Публицистика Эрнеста Хемингуэя

Публицистика Эрнеста Хемингуэя

Волею судьбы, а, может, правильнее сказать, в силу своего писательского и гражданского темперамента, своей активной жизненной позиции, Хемингуэй оказался подлинным ровесником XX века. И не только потому, что он родился в 1899 году — на рубеже века, а главным образом потому, что жизнь его сложилась так, вернее, он сам сложил ее так, что оказался причастен ко многим крупнейшим историческим событиям: достаточно вспомнить, что он был участником первой мировой войны, непосредственным свидетелем греко-турецкой войны 1919–1922 гг., участником национально-революционной войны в Испании и второй мировой войны. Хемингуэй был не просто ровесником века, он был истинным сыном этого стремительного и бурного века, насыщенного войнами и революциями, невиданными доселе социальными катаклизмами. Его биография и творчество — а публицистика Хемингуэя составляет существенную часть его творчества — неотделимы от истории XX века.

Как всякий большой и честный художник Хемингуэй в своей публицистике, как и во всем своем творчестве, чутко прислушивался к пульсу времени, остро воспринимая проблемы века, и стремился найти свои ответы на многие мучительные вопросы современности. Боль за страдания и муки обездоленных людей, будь то крестьяне-беженцы из Фракии, ветераны первой мировой войны, преступно брошенные на погибель во время урагана во Флориде, итальянские солдаты, отдававшие свои жизни в Абиссинии ради империалистических притязаний Муссолини, испанские женщины, старики и дети, ставшие жертвами варварских бомбардировок фашистской авиации, набатом звучит со многих страниц этой книги, взывает к совести человечества.

Словари производят понятие публицистики от латинского слова publicus и определяют его как род произведений, посвященных актуальным проблемам и явлениям жизни общества. Если в своих художественных произведениях писатель, как правило, отражает действительность опосредствованно — через созданных его воображением героев, сквозь призму вымышленных сюжетных ситуаций, — то в публицистике он непосредственно имеет дело с самой жизнью, откликается на самые острые проблемы современного ему мира, вмешивается в события, даже в какой-то мере влияет на жизнь общества, ибо, если это писатель достаточно талантливый и известный, сумевший завоевать сердца и мысли читателей, то его слово неминуемо оказывает влияние на людей, заставляет их задумываться, сопереживать, действовать. Не случайно публицистику обычно приравнивают к боевому оружию. При этом, конечно, главное — цель, которой служит это оружие. Если писатель своей публицистикой сражается за правое дело — за мир, против империалистических войн, за свободу и демократию, против фашизма, за право человека на счастье, — его статьи, очерки, письма надолго сохраняют свою значимость и актуальность. А если к тому же писатель, подобно Хемингуэю, оказывается участником или свидетелем событий, которые потрясли, как тектонические сдвиги, жизнь общества, его публицистика, собранная воедино, предстает перед нами как пусть порой пестрая, пусть даже неполная, всегда в чем-то субъективная, но все же картина века. И в этом ее непреходящая ценность, ее значение для современников и для новых поколений.

Одна из главных тем публицистики Хемингуэя — гневный, всей его жизнью, личным опытом выстраданный протест против империалистической войны как самой страшной опасности, угрожающей человечеству. Вновь и вновь возвращается Хемингуэй к первой мировой войне, которую называет «величайшей, безжалостнейшей и бездарнейшей бойней в истории». В 30-е годы он настойчиво предупреждает об угрозе новой мировой войны, которую намерены развязать в Европе фашистские государства — Германия и Италия. Его многочисленные репортажи и очерки из республиканской Испании читаются как обвинительный приговор фашизму. В конце 40-х годов в разгар «холодной войны» Хемингуэй смело и бескомпромиссно выступает против поджигателей новой войны, разоблачает и клеймит их, напоминает об угрозе возрождения фашизма, на этот раз в Соединенных Штатах. С полным правом он однажды сказал о себе: «Я сражался с фашизмом всюду, где можно было реально воевать с ним».

Тревога за судьбу мира в публицистике Хемингуэя неразрывно связана с непрестанно возникающей острой темой ответственности писателя перед человечеством, перед собственной совестью и своим талантом. Этой актуальной и сегодня проблеме посвящены многие страницы предлагаемого читателю сборника. Подробнее об этом будет сказано в дальнейшем.

Своеобразной и весьма привлекательной чертой публицистики Хемингуэя — не всегда, конечно, но как правило — является присутствие в ней яркой личности автора. Он разговаривает с читателем напрямую, без посредничества персонажей своих произведений. А интерес к личности большого писателя живет всегда. Как писал в свое время великолепный мастер биографического жанра Андре Моруа: «Мы знаем, что творчество писателя нельзя объяснять только его жизнью; мы знаем, что самые знаменательные события в жизни творца — это его произведения. Но жизненный путь великого человека и сам по себе представляет огромный интерес». Применительно к Хемингуэю эта мысль Моруа особенно справедлива. Известный американский поэт и критик Арчибалд Мак-Лиш, близко знавший Хемингуэя и друживший с ним, с полным основанием утверждал: «Писателей обычно судят по их творчеству, но жизнь Хемингуэя с такой угрожающей силой врывается в его творчество, что многие критики никак не могут сойтись в своих мнениях».

Публицистика Хемингуэя откровенно автобиографична, в любом очерке, в любой корреспонденции автор обращается к читателю от первого лица, мысли о важнейших событиях современности сплошь и рядом перемежаются фактами его личной жизни. В результате складывается живой облик Хемингуэя — человека со своими раздумьями, симпатиями и антипатиями, заблуждениями и прозрениями, возникает картина его жизни.

Публицистика Хемингуэя характерна и интересна еще и тем, что в ней автор то и дело обращается к проблемам литературным, выстраивает свою литературную генеалогию, называя мастеров слова разных, стран, у которых он учился, формулирует свои творческие принципы.

Сборник неслучайно назван по одной из корреспонденции Хемингуэя для журнала «Эсквайр» — «Старый газетчик пишет». Писатель не раз называл себя старым газетчиком. Действительно, на протяжении всей своей жизни, с известными, конечно, перерывами, Хемингуэй активно выступал как журналист и публицист.

Как и многие известные американские писатели того времени, Хемингуэй начал свою литературную деятельность с газеты. Сразу после окончания школы 17-летний Эрнест, горя желанием начать самостоятельную жизнь и вырваться из душного мирка провинциального Оук-Парка, где он родился и вырос, из тяготившего его плена семьи, уезжает в Канзас-Сити, где поступает на работу в местную газету «Канзас-Сити стар» в качестве репортера.

В канзасской «Стар» Хемингуэй прослужил недолго — всего полгода. Но эта первая журналистская работа оказалась для него весьма полезной. Прежде всего это была хорошая школа, о которой писатель потом вспоминал с благодарностью. От него требовали четкости и ясности. Вспоминая об этой поре своего ученичества, Хемингуэй говорил, что научился тогда рассказывать «просто о простых вещах».

Работа в канзасской «Стар» прервалась в связи с тем, что Хемингуэй, мечтавший попасть на войну, добился своего и в апреле 1918 года, завербовавшись добровольцем в автомобильную часть американского Красного Креста, уехал в Италию на итало-австрийский фронт. Уже в январе 1919 г. он вернулся домой после тяжелого ранения и нескольких месяцев лечения в миланском госпитале. Надо было определять свою жизнь, что было непросто. Тогда он устанавливает контакт с канадской газетой «Торонто стар уикли».

Некоторые из его репортажей тех лет включены в данный сборник и дают читателю известное представление о становлении молодого журналиста. Одна из самых первых заметок Хемингуэя была связана с минувшей войной. По Торонто слонялись тысячи бывших солдат — участников кровопролитных боев на полях Франции, озлобленных, не находивших себе применения в мирной жизни, обиженных, что страна так быстро забыла о них и ничего для них не сделала. Их судьбы были близки Хемингуэю. А рядом процветали те, кто, укрываясь от призыва в армию, перебрался в Соединенные Штаты и зарабатывал там большие деньги на военных заводах. О них Хемингуэй и написал исполненную ядовитого сарказма статью «Как прослыть ветераном войны, не понюхав пороха».

А рядом, в том же номере «Стар уикли», была напечатана сатирическая зарисовка Хемингуэя, высмеивающая мэра Торонто Томми Черча как типичного представителя того племени политиканов, которые не брезгуют ничем в погоне за голосами избирателей.

В конце 1921 г. происходит серьезный перелом в жизни Хемингуэя — газета «Дейли стар» посылает его в Европу зарубежным корреспондентом со штаб-квартирой в Париже. Начался новый этап его журналистской деятельности. За два года — 1922 и 1923 — Хемингуэй, помимо Франции, побывал в Италии, Германии, Испании, Швейцарии, Болгарии, Турции, Греции.

Он пишет обо всем, что может интересовать канадских читателей. Для настоящего сборника мы выбрали из этого цикла прежде всего те материалы, которые представляют интерес с точки зрения формирования литературных вкусов и политических убеждений Хемингуэя, становления будущего большого писателя.

В этом плане заслуживают внимания очерк «Американская богема в Париже» и краткая рецензия на роман африканского писателя Рене Марана «Батуала», получившего Гонкуровскую премию. Они показывают исключительно серьезное отношение Хемингуэя к литературе как к делу, требующему от художника всей его жизни, всех нравственных и физических сил. Из рецензии на роман «Батуала» видно, что выше всего в литературе ценил начинающий писатель — высокую степень достоверности, умение художника видеть и чувствовать свой материал и передать эти ощущения читателю: «Прочитав ее, вы сами ощутили себя Батуалой — вот почему это замечательный роман».

В марте 1922 г. редакция газеты командирует Хемингуэя на международную конференцию в Генуе, и с этого начинается для него изучение курса политических наук.

Жгучий интерес вызывало присутствие в Генуе представителей Советской России — первый дипломатический контакт молодого социалистического государства с миром, который так долго отказывался признать Советскую Россию после того, как тщетно пытался уничтожить ее силой оружия. Корреспонденции Хемингуэя из Генуи обнаруживают незаурядную политическую прозорливость молодого журналиста. С явной симпатией пишет он о советских дипломатах, подчеркивает важность советского предложения о всеобщем разоружении. Вопреки существовавшему тогда среди американских и западноевропейских журналистов предвзятому мнению, что фашизм якобы спас Италию от «красной опасности», Хемингуэй сумел дать хотя и несколько поверхностный, но достаточно трезвый и непредубежденный анализ существа политической борьбы, кипевшей в то время в Италии, — он сразу же разглядел звериный облик фашизма. С этого началось его открытое неприятие фашизма, а впоследствии и активная борьба с ним.

Важным рубежом в журналистской деятельности и вообще в биографии Хемингуэя оказалась греко-турецкая война. Писатель увидел отступление разгромленной греческой армии, трагический исход греческого населения из Фракии, немыслимые страдания мирных жителей, стал свидетелем трагических последствий войны для мирных жителей. Все это глубоко потрясло Хемингуэя. Спустя много лет он писал: «Я помню, как я вернулся домой с Ближнего Востока с совершенно разбитым сердцем и в Париже старался решить, должен ли я посвятить всю свою жизнь, пытаясь сделать что-нибудь с этим, или стать писателем. И я решил, холодный, как змий, стать писателем и всю свою жизнь писать так правдиво, как смогу». Вот он — ключ к общественной и творческой позиции Хемингуэя, заповедь, которой он никогда не изменял.

Впечатления, вынесенные из этой журналистской командировки, послужили Хемингуэю материалом для лучших рассказов его первой книги «В наше время» и впоследствии помогли ему при создании романа «Прощай, оружие!». Внимательный читатель данного сборника не раз еще сумеет убедиться, как публицистика Хемингуэя оплодотворяла его литературные произведения.

В том же 1922 году, в ноябре, Хемингуэй оказался в Лозанне, где происходила международная конференция, которой предстояло урегулировать греко-турецкий конфликт. Там, в Лозанне, он присутствовал на пресс-конференции Муссолини, который за полгода до этого захватил власть в Италии. Хемингуэй не пожалел сарказма для характеристики фашистского диктатора, назвав его «величайшим шарлатаном Европы».

Многообразная и пестрая палитра хемингуэевской публицистики тех лет была бы неполной без очерка «Памплона в июле», знаменовавшего собой первое знакомство писателя с боем быков, страстным любителем которого он оставался всю жизнь. Этот очерк примечателен еще и тем, что от него тянется прямая линия к испанским главам первого романа Хемингуэя «И восходит солнце» («Фиеста»), принесшего ему широкую известность.

Мы включили в раздел «Европейский корреспондент» некоторые отрывки из книги воспоминаний Эрнеста Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой», увидевшей свет уже после его смерти, поскольку они дают яркое представление о том, как работал в тот первый парижский период писатель, какие творческие задачи он перед собой ставил, какое огромное влияние на него оказали гиганты русской классической литературы — Толстой, Достоевский, Тургенев, рассказывают, как родился знаменитый термин «потерянное поколение», как складывались непростые отношения Хемингуэя со Скоттом Фицджеральдом.

В конце 1923 г. Хемингуэй вынужден был оставить работу в качестве штатного сотрудника торонтской «Стар»; после короткого пребывания в Канаде и США он вернулся в Париж, чтобы целиком посвятить себя литературе. Таким образом, его журналистская деятельность на некоторое время отошла на второй план.

В 1933 году Хемингуэй, уже будучи известным писателем, согласился периодически сотрудничать в американском журнале «Эсквайр». Однако открываем мы раздел «Тридцатые годы» не этими корреспонденциями, а несколькими отрывками из публицистической книги Хемингуэя «Смерть после полудня», которые очень важны для понимания характера творческих поисков писателя в тот период, его отношения к классическому наследию, его политических позиций.

Последний вопрос — о политической позиции Хемингуэя в начале 30-х годов — требует особого разговора. Надо вспомнить, что в те годы капиталистический мир, и в первую очередь Соединенные Штаты, сотрясали мощнейшие социальные бури. Великий кризис затянулся на годы, вызвав лавину банкротств, массовую безработицу, разорение фермеров, «голодные марши», разгонявшиеся силой оружия, бурные забастовки, которые сплошь и рядом подавлялись правительственными войсками. Социальные вопросы оказались в центре внимания. Прогрессивная творческая интеллигенция Америки ясно осознала, что не имеет права уклоняться от художественного исследования этих проблем. В те годы были созданы многие значительные литературные произведения, в которых американские писатели вскрывали социальные противоречия своего времени, избирали в качестве героев рабочих, бедных фермеров, издольщиков.

Хемингуэй оказался в стороне от этого движения. Тому было много причин, главным образом чисто творческих. Хемингуэй умел писать только о том, что хорошо знал, пережил, прочувствовал сам. И браться писать о том, чего он практически не знал, было противно его убеждениям.

Именно поэтому, завершая книгу о бое быков «Смерть после полудня», Хемингуэй так объяснял свою позицию: «Пусть те, кто хочет, спасают мир — если они видят его ясно и как единое целое. Тогда в любой части его, если она показана правдиво, будет отражен весь мир». Эти слова звучали косвенным признанием, что сам он в то время не видел мир «ясно и как единое целое». И тем более значительно звучат его слова из того же заключительного абзаца: «Самое главное — жить и работать на совесть; смотреть, слушать учиться и понимать; и писать о том, что изучил как следует, не раньше этого, но и не слишком долго спустя».

Эта мысль об ответственности писателя, о его месте в общественной жизни, о его долге писать только о том, что он действительно знает, серьезно волновала Хемингуэя. В его публицистике возникает сложнейшая тема — писатель и революция.

Отношение Хемингуэя к революции совершенно недвусмысленно выражено в его статье «Старый газетчик пишет». «Непосредственно после войны мир был гораздо ближе к революции, чем теперь. В те дни мы, верившие в нее, ждали ее с часу на час, призывали ее, возлагали на нее надежды — потому что она была логическим выводом». Однако и в этой статье, и в статье «В защиту Кинтанильи» Хемингуэй отрицает право писать о революции тех сторонних наблюдателей, для которых это всего лишь модная спекулятивная тема: «Пусть не говорят о революции те, кто пишет это слово, но сам никогда не стрелял и не был под пулями…» Этот знаменитый абзац, многократно цитировавшийся, преисполнен огромного уважения к людям, посвятившим себя революционной борьбе.

Однако в ту пору Хемингуэй находился в плену своей концепции о несовместимости творчества с непосредственной политической деятельностью. Вспомните его слова о том, как, вернувшись с греко-турецкой войны, он решал для себя вопрос, который по существу сводился к дилемме: посвятить себя революции или стать писателем. В те годы Хемингуэй не представлял себе возможность соединения творчества с политической деятельностью. Он был убежден, что писатель должен участвовать в борьбе за лучшее будущее человечества, но участвовать он должен только своим творчеством. Пройдет всего несколько лет, в Испании начнется национально-революционная война против фашизма, и Хемингуэй резко изменит свою позицию.

Впрочем, надо отдать должное, в своей публицистике первой половины 30-х годов Хемингуэй отнюдь не избегал политики. Именно публицистика оказалась тем мостом, который уже тогда в известной мере связал его с прогрессивным лагерем борцов против фашизма. В ряде своих статей, публиковавшихся в 1932–1936 годах в журнале «Эсквайр», Хемингуэй обращался к самой актуальной политической проблеме, волновавшей тогда мир. Этой главной проблемой была угроза новой войны, которую готовились развязать в Европе фашистские государства — Германия и Италия.

Хемингуэй отчетливо видел эту опасность и в полный голос предупреждал о ней человечество.

В 1935 г. Хемингуэй написал для журнала «Эсквайр» статью под названием «Заметки о будущей войне», в которой предсказывал, что в 1937 или 1938 году начнется вторая мировая война, которую развяжут гитлеровская Германия и Италия Муссолини, и напоминал людям, что такое мировая война. «Минувшую войну выиграли союзники, — писал он, — но в маршировавших на парадах полках были не те солдаты, что воевали. Те солдаты мертвы. Было убито более семи миллионов, и убить значительно больше, чем семь миллионов, сегодня мечтают бывший ефрейтор германской армии и бывший летчик и морфинист, сжигаемые личным и военным честолюбием в дурмане мрачного, кровавого, мистического патриотизма. Гитлеру не терпится развязать в Европе войну. Он бывший ефрейтор, и в этой войне он не будет воевать, только произносить речи. Ему самому нечего терять. Зато он может получить все».

Гневом и печалью проникнута написанная в январе 1936 г. статья «Крылья над Африкой», явившаяся прямым откликом писателя на агрессию фашистской Италии против Абиссинии. Гневом против тех, кто развязывает новую войну: «Любить войну могут только спекулянты, генералы, штабные и проститутки. Им в военное время жилось как никогда и нажиться они тоже сумели как никогда». И печалью — к тем простым парням, рабочим и крестьянам Италии, которых Муссолини послал умирать в Абиссинию. Хемингуэй желал им, чтобы они поняли, кто их враг и почему. Обращает на себя внимание в этой статье и точный политический анализ Хемингуэя. Он предсказывал, что Италия «постарается путем тайного сговора с державами обеспечить себе свободу и добиться отмены санкций, ссылаясь на то, что ее военное поражение неминуемо приведет к победе «большевизма» в стране». Хемингуэй прекрасно знал механику этой игры. «Стоит такому диктатору, — писал он, — завопить о большевистской угрозе как о неизбежном следствии его поражения — и сочувствие немедленно окажется на его стороне. Ведь стал же Муссолини героем ротермировской прессы в Англии благодаря утвердившемуся там мифу, что он, Муссолини, спас Италию от опасности стать красной».

В эти годы для публицистики Хемингуэя характерен заметный поворот к остросоциальной теме. Об этом свидетельствует статья «Кто убил ветеранов войны во Флориде», опубликованная в 1935 г. в коммунистическом журнале «Нью мэссис». Нет нужды в предисловии подробно писать о ней. Важно только напомнить, что именно в это время Хемингуэй работал над остросоциальным романом «Иметь и не иметь».

Значительное место в публицистике Хемингуэя первой половины 30-х годов занимают его высказывания о литературе, мысли о писательском мастерстве, о положении писателя в буржуазном обществе, и в частности в Америке. Этим проблемам в настоящем сборнике посвящены такие материалы, как отрывки из книги «Зеленые холмы Африки», очерк «Маэстро задает вопросы», письма советскому литературоведу И. А. Кашкину.

Каждый из этих материалов по-своему интересен и ценен для понимания творческих поисков Хемингуэя в те годы. В каждом из них высвечиваются какие-то новые грани личности писателя.

Включенные в настоящий сборник отрывки из книги «Зеленые холмы Африки» примечательны прежде всего тем, что в них Хемингуэй очень четко формулирует свои взгляды на литературу прошлого. С неприязнью отзываясь о тех, кто «был джентльменом или тщился быть джентльменом», он противопоставляет им демократическую традицию в американской литературе, которая, в его понимании, как, кстати сказать, и в понимании другого выдающегося американского писателя XX века Уильяма Фолкнера, олицетворяется Марком Твеном.

