ПОСЕЛИ В СВОИ РАССКАЗЫ ЖЕНЩИНУ

ПОСЕЛИ В СВОИ РАССКАЗЫ ЖЕНЩИНУ

Ах, автор, о какой ерунде ты пишешь? Почему — лишь об артели, производстве домашних тапочек, о цветастых платках? Лучше посели в свои рассказы женщину, которая приехала в чужой город и долгое время чувствовала себя тут марсианкой. Огни в домах загорались не для нее, праздники и застолья гремели без нее. Даже телефон, который иногда звонил в ее номере, звонил случайно. К нему не стоило протягивать рук, там ведь спросят иное имя.

Но однажды Елене навсегда захотелось остаться в этом городе. Распушившиеся комочки ольхи, цветущие на его окраинах, напоминали ей веснушки человека, которой как-то зашел в комнату. А светлые речные протоки за городским музеем казались глазами, бесконечно косившими в ее сторону.

— Я, кажется, тебя люблю, — сказал мужчина в то утро, однако Елена не поверила. Когда за окнами… едва нарождающаяся синь и еще не прояснилась реальность, чего бы и не помечтать о неведомом? Едва ли можно верить в эти распахнувшиеся нежданно просторы… Боязно как-то…

— Пройдет день или два, и ты очнешься, — вроде просто так, чтобы остудить хотя бы себя, ответила она и добавила: — Конечно, лучшие слова люди говорят друг другу на рассвете… Всегда ли они верные?

Елена однажды слышала подобное. Она и тогда была ласковой, нежной, а тот, кого она встречала с таким смущением и теплом, спустя некоторое время уехал далеко-далеко, женился и сказал другу, что она была ошибкой в его жизни.

Теперь Елена боялась всего: неба, которое сыпало звездами, но ни к одной из Галактик не желало унести и ее… Снегов… На них — лишь одна цепочка следов. И окон, которые прежде разглядывали двоих. Теперь она мимо таких же спешит одна.

Какая, однако, неудобная эта штука — память!

Тогда Елена уехала в город, в котором огни в домах загорались не для нее и застольные беседы велись без нее, зато ни в одной клетке мироздания — никакой памяти о былом. Бежишь на работу, и только. Плохо ли? Нет звезд в душе, однако… нет и крутой метели.

Но это забвенье яви длилось лишь до тех пор, пока в ее комнату не вошел человек, веснушки которого напоминали лесную ольху у дороги, а лицо его светлело от волнения как миткаль.

Елене вновь хотелось бежать к реке, собирать в лесу ландыши, долго стоять в раздумье около юной ветлы.

Друзья сказывали, что Игорь тоже преобразился: не жаловался теперь на скуку жизни и все удивлялся, как много и у него нынче везения в жизни.

Глядя, как он птицей в беге взметывался к реке, ей было не совсем понятно, как его, ловкого и созданного лишь для полета, до сих пор миновали лучшие встречи, пролетало мимо него лучшее нежное слово?

— Прошло много дней, а я все еще не очнулся, — сказал однажды Игорь. Они оба в окне разглядывали калужские дали, мерцающую дорожку реки, будто древние терема вдали — ели.

Как же теперь из деревни хотелось спешить к нему! Вот уже на высоком зеленом холме — город, с древними колокольнями, с многочисленными роями домов, с зелеными лесками вдоль улиц. Вот и Дом печати неподалеку, стоит лишь проскочить поле и речную пойму.

Навстречу машине уже торопливо несутся придорожные саженцы, голубые ленты васильков едва удерживают тяжелые космы ржи.

Стоп! А цветы? В его кабинете же нет цветов. На столе лишь авторучка, стопка бумаги, перекидной календарь — 16 июля, самый разгар лета! И в кабинете не слышны трели птиц, не влетают в форточку потоки лугового воздуха. Разве он видит, каково нынче за городом — цветут ромашки, колокольчики крупные и мелкие, медоносная белянка? Ох, и пахучая же она.

— Нет, в это пору нельзя из деревни возвращаться без цветов.

Шофер, везший из города клубнику, озабоченно глянул на часы, потом улыбнулся и сказал:

— Что ж, пользуйтесь, пока я добрый!

Елена выскочила из машины. Ноги ее тут же охватил чертополох, но как могли эти уколы отворотить от задуманного?

Травы расступились, обнажили гнездо жаворонка с двумя птенцами. Тень человека, вероятно, показалась им облаком над лугом, вот и крепко, нервно прижались один к другому. Но лето тут же кинулось на защиту своих творений, огородило гнездо жгучей крапивой, мгновенно указав иную тропинку.

Васильки трудно было рвать второпях, не хотели они расставаться с полем, а ромашки сами охотно шли в руки. Гвоздика дикая легко надламывалась посередине.

— К важному событию готовитесь? — спросил водитель, тоже закидывая для своей жены букет на заднее сиденье. — Или просто к чему-то хорошему?..

Она неопределенно пожала плечами, однако шофер возразил:

— Так я и поверил…

Машина уже несется мимо первых домов, но вдруг Елена пугается, как же на глазах сослуживцев пронесет она в его кабинет цветы? Что при этом должно быть… Напустить на лицо полное безразличие или лукавство изобразить?

Нет, романтика в казенных комнатах не выйдет, а безразличие — тайный код… тем более будет прочитан. Всеми. Без исключения.

Может, вообще не дарить букет? Но тогда Игорь не вдохнет в этот день луговых запахов. День, такой яркий, безгранично теплый, бесследно пробежит мимо него. И запахи трав с речной поймы не напомнят ему о том, что не только птицам хорошо друг около друга в гнезде. А за белизной ромашек он не увидит и ее лица…

«Что же делать?».

— Он, он… издает книги, пишет рассказы, — обратилась Елена к водителю и попросила. — Не можете ли вы сказать ему в шутку, что это от поклонниц его поэтического дара?

— Что ж, пользуйтесь, пока я добрый!

Водитель улыбнулся, взял букет, размашистым шагом двинул к двери. А через несколько минут вышел, веселый, довольный.

— Он… был очень польщен.

Шофер еще что-то говорил, но перед глазами Елены уже возникло его лицо, бледное от волнения как миткаль. Конечно же, весь день Игорь будет ошибаться в длинных колонках цифр, откроет не те страницы, задумается вовсе не над тем отчетом.

Вскоре в ее комнате раздался телефонный звонок.

— Это… ты?

— Угу…

— Весьма неумный поступок, — услышала она раздраженный голос. — Начальник, сослуживцы… На их глазах. Зачем? — Он помолчал, потом резко добавил: — Я выбросил его… Этот букет. И не смей больше… Никогда!

С этой минуты Елене уже не чудилось, что веснушки Игоря пахнут лесом и ольхой, хотя и снилось как-то ночью, что стоит он где-то в темном коридоре и шарит по стене в поисках двери. Елена порывалась встать или хотя бы открыть глаза, чтобы шагнуть к нему, но сон цепко держал ее руки. Мужчина вроде бы топтался около двери до рассвета…

А она поутру долго лежала в постели. Да и к чему вставать? Опять вдруг разверзлось нежданное: пустота, которая, оказывается, всегда зияла между ними. Роковое несходство душ. Опять, выходит, ошибка. Вновь, будто чертополох, — сгустки неоднозначных, несовместимых, чужеродных энергий.

Ах, автор, о чем ты пишешь? О мотогонках, надоях, улове… Помести в свои рассказы женщину, которая опять в чужом городе чувствует себя марсианкой. Огни в домах вновь загораются не для нее. Когда звонит телефон, к нему не стоит протягивать рук, в нем спросят иное имя. А вокруг такая… обычная жизнь… Когда женщина расчесывает волосы, одевает платье, утром идет к реке, долго стоит у крутого склона — и все без ольховых всполохов.

А мужчина… Он целыми днями пишет колонки цифр, вовсе не нуждается в цветах. Опять привычно жалуется друзьям на длинноты дня и скуку жизни.

Но как же он в этой пустоте гармоничен! Как талантливо он умеет не любить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.