ГРИМАСЫ РЫНКА

ГРИМАСЫ РЫНКА

ГРИМАСЫ РЫНКА

0

Александр Синцов

ГРИМАСЫ РЫНКА (К чему привела “свобода предпринимательства”)

ИМ ХОТЕЛОСЬ БЫ СЧИТАТЬ приватизацию в России историей. Всеми ее авторами во главе с Чубайсом торопливо писались о рыночной экономике книги. Строчились на горячем материале, по крайней мере теплом, пахнущем потом и кровью рабочих, создававших распроданные заводы и фабрики.

Они торопливо нарекали годы растащиловки эпохой. Закрывали эту эпоху. Объявляли о начале другой. Спешно превращались из аферистов-глобалистов в либерал-патриотов. Ударялись в бега, уходили в тень, разъезжались по свету. Жаждали кануть в историю. Но история их не пускает. Как грешник мучается на смертном одре долгие годы, так и им не видать покоя в своем комфортном быту. Страну под ними трясет. Цепная реакция приватизации, инициированная ими, продолжается и захватывает нашу жизнь вширь и вглубь, а народ отторгает заразу. Тысячи жертв беззакония и беспредела вопиют о несправедливости. Суды завалены уголовными делами, и экономическими, и обычной мокрухой. Коллапс промышленности продолжается.

Только на одном из "фронтов" воцарится в начальственном кресле сильнейший, как его уже норовят сковырнуть и загрызть молодые волки. Опять начинается схватка за жирный кусок. До рентабельности и производительности руки не доходят. Рабочие поселки, районы, города вибрируют от местных войн и бесконечной смены руководства. Куда ни ткни на карте — везде свара, мелькание бейсбольной биты и хлопки выстрелов.

Из Самары звонит наш давний автор Евгений Чебалин. С трудом сдерживая гнев, рассказывает об очередном акте приватизационной драмы. Там дельцы с подшипникового завода жаждут оттяпать у законных владельцев кирпичный завод. Дельцы с весьма подпорченной репутацией на почве приватизации. Еще два года назад рабочие и инженеры подшипникового завода били в набат: в результате растаскивания оборудования подрываются экономические, оборонные устои России. Завод уникальный, монополист. Рабочие напрямую обвиняют директора в том, что он обманом, шантажом и угрозами увольнения завладел контрольным пакетом. Получая сверхприбыли, вкладывает их в сомнительные предприятия вроде карманного банка, созданного "под родственника". Хотя оборудование на заводе изношено вконец. Из станков выжимаются последние соки. Стратегия простая: после нас хоть потоп. Крепкими рабочими словцами обрисовывается портрет типичного прихватизатора девяностых годов, вступившего в схватку за обладание кирпичным заводом, руководит которым человек совершенно иного замеса.

Есть среди предпринимателей люди, играющие по правилам. Своим умом добивающиеся достатка. Таков оказался Тихоненко — противник директора подшипникового завода в приватизационной войне.

"Начальный капитал Тихоненко произвел не в тени, — рассказывает Евгений Чебалин. — Все в Самаре знают его как неистового кооператора, изобретателя, чемпиона Поволжья среди каменщиков. Ему ли не руководить кирпичным заводом. Еще в свои двадцать пять лет он был самым известным руководителем стройкооператива Самарской области, без которого, пожалуй, не возводился ни один крупный объект на селе. Его бригада ворочала объемами работ за два стройуправления, имея втрое меньший численный состав.

Нужда в Тихоненко возникала всякий раз, когда требовались авральный штурм, круглосуточная работа, когда синим пламенем горели сроки сдачи объекта. К нему никогда не предъявляли претензий ни налоговые, ни другие проверяющие органы советской власти в 80-х годах. Потом, правда, у самого Тихоненко появились претензии к власти. С "ускорением" начался ее закат. Все явственней проседали и змеились трещинами ее экономические и политические бастионы, подгрызаемые доморощенной "демшизой". Больнее всего по возможностям кооператива Тихоненко било отсутствие кирпича. Вот тогда-то и зародилась у него идея: построить свой кирпичный завод. Он отчетливо понимал: самому этакую махину не осилить. И он предложил поучаствовать в партнерской стройке самому известному в тот момент в Самаре "красному директору" подшипникового завода Швидаку. Подписали договор. Но вскоре Швидак послал Тихоненко подальше, не помышляя ни о каких поставках оборудования на кирпичный завод , поскольку занялся другим бизнесом.

Тихоненко же, вбухавший все деньги в коробку под крышей, дороги, ЛЭП, козловой кран, — стал в полном смысле нищим. Из капиталов у него остались голова, золотые руки и верная бригада с техникой.

С этим капиталом он стал возрождаться, как феникс из пепла, доводя завод до рабочего состояния. Прошло семь лет. К 1995 году завод с закупленным и смонтированным самим Тихоненко оборудованием — один из крупнейших и перспективных в Европе, вследствие уникальной глины в его карьере, был уже готов под ключ. Все это время, как выяснилось, Швидак внимательно следил за кинутым партнером. И пришел час, набросил на него арбитражно-судебную удавку, претендуя на половину собственности кирпичного завода.

— Зная всю эту подноготную, я долго ломал голову: ну что еще надобно подшипниковому боссу? — рассказывает писатель Чебалин. — Какого рожна не хватает? Зачем ему эта возня с Тихоненко, хапковый навал на его скромное (по сравнению со Швидаковским ) имущество?

Вывод напрашивался единственный. И находился он не в области человеческой психологии, а в сфере биологических рефлексов: так не могут остановиться волк в овчарне, хорек в курятнике, перекусывающий шею не одной овце или курице, а всему поголовью, хотя добычи не сожрать им и за неделю.

В то время возле Тихоненко в качестве юриста появился бывший прокурорский работник — если не главное, то самое неприятное лицо спектакля, некто Нижегородцев. С сокрушительным напором он взялся за защиту Тихоненко в судах. Апогеем его деятельности стал акт судебной лаборатории Минюста. Экспертиза делает вывод: завод на 98,8% построен Тихоненко и, естественно, принадлежит ему. После чего удачливый юрист становится своим человеком в команде Виктор Степановича. Ему доверяют все первичные документы, его, что называется, носят на руках. До тех пор, пока он вдруг не начинает требовать для себя у Тихоненко 10% совладения заводом. Донельзя ошарашенный Тихоненко ничего не понял: дело не закончено, тяжба в разгаре с неизвестным итогом. За что десять процентов?!

Услыхав отказ, ушлый юрист с тем же нахрапом, сменив на 180 градусов юридическую ориентацию, обрушился на Тихоненко с требованием отдать кирпичный завод подшипниковой империи Швидака.

Его стараниями спустя год на свет появляется документ той же лаборатории Минюста, за теми же подписями, утверждающий, что завод принадлежит... Швидаку на 90,4%.

Вы спросите, как такое может произойти? Да очень просто, если учесть, что у правовой челяди нищенские оклады, а у истцов свои банки и спущенные с поводка "опытные юристы".

И состоялся примерно такой суд.

СУДЬЯ. Ответчик, вы верблюд.

ТИХОНЕНКО. Ваша честь, я не верблюд. У меня две ноги вместо четырех и другая морда лица. К тому же я ем мясо, которое не едят верблюды.

СУДЬЯ. А вот справка, что вас видели стоящим на четырех конечностях. И вы ели траву с грядки без помощи рук. Значит, вы верблюд. А посему...

А посему решением самарского судьи Кожуховой владельцем завода становится Швидак!.."

ПРЕРВЕМ НЕНАДОЛГО МОНОЛОГ нашего самарского корреспондента. Ибо случай настолько изумителен, что невольно приходит мысль о частности, об исключении из правил. Ну, не может быть, чтобы в нашей распрекрасной рыночной экономике отношения между энергичными, деятельными людьми, так называемой экономической элитой, складывались столь уродливо и подло. Но, увы, все эти бывшие советские, приличные люди реформами либералов были поставлены в такие условия, что иначе им было не только не заработать себе на прожитье, но и не выжить вовсе.

Специфика российского рынка пронизана мафиозностью. Дикий капитализм стал нормой жизни в элитах. Все так называемые имущественные конфликты решаются в драке с помощью дубины и пистолета. Люди, когда-то с гордостью называвшие себя инженерами и рабочими, став не по своей воле акционерами, сплошь превратились в истцов и ответчиков. Предприятия живут в атмосфере непрекращающегося скандала. "Трудовые будни" наполнены смертельными угрозами. Главной на предприятии становится фигура ликвидатора — и в прямом, уголовном, смысле, и в юридическом.

Есть на окраине Москвы одно из подразделений "Автоваза". Его президент занят тем, что оттяпывает собственность у акционеров предприятия, "изымает имущественный комплекс". Напряжение возрастает с каждым днем. И вот уже в милицию идет поток заявлений "об угрозах жизни и здоровью" тех самых акционеров и ликвидаторов. Опять же, только для солидности скорее всего, фигурирует арбитражный суд.

"Арбитражный суд Москвы по представлению Банка России назначил меня ликвидатором, — рассказывает нам Михаил И. — Я занимался истребованием кредиторской задолженности с филиала "Автоваза". Когда в сентябре я направил заявление в суд о признании этого предприятия банкротом, до меня дошла зловещая фраза его директора: " Ликвидатор не успеет". Я расценил эти слова как прямую угрозу. Потому что совсем недавно произошло вооруженное нападение на человека, которому филиал "Автоваза" обязан выплатить долг. Сожгли его машину, подожгли дверь его квартиры. В своих предположениях я не ошибся. Спустя немного времени во дворе моего дома на меня напали двое мужчин одетых в камуфляж и с масками на лице. Я запомнил номер их машины…"

Далее несчастный господин ликвидатор выстраивает убедительную логичную цепочку, на одном конце которой стоят ликвидаторы ликвидатора, а на другом высокие чины в милиции.

Тут можно прервать жалобу бизнесмена средней руки и сказать, что к "чести" крутых они не сразу берутся за боевое оружие, сначала, по словам потерпевшего, пугают газовыми пистолетами. Более того, их благородство распространяется до такой степени, что они "нейтрализуют" неугодного и вполне бескровным методом, ликвидируя производственное направление противника, то есть его побочный бизнеса, источники совсем небольших доходов. Или же вполне остроумно "организуют тюрьму" для строптивца, подставляя его с помощью ложного обвинения и хороших знакомств в милиции. Человек сидит под следствием и месяц, и год, потом оправдывается на суде, и этого времени хватает, чтобы выключить его из супер-игры под названием российский бизнес.

К сожалению, не изжит еще и самый примитивный метод ведения боевых действий. Вот выписка из заявления Виктора М., еще одного несчастного акционера из филиала "Автоваз":

"Довожу до вашего сведения, — сообщает он начальнику местной милиции, — что вчера мне по телефону угрожали физической расправой и требовали, чтобы я забрал из суда иск. Голос звонившего я узнал"...

НЕТ СИЛ ЦИТИРОВАТЬ. Какой мрак разлит в душах "членов трудовых коллективов" эпохи приватизации! Какими безжизненными, фальшивыми являются по сути даже корпоративные вечеринки в этой среде. Тосты звучат пышные, но холодные, поцелуи отпускаются иудины. Кажется, мы, простодушные и пылкие русские люди, на самом деле становимся волками друг для друга. По крайней мере в производственные отношения глубоко проникло нечто хищное. Трудно, а может быть, и невозможно уберечь душу в предлагаемых обстоятельствах.

Но все-таки душа — это не печень и даже не сердце. Есть такой тип людей — подвижники. Они поступают вопреки обстоятельствам, так как идеалисты по натуре. И бьются ни много, ни мало — сразу за саму матушку русскую землю. Таковы гражданки Медведева и Наумова из Подмосковья. Встали на защиту многих гектаров красивейших мест в Красногорском районе от вторжения крупного бизнеса — полиграфического комбината. С одной сторону миллионы долларов, с другой — две энергичные женщины. Их поддержали в "охране природных ресурсов", и в Управлении архитектуры. Этими организациями было выдано "предписание на приостановку самовольного строительства". Прокуратура выписала директору-самозахватчику штраф. Приказали остановить хозяйственную деятельность. Женщины-воительницы праздновали победу, звонили мне радостные. И можно только догадываться, что же такое предпринял тот самый опальный директор строящейся типографии для продвижения своего замысла в отношении и прокуратуры, и охраны природы, и архитектуры, но через месяц тяжелая техника опять вгрызлась в заповедную землю.

Десятки, сотни законов, подкрепленные всем штатом милиции и внутренних войск, оказались слабее "свободы предпринимательства". Протаранила эта свобода все чистое и доброе в наших душах. И в какой суд обращаться, в какие инстанции?

"...Сидим в Казани на арбитражном суде,— продолжает свой рассказ писатель из Самары Евгений Чебалин. — Зал заседания — комната. Три судьи в мантиях.

"Перебежчик" Нижегородцев страстно, хлопотливо и разнообразно актерствует. Потрясает скисшими цидульками, скорбно ударяется в предысторию "конфликта", философствует. Раз за разом председательствующий возвращает оракула в конкретное правовое русло, пока, наконец, потеряв терпение, не оглушает его вопросом в лоб:

— Истец, вы можете пояснить, как у вас появились эти два взаимоисключающих документа, подписанных одними и теми же экспертами?

Слышится прежняя околесица. Председательствующий останавливает говорильню.

В результате выясняется, что оба противоречащие друг другу "пакета документов" делались в одной и той же лаборатории. Первый — на основании подлинной финансово-затратной документации Тихоненко из шести томов, когда Нижегородцев работал на Тихоненко. Второй — на основании фальшивок, когда ушлый юрист переметнулся к Швидаку…

Не столь давно на экране нашего самарского телевидения появился Швидак — младший, перенявший бразды владения и правления подшипниковыми заводами от ушедшего в мир иной отца. Молодой человек, глядя куда-то вниз, в угол, выдал обиженную тираду: он, возможно, поменяет юридический адрес завода — замучили налоговики и проверяющие.

В ТВ-курятнике тотчас разразилось истошное кудахтанье: ах, Самара-городок, она погибнет без налоговых отчислений Голиафа Сан-Игоревича!

Такой он, этот юный босс, получивший возможность по своей прихоти юридически перебрасывать куда-либо или оставлять на месте предприятие всероссийского значения. Таков этот юноша, наученный советской школой пописывать и почитывать, а ельцинистами — разваливать чужие производства. И потом безнаказанно орать в телефонную трубку седовласому редактору самой тиражной в Поволжье патриотической газеты "Волжская Заря":

— Ты, старый козел! Я тебя в бараний рог согну! Приползешь ко мне на карачках!

Юный барин, видите ли, изволил гневаться на известнейшего, старейшего в Поволжьи редактора Муратова за перепечатку моей статьи из газеты " Завтра".

Привыкший к молчаливой покорности своих итээровцев, подшипниковый боссенок захлебнулся, услышав в ответ разъяренный рык газетного патриарха:

— Ты, д…о щенячье! Г...к сопливый! Мы всегда печатали и будем печатать то, что считаем нужным, а не то, что хочешь ты!".

ТАКОВ ФИНАЛ САМАРСКОЙ ИСТОРИИ, поведанной Евгением Чебалиным. По закону жанра подобным хэппи-эндом и закончить бы публикацию. Но тогда мы бы вошли в противоречие с законами нашей теперешней жизни и с законами самого рынка.

У сомнительных благ рынка есть оборотная сторона несомненных изъянов. Стариковские бунты — это, конечно, очень яркое проявление неприятия рынка, но поверхностное. Чем дальше будут проникать рыночные споры в толщу народа, тем сильнее и чаще будут происходить акты сопротивления и мужества отдельных личностей и социальных групп.

Оттуда, снизу придет спасение от дикого капитализма. Потому что никакая самая народная партия, оппозиция, политическая организация не сможет ничего изменить в нашей жизни, если сильные и честные одиночки в больших и малых городах России не найдут в себе решимости встать на защиту личного, попранного достоинства.