. Так что с мотивами у местных мстителей все в порядке. К тому же взрывы мусарен и отстрел гестаповских боссов нельзя назвать терактами. В условиях тлеющей гражданской войны это диверсия. Поэтому и никакими политическими требованиями подобные акции не сопровождаются. Меседж и так достаточно ясен.

Жителям Кавказа в каком-то смысле «повезло» — они имеют возможность удовлетворить жажду месте (или даже исполнить ОБЯЗАННОСТЬ кровной мести) у себя дома. А что делать русским, которых уже вконец задолбали мусорские зондер-команды? Не принимать же ислам и ехать в Чечню вести джихад? Вот и копится ненависть. А потом бац — и прорвало. В этот раз прорвало в Приморье. Где ждать следующей вспышки интифады?

Несколько слов по поводу приморских партизан. Они понимают, что являются камикадзе, что безусловно вызывает большое уважение к ним. Вызвать цепь восстаний по всей стране эта акция не сможет, ибо условия для этого совершенно не созрели. В историю партизанская мини-война в Приморье войдет, вероятно, как первое стихийное восстание против медвепутского режима. Те, кто знаком с историей, знают, что стихийные (неорганизованные, бессистемные, обреченные) восстания — верный признак складывающейся революционной ситуации. В России 80–90-х годов XIX в. длилось какое-то странное затишье, названное позднее годами удушья. Интеллигенты недоумевали: как русский мужик может терпеть, есть ли предел терпению? Появились даже доктрины о том, что русские — рабы по натуре и потому скорее сдохнут, чем встанут с колен. А начиная с 1902 г. по-нарастающей пошли крестьянские выступления, вылившиеся в 1905 г. в масштабную крестьянскую войну. Даже период реакции дал сотни случаев «самовозгорания» мужицких бунтов. Разгром системы помещичьего землевладения 1917–1918 гг. стал закономерным завершением полутора десятилетий стихийной борьбы.

Возможно, большая ошибка приморских повстанцев в том, что они сделали ставку на классическую партизанскую войну. Но она возможна лишь при условии подавляющей поддержки сельского населения, за счет которого осуществляется снабжение и пополнение повстанцев. В странах Латинской Америки и сегодня возможно успешное ведение классической партизанской войны, как показывает опыт FARC, но на этом же примере видно, что в промышленно-урбанизированных районах Колумбии повстанцы практически не имеют никакого силового или политического влияния.

Но в РФ даже контроль над сельской местностью я считаю невозможным. Пять лет назад группа лиц (я был в их числе) попыталась просчитать перспективы партизанской войны на Алтае. Формально условия были самыми благоприятными — население целых районов находилось в состоянии социального развала, доходы населения ничтожны, безработица на селе колоссальная, неразвитость дорожно-транспортной инфраструктуры и горно-лесная местность давали возможность организации повстанческих баз. Однако все участники обсуждения пришли к единодушному мнению, что перспектив развертывания партизанской войны в регионе нет. Во-первых, население, даже пассивно сочувствуя отрядам робин гудов, останется абсолютно пассивным. Дело в том, что 15 лет деградации привели к «вымыванию» оттуда всякого активного элемента. Местное население пребывало в состоянии депрессивной стабильности, нарушить которую могло разве что исчезновение водки из ларьков, да и то ненадолго — технологии самогоноварения не являются для аборигенов секретом. Таким образом, ни на пополнение, ни на активную помощь «угнетенного крестьянства» надеяться не приходится. Возможно ли снабжение за их счет? Только путем реквизиции, что естественным образом вызовет озлобление с их стороны.

В чем, собственно, будет выражаться борьба с режимом? Допустим, перестреляли сельских участковых и «свергли» глав местных администраций. Можно даже повесть над управой красный флаг и объявить восстановленной советскую власть. По жалобам местных жителей расстреляли наиболее одиозных коррупционеров, остальных высекли розгами, разграбили немногочисленные усадьбы «новых русских» (точнее, их под шумок оприходуют сами аборигены). Что дальше?

А дальше следует ожидать, что повстанцев быстро вытеснят в горные районы, которые будут надежно блокированы карательными силами режима и партизаны останутся без какого-либо снабжения и вообще без связи с внешним миром. Останется только провозгласить Горно-Алтайскую партизанскую республику и ждать наступления зимы, питаясь рыбой и грибами. Оказать реальное сопротивление карательным войскам партизаны не смогут по причине почти полного отсутствия оружия и боеприпасов (где его брать-то?). А с приближением зимы последние повстанцы либо разбегутся, либо сдадутся. Если же каратели предпримут попытку зачистки, то развязка наступит и того быстрее.

По моему глубокому убеждению в XXI веке эффективной (если речь идет о вооруженной борьбе с тиранией) может быть только тактика городской герильи. Но для нее в городах пока нет никаких условий. Таким образом, единственным итогом приморского восстания может стать рождение легенды о бесстрашных героях, в одиночку выступивших против проклятой серой орды. Как говорится, не так был страшен живой Че Гевара, как миф о нем. Миф убить вообще невозможно.

Испугает ли первое вооруженное восстание правящий режим? Даже не стоит надеяться. Это тот случай, когда алчность сильнее страха. Но первый звоночек уже прозвенел.