Заслуживают внимания и горькие раздумья Хемингуэя о судьбе писателя в буржуазном обществе, о том, как это общество растлевает его с помощью больших денег и в итоге губит его как художника. Хемингуэй противопоставляет этой системе продажности свою ставшую широко известной формулу, что писателю «нужно иметь совесть, такую же абсолютно неизменную, как метр-эталон в Париже».

Советский читатель, по моему убеждению, не может без волнения читать в этих отрывках из «Зеленых холмов Африки» проникновенные строки Хемингуэя о Толстом и Тургеневе. Они еще раз свидетельствуют о том, кого Хемингуэй брал себе в учителя, на кого равнялся в своем творчестве. При этом нельзя не отметить, что слабое знакомство Хемингуэя с советской литературой иногда приводило его к поверхностным суждениям. В частности, он не мог правильно оценить все величие М. Горького.

Несколько особняком в разделе «Тридцатые годы» стоит очерк «На голубой воде». Поселившись в 1930 г. в поселке Ки-Уэст во Флориде, Хемингуэй увлекся морской охотой на большую рыбу и немало писал об этом интереснейшем занятии. Очерк «На голубой воде» является превосходным образцом воплощения этой темы и, кроме того, интересен еще и тем, что в нем кратко, в одном абзаце, изложен случай со старым рыбаком из Кабаньяса на Кубе, который через пятнадцать лет воплотился в сюжет повести «Старик и море».

Переломным моментом в жизни Хемингуэя стал 1936 год, когда в Испании разразился фашистский мятеж. Хемингуэй любил эту страну, и ее политическая судьба, судьба Республики, была близка его сердцу.

Корреспонденции и очерки Хемингуэя из Испании в годы национально-революционной войны испанского народа против фашизма не нуждаются в комментариях — позиция писателя-антифашиста в них ясна. Может быть, следует только выделить особо речь Хемингуэя на II конгрессе американских писателей в 1937 году. Эта речь свидетельствует о том, насколько кардинально изменились его взгляды на проблему участия писателя в политической борьбе. «Есть только одна политическая система, — говорил он, — которая не может дать хороших писателей, и система эта — фашизм. Потому что фашизм — это ложь, изрекаемая бандитами».

Значительное и очень важное место в публицистике Хемингуэя в годы гражданской войны в Испании занимает тема интернационализма. Часто бывая в частях интернациональных бригад на различных фронтах, Хемингуэй был поражен мужеством этих людей, приехавших сюда из самых разных стран и готовых отдать свои жизни за свободу чужого им народа во имя святого дела — борьбы с фашизмом. Естественно, что в первую очередь Хемингуэя интересовали его соотечественники — бойцы американского батальона имени Линкольна. О них он много раз писал в своих корреспонденциях, им он посвятил уже после окончания войны и гибели Республики надгробное слово-реквием «Американцам, павшим за Испанию».

После гражданской войны в Испании Хэмингуэй засел за роман «По ком звонит колокол», главным героем которого стал американец, добровольно отправившийся в Испанию сражаться против фашизма. Впоследствии в письме К. М. Симонову Хемингуэй объяснял: «После испанской войны я должен был писать немедленно, потому что я знал, что следующая война надвигается быстро, и чувствовал, что времени остается мало».

Способность Хемингуэя трезво анализировать действительность, зоркий глаз писателя опять не обманули его. 1 сентября 1939 г. разразилась вторая мировая война, а 22 июня 1941 года начался ее решающий этап — гитлеровская Германия напала на Советский Союз. Хемингуэй понимал все значение происходящего для судеб человечества. Характерно, что он, никак не откликнувшийся ранее даже на такие события, как военный разгром Франции, уже через несколько дней отправил в Москву телеграмму, в которой подчеркивал: «Народ Советского Союза своей борьбой защищает все народы, сопротивляющиеся фашистскому порабощению».

И он последовательно, на протяжении всей Великой Отечественной войны, выражал свое восхищение героической борьбой советского народа. Об этом свидетельствует ряд телеграмм, помещенных в этом томе, а также очень важное письмо К. М. Симонову, написанное уже после войны.

После того как 7 декабря 1941 г. Япония напала на американский военно-морской флот в Пирл-Харборе и Соединенные Штаты вступили в войну, Хемингуэй рвался на фронт в качестве корреспондента, но американские военные власти отказывали ему в этом. В те годы он жил на Кубе и, стремясь внести свой вклад в войну с фашизмом, переоборудовал свой рыболовный катер для охоты за немецкими подводными лодками, оперировавшими в Карибском море. Таким образом он начал свою «личную» войну с нацистской Германией.

Однако Хемингуэй не забывал, что он прежде всего писатель, к голосу которого прислушиваются миллионы людей, и испытывал потребность высказать публично свое отношение к этой войне. Хемингуэй нашел такую возможность, когда ему предложили принять участие в составлении антологии произведений мировой литературы о войне «Люди на войне» и написать к ней предисловие.

Это предисловие заслуживает самого внимательного прочтения. Из него явствует, что Хемингуэй видел смысл разразившейся мировой войны именно в ее антифашистской направленности, но при этом он подчеркивал, что эти цели не должны прикрывать и оправдывать задним числом предательства буржуазных политиков, участвовавших в мюнхенском сговоре. Он помнил судьбы республиканской Испании, Чехословакии. Это убеждение в предисловии выражено абсолютно недвусмысленно. «Составитель этой антологии, — писал Хемингуэй, — ненавидит войну, а заодно и всех политиков, чья бездарность, легковерие, жадность, эгоизм и амбиции привели к этой войне и сделали ее неизбежной».

Хемингуэй прекрасно отдавал себе отчет в том, что за лозунгами антифашистской войны скрываются порой корыстные, империалистические цели буржуазных правительств, думающих не об искоренении фашизма, а о расширении сфер влияния, о порабощении других стран и народов. Поэтому он настойчиво призывал не упускать из виду именно антифашистские цели войны. Более того, он прямо указывал на опасность утверждения фашизма в самих Соединенных Штатах. Он писал, что войну нужно выиграть, не забывая, «ради чего мы сражаемся, чтобы, воюя против фашизма, не скатиться к приятию его идей и идеалов».

Весной 1944 года Хемингуэю удалось наконец уехать в качестве военного корреспондента журнала «Колльерс» в Англию. 6 июня он уже был на борту военного транспорта, принимавшего участие в высадке союзных войск в Нормандии. Потом он летал на английском бомбардировщике, бомбившем военные объекты на территории Германии. Когда же начались активные операции по освобождению Франции, Хемингуэй оказался в самых передовых частях, возглавив отряд французских партизан, который успешно проводил разведывательные операции и помог освобождению Парижа. Потом он участвовал в кровопролитных боях на границе с Германией. Обо всех этих операциях читатель узнает из превосходных военных очерков Хемингуэя, включенных в этот сборник.

Кончилась война и, казалось бы, можно уже было забыть об этих тяжелых годах, вернуться к радостям мирной жизни, к писательскому труду. Но Хемингуэя не оставляла тревога за судьбы послевоенного мира. Это было время, когда реакционные круги Америки стали открыто провозглашать Советский Союз «врагом номер один», когда появились первые симптомы «холодной войны». И Хемингуэй смело поднял свой голос в защиту мира, в защиту разума, взаимопонимания между народами.

Уже в конце 1945 года Хемингуэй выступил с предисловием к антологии «Сокровище свободного мира». Трудно переоценить значимость и на сегодняшний день высказанных им мыслей. «Теперь, — писал он, — когда война окончена и мертвые мертвы… для нас настало время потруднее, когда мы должны уже не просто бороться, но обязаны осмыслить наш мир».

Он видел опасность для послевоенного мира прежде всего в империалистической направленности американской внешней политики и с тревогой писал, что Соединенные Штаты вышли из войны самой сильной державой мира — «и хорошо бы нам не стать самой ненавистной». Хемингуэй намекал в этом своем предисловии, что для такой ненависти есть все основания. Имея в виду взрывы атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки, он напоминал, что американские вооруженные силы «уничтожили больше гражданского населения в чужих странах, чем успели погубить наши враги в своих чудовищных злодеяниях, которые мы так осуждаем». Он предостерегал от гонки атомных вооружений, предрекая, что атомная бомба — это та праща с камнем, которая может уничтожить всех гигантов, включая и Соединенные Штаты, и призывал правящие круги Америки уважать «права, привилегии и обязанности всех остальных стран и народов», а иначе, писал он с тревогой, «со всей нашей мощью мы станем такой же опасностью для мира, какой был фашизм». И словно обращаясь через три с лишним десятка лет вперед к нынешним руководителям США, Хемингуэй утверждал: «Агрессивная война — величайшее преступление против самих источников добра, которое еще есть в мире… И не надо думать, будто война, какой бы оправданной она ни была, может быть не преступной».

Тревога Хемингуэя в отношении опасности развязывания новой войны имела свои основания — в 1946 г. Черчилль произнес свою печально знаменитую речь в Фултоне, ознаменовавшую собой разжигание военной истерии, призыв, по существу, к подготовке войны против Советского Союза. Международная обстановка все более накалялась.

В этой ситуации Хемингуэй использовал первый же удобный повод для резкого выступления против поджигателей новой войны. Таким поводом послужило переиздание в 1948 г. его романа «Прощай, оружие!» с иллюстрациями. Хемингуэй написал к этому изданию предисловие и в нем четко объяснил, почему «писатель не может оставаться равнодушным к тому непрекращающемуся, наглому, смертоубийственному, грязному преступлению, которое представляет собой война». С презрением поминал он Муссолини и гитлеровских главарей, развязавших последнюю мировую войну: «Умерло и много таких, кому следовало умереть: одни повисли кверху ногами у какой-нибудь бензоколонки в Милане, других повесили, худо ли, хорошо ли, в разбомбленных немецких городах». Не был ли в этих словах скрыт намек на такую же участь, которая может постичь поджигателей новой войны? Нет, это был не намек, Хемингуэй далее писал открытым текстом: «… те, кто затевает, разжигает и ведет войну, — свиньи, думающие только об экономической конкуренции и о том, что на этом можно нажиться. Я считаю, что все, кто наживается на войне и кто способствует ее разжиганию, должны быть расстреляны в первый же день военных действий».

Полезное напоминание тем безответственным деятелям в США, которые без устали твердят о возможности новой, на этот раз атомной войны.

Озабоченность Хемингуэя положением дел в мире в те годы после окончания второй мировой войны проглядывает и в его письме последнему командиру батальона имени Линкольна, сражавшегося в составе Интернациональных бригад в Испании, Милтону Вольфу, в котором Хемингуэй предлагает провести расследование и разоблачить тех, кто в США оказывает финансовую поддержку фашистскому режиму Франко: «Как же, черт побери, можно позволить оставаться у власти человеку, сформировавшему дивизию для борьбы на Восточном фронте, вот чего я не понимаю!»

В этот последний период своей жизни Хемингуэй вновь и вновь возвращается к проблемам собственно литературного творчества. О них он пишет в упоминавшемся ранее письме К. М. Симонову, в письме молодому писателю, в беседе с молодежью в Хейли, в речи, которую он подготовил для церемонии вручения ему Нобелевской премии, в известном интервью Д. Плимптону, в котором он довольно подробно рассказывал о своей творческой лаборатории.

И наконец, как завершение тома, в него включено интервью Хемингуэя парижскому еженедельнику «Ар» о революции на Кубе. Это интервью имеет особое значение, ибо уже после смерти Хемингуэя реакционные органы печати на Западе не раз распространяли грязные слухи о том, что Хемингуэй якобы не принял революцию на Кубе и из-за этого и уехал с острова Свободы. В действительности же Хемингуэй горячо приветствовал Кубинскую революцию. Вдова писателя, Мэри Хемингуэй, нашла впоследствии в его записях такие слова: «Кубинская революция была исторической необходимостью».

В настоящий сборник включены также отрывки из африканского дневника Хемингуэя, который он вел в 1953 году, под названием «Лев мисс Мэри». Опубликованный посмертно, дневник дает читателю представление о той теме, которая на протяжении многих лет занимала Хемингуэя, страстного охотника и рыболова, — о его охоте в Африке. Вместе с тем «Лев мисс Мэри» открывает многие сокровенные стороны человеческой философии и жизненной программы писателя.

В завершение хочется еще раз подчеркнуть, что публицистика Хемингуэя, как и все его творчество, остается неотъемлемой частью истории нашего века. Она актуальна и сегодня, ибо все, что написал за свою жизнь Хемингуэй, живет и поныне, волнуя сердца и умы читателей во всем мире.

Б. Грибанов

Данный текст является ознакомительным фрагментом.