О религии и не только

Думаю, не ошибусь с утверждением, что наиболее глубокий анализ творчества Мустая Карима проведен профессором Ильясом Валеевым. Множество книг, статей посвящены самому детальному разбору различных сторон творческой деятельности и жизни классика башкирской литературы. И вышедшая в 2009 году в московском издательстве «Наука» монография «Мустай Карим о религии» – лишнее тому подтверждение.

Уже из самого названия книги следует, что посвящена она чрезвычайно важной во все времена и ныне – с особой актуальностью – проблеме веры. В этой работе показывается отношение М. Карима к таким фундаментальным вопросам бытия человека, как осмысление самого себя, преломленное через призму религиозного мировоззрения. Что есть человек, вечен ли он как творение Высшего существа, кем создана Вселенная, есть ли Бог?.. Эти и сопряженные с ними многие вопросы волновали человека разумного, по-видимому, с самого его появления на арене земной истории.

В проведенном автором исследовании поэт предстает живой, сомневающейся личностью с пытливой и, порою, мятущейся душой. Мустая Карима смущают бросающиеся в глаза противоречия религии. Если есть Бог и он – милосерден и всемилостив, то почему же в мире столько зла и несправедливости? Ведь, если вдуматься, то не только человеческое бытие, общество (созданное якобы по образу и подобию Творца) пронизано существенными изъянами, системными ошибками, постоянно ведущими к сбою всей системы. Но и в природе – при всем совершенстве существующих в ней связей и отношений – происходят беспрестанные нарушения порядка. Пожирание животными и растениями друг друга, геологические и климатические катаклизмы, планетарные катастрофы и столкновения космических тел, взрывы звезд… В чем смысл этих постоянных разрушений, этой перманентной борьбы за выживание? Смысл – с точки зрения существования Бога?..

Писателя мучает дилемма: почему всеблагой Создатель позволяет дьяволу творить греховное? Может быть потому, что в этом сокрыт некий замысел? «Люди, наущением дьявола, погрязнув в грехах, ища защиты, моля о помиловании, к Господу льнут, ему поклоняются…» И тут же М. Карим проводит параллель с хитрым и изворотливым правителем, который держит оппозицию, дабы привлекать к себе подданных. «Если бы шайтан мир не позорил, души не баламутил, людей во грехе не топил, кто бы Богу льнул и прощения просил?» Выходит, Бог, подобно хитроумному владыке, специально попустительствует Иблису, ценит его, дорожит им – как пугалом, как своей обезьяной. Но отсюда мы видим, что образ Бога – типично людское порождение, созданный ими виртуальный персонаж.

В нашей психике, в виртуальной реальности каждого из нас содержится великое множество таких персонажей и образов. Причудливым образом они сцепляются друг с другом, порождают новые, еще более фантастические и ирреальные объекты. Но от этого они не становятся более реальными в мире материальном, вещественном – который окружает нас, и в котором мы существуем как объекты и одновременно субъекты, как физические тела и как личности с присущей каждому из нас духовностью, психикой.

Идеи, образы внутреннего мира человека могут в определенных условиях объективироваться, материализоваться. Например, человек задумал построить дом, в уме спроектировав его. Затем стал воплощать замысел в действительности. И воплотил – дом сооружен. Так и с Богом, духами, ангелами, привидениями и прочими мифическими существами – мы можем материализовать их средствами символического изображения. Можем нарисовать их, вылепить скульптуры, написать о них текст, изобразить в пьесе или кинофильме. Но вот существуют ли они независимо от человека? Ответ очевиден: нет, ибо их сотворили мы, люди. Поэтому правы те, включая и М. Карима, кто утверждает в данном случае, что именно человек создал Бога по образу и подобию своему, а вовсе не наоборот.

Но вопрос о происхождении веры непростой. Помимо исторических, психических, гносеологических корней религии существуют и социальные – и они одни из наиболее важных. Что порождает веру в Бога? «Игнорирование происхождения и исторического развития религии, – говорил писатель, – препятствует правильному пониманию ее места в современной социальной структуре и ее социальных функций». И здесь М. Карим прав как никогда! Ибо чем объяснить новый всплеск религиозной веры и всех форм мистицизма в наш не только просвещенный, но и тотально технотронный век, время расцвета науки и технико-технологической деятельности, когда люди вроде бы уподобились богам? