Мир

Мир

Мир Серебровского

Екатерина Глушик

1

Салон Культура Общество

памяти народного художника России

Не стало Владимира Серебровского. Живописец, поэт, философ, музыкант, театральный художник. Во всём талантливый. Везде желанный.

Он был выдающийся художник. И его любили художники. Он был композитор, музыкант-новатор: ещё в советское время, соединяя цвет и звук, организовал студию электронной музыки при музее им. Скрябина в Москве. Создал музыку к нескольким театральным постановкам. И его любили музыканты. Он был поэт, его переводы Омара Хайяма — вершина изящной словесности. И его любили поэты.

Владимир Серебровский родился в Самаре. Отец — Глеб Владимирович — оперный певец, дважды лауреат Сталинской премии, мама — балерина, балетмейстер и педагог Любовь Александровна, урождённая Грюнталь, из дворянской семьи немецкого происхождения.

Семья жила в Саратове, Душанбе… И русская река Волга, и горы Таджикистана для художника — родные места, он их впитал, он их органично сочетал в себе и в своём творчестве… Закончив ВГИК, стал театральным художником. Работал в различных театрах страны, а с 1987 года Серебровский — главный художник МХТ им. Горького. Как он этим гордился! Как дорожил работой с Татьяной Дорониной, как ценил её и восхищался всем: талантом, красотой, стойкостью, стоицизмом. И театр гордился им. Он был гениальным — как говорят не щедрые на слова коллеги-художники, признающие его особость. Потрясающим — по мнению простого зрителя, меня. На его спектаклях декорации — едва ли не главное действующее лицо. А актёр без них словно голый. Они могут и "вызвать огонь на себя", удерживая внимание зрителя, помогут актёру спрятать свою возможную хворь или обстоятельства.

Какое видение мира должно быть, чтобы в постановке создать эпоху! Художник должен знать едва ли не всё о том времени, когда происходит действие. Должен сделать отбор из тысяч деталей той поры, перенести их на сцену, чтобы зрители путешествовали во времени, проникаясь духом его. Декорации Серебровского наполняют всё пространство сцены, но не затмевают, не заслоняют собой героя. Они его подают! Актёр в декорациях Серебровского не затеряется на сцене, не стает незаметным. Изумительное сочетание авангардизма и традиции. Сотворение праздника и ощущение красоты. Серебровский создаёт атмосферу, когда открывается занавес, и сердце замирает: ты — в храме искусства.

Владимир Серебровский писал пейзажи. Ну что после Саврасова, Куинджи, Шишкина, Левитана, Моне напишешь? Невозможно! Возможно. Смотрите Серебровского! Одной цветовой гаммой мог изобразить всё! Паганини играл на одной струне, и никто не заметил? Серебровский пишет одной гаммой — синим или зелёным, или желтым. Но перед вами мир во всей его полноте и красочности! Через жёлтое он показал чёрное, белое и зелёное: горы, трава на склонах, снег на вершинах… Он может через фиолетовое показать зелёное. Деревья и трава. Фиолетовые. Но это реализм! "Никогда я не был на Босфоре, ты меня не спрашивай о нём"…" Никогда я не была в Таджикистане, но ты спроси меня. И я расскажу. Я побывала там через серию работ "Сады и горы Таджикистана". Райские сады!

Как мы представляем рай? Великолепные цветы, травы, деревья. Завораживающие звуки музыки. Доброта и любовь. Гармония и совершенство. Так ведь всем этим Владимир Серебровский наполнял жизнь земную. "Да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе". Его картины — Абрамцево ли это, Нескучный ли сад — это райские уголки. Его музыка. Именно такая звучит в раю. Та доброта и любовь, которой он одаривал каждого, к кому легло его сердце, — это рай. Совершенство во всём, что он делал, гармония — это рай.

Его работы выставлены и хранятся во многих музеях страны, за рубежом. И в том числе — в Государственной Третьяковской галерее, Государственном центральном театральном музее имени А.А.Бахрушина, Всероссийском музее музыкальной культуры имени М.И. Глинки, в Саратовском художественном музее имени А.Н. Радищева…

Он чувствовал справедливость. Даже за переводы Хайяма взялся, поскольку считал несправедливым, что глубокий мыслитель едва ли не бражником слывёт. И всё потому, что переводчики не понимали символов, заложенных в его поэзии. "Кажется, никто не задумывался, почему великий учёный, математик, астроном, сделавший многие научные открытия, опередивший европейцев на 500 лет, вошёл в историю культуры как гуляка, пьяница, бабник. Причина — его же стихи… Хайям символичен. У него всё зашифровано". Никто не задумывался, а Серебровский задумался. Не стал сетовать и охать, а сделал переводы. И они — лучшие по точности смысла, настроения, духа поэта и мыслителя, по изящности и красоте. Издал книгу "Омар Хайям. Рубаи", проиллюстрировав своими работами. И эта небольшая книга сама есть художественное произведение.

Владимир Глебович увлекался восточной культурой, путешествовал по Памиру, работал в Германии… Но стал подлинным патриотом. Знал, любил и уважал все народы, их историю, традиции, культуру. Но любил Россию. Переживал за всё происходящее. Страстно обсуждал: радовался, негодовал, недоумевал… Много читал, и не терял этот вкус — к чтению, к узнаванию, к сопереживанию.

Человек высокой культуры и подлинного аристократизма. Он был изящен, по-настоящему демократичен, он не менял интонации и положение спины ни при разговоре с министром, ни с рабочим сцены или молдавской крестьянкой, приносившей ему домашнее вино, которое он любил и сибаритствовал с его помощью: сидел в кресле, потягивая этот напиток богов, смотрел из окна на Нескучный сад. Подлинный интеллектуал: много знал, о многом умел сказать, не пересказывая, а открывая что-то своё. Наслаждался общением. Наслаждал общением. В дружбе у него не было "табели о рангах". Если он тебя принимал, то любил и дорожил отношениями с тобой, равно знакомы вы уже десятки лет или только-только сошлись и сблизились. Ему не нужны были "костыли", подпорки в лице какого-то общепризнанного кумира. Они были просто друзья, авторитету которых он сам был опорой. Сколько людей — уже и классиков — он знал! Сколько знали его и им дорожили! Человек увлекающийся, увлечённый, он не просто постигал объект своего интереса, но развивал, вносил своё, становился авторитетом, на кого ссылались и к кому прислушивались. Будь то йога или электронное музыкотворчество.

Ушёл и унёс мир, который накапливал в себе всей своей удивительной жизнью. Проводив человека в мир иной, мы горюем, оплакивая себя. Он — в лучшем из миров. А мы — без него, близкого, любимого. Мы ему сказали так мало хороших слов, когда он был с нами. Мы с ним виделись не так часто, как и нам, и ему хотелось.

"Он вас очень любил, дорожил вами",— говорит его жена Тамара каждому. А мы знаем. Мы чувствовали это. И мы все, кто знал его, любили и дорожили им. Надеемся, что и он это знал и знает.

От неверья до веры — мгновенье.

От сомненья до веры — мгновенье.

Так цени ж этот миг — всё подвержено тленью,

Ведь и вся наша жизнь — лишь мгновенье.

(Омар Хайям, перевод Владимира Серебровского)

Светлая память!