В ожидании «русской узды»

По мере того как город строится, хорошеет, богатеет, обретает популярность в стране и Европе, растёт число его недоброжелателей, выражающих «свою ненависть основателю Одессы и основанному им городу» (Доротея Атлас. Старая Одесса, её друзья и недруги).

В ответ на дифирамбы восхищённого хора доброжелателей Южной Пальмиры, впечатлённых её успехами, недруги Одессы настаивают том, что «невероятные плоды» её достижений – результат незаслуженно предоставленных ей «оранжерейных условий». А посему их «нельзя сравнивать с теми, что растут на чистом воздухе», то бишь с теми, которые выращиваются на исконной почве прочих российских городов, затерянных на бескрайних просторах отечества» (из письма, опубликованного в «Санкт-Петербургских коммерческих ведомостях» в 1804 году). Более зловещим выглядит обвинение: «Одесса – город, пропитанный “иностранщиной”, на который следует накинуть “русскую узду”» .

Необходимость в «русской узде» для Одессы не в последнюю очередь мотивировалась в высказывании графа Ростопчина, который в одном из своих писем выражает опасение, как бы «примесь французской крови не породила в Одессе местного либерализма».

Русский государственный деятель, генерал от инфантерии, фаворит императора Павла, публицист патриотического толка Фёдор Васильевич Ростопчин, уйдя в отставку, уехал жить в Париж.

«Не уважая и не любя французов, известный их враг в 1812 г., жил безопасно между ними, забавлялся их легкомыслием, прислушивался к народным толкам, все замечал, все записывал и со стороны собирал сведения. Жаль только, что, совершенно отказавшись от честолюбия, он предавался забавам, неприличным его летам и высокому званию…» (Ф. Вигель. Записки).

Чрезмерная «примесь» в Одессе французской и прочих «нерусских кровей» настораживает не только графа – «франкофоба», но и его критика – мемуариста Филиппа Филипповича Вигеля, иронизирующего над судьбой беглого патриота.

Филипп Вигель, автор популярных «Записок» – неуклонный защитник «консервативных ценностей и традиций» отечества. В активе деятельности Ф. Вигеля на «патриотическом» поприще – донос митрополиту Серафиму на «Философическое письмо» Чаадаева, опубликованное в «Телескопе» в 1836 году. Вигель ополчился на его «богомерзкую статью» как на «ужаснейшую клевету на Россию».

Вигель также не приемлет «Ревизора» Гоголя, обозвав его пасквилем на Россию – «клеветой в пяти действиях». При этом он утверждал, что те, кто критически относятся к его «Запискам», – не патриоты, поскольку демонстрируют нелюбовь к своей родине.

Блюститель неизменности отечественных традиций появляется в Одессе вскоре после вступления на должность её правителя графа Михаила Воронцова.

«Насилу в десять часов вечера 26 июля приехал я в Одессу. Среди ночной темноты всё показалось мне громадно. Я остановился в известнейшем отеле “Рено”, близ театра, перед которым горела блестящая иллюминация. Она была по случаю приезда графа Воронцова и должна была продолжаться три дня… Рядом со мной, об стену, жил Пушкин, изгнанник-поэт».

Пока «изгнанник-поэт» упивается атмосферой города, где «всё Европой дышит, веет…», наш гость начинает знакомство с Одессой, настороженно приглядываясь к местной элите.

Первое впечатление: «Исключая двух столиц, нет ни одного города в России, где бы находилось столько материала для составления многочисленного и даже блестящего общества, как в Одессе».

Однако, по мере погружения в «дух Европы», которым дышит город, Филипп Вигель приходит в негодование.

Там, где романтик Пушкин встречает «гордого славянина», он видит униженного представителя титульной нации, о которой слышит нелестные высказывания: «Больно мне было слышать ругательство против русского народа». Хотя в чём-то он считает это ругательство «оправданным».

Там, где Пушкин восхищается многообразием национальной палитры города, Вигель с негодованием замечает:

«Если послушать иностранцев, каждая нация приписывала себе её основание: во-первых, французы, которые столь много лет при Ришелье и Ланжероне приписывали себе её основание; потом итальянский сброд, гораздо прежде Рибасом привлечённый, в этом деле требовал старшинства. Жиды, которые с самого начала овладели всей мелкой торговлей, не без основания почитали себя основателями. Немцы, которых земляки в Люстдорфе и Либентале были единственными скотоводами, хлебопашцами, садовниками и огородниками в окрестностях и одни снабжали население съестными припасами, имели равное на то с ними право. Наконец, поляки, которые привозили свою пшеницу, родившуюся на русской земле, обработанной русскими руками, и поддерживали там хлебную торговлю, видели в Одессе польский город».

Особую неприязнь к Одессе Филипп Вигель демонстрирует в «Записках», посвящённых Керчи и опубликованных в 1827 году, где он с издёвкой пишет об основателе города графе де Рибасе:

«Пронырливый итальянец де Рибас имел один-единственный успех – взял турецкую “фортечку” Хаджибей, на месте которой начал строить новый город в противовес уже построенным… городам Николаеву и Херсону – и только затем, чтобы досадить истинно российскому графу Мордвинову, настоящему основателю Николаева».

Одесса – продолжает свои инвективы в адрес ненавидимого им города мемуарист – по сути украла у других городов право «первородства» – право претендовать на титул столицы российского Причерноморья. Она – продолжает он свои рассуждения – «несправедливо получила льготы, те необходимые средства за счёт “обиженных” Очакова и Керчи, на которых природа сама указывала тогда».

«Расправившись» с адмиралом де Рибасом, Вигель берётся за Ришелье. Будучи не в состоянии игнорировать заслуг герцога в становлении города, он, тем не менее, ставит ему в вину французское происхождение, которое обусловливало, по его мнению, предпочтительное отношении градоначальника к пришельцам с его родины:

«Свой своему поневоле друг, – говорит Вигель, – и французы в Одессе пользовались особым покровительством и чрезвычайно поддерживались».

Самым серьёзным обвинением в адрес Одессы является утверждение автора «Записок», что «город превратился в буржуазную республику, решительно нетерпимую, серьёзную и эгоцентричную» (Ф. Вигель. Воспоминания. Т. 2, с. 107).

Заметьте – «буржуазная республика» Одесса возникает на территории империи, на которой ещё значительное время будет сохраняться средневековый институт крепостного рабства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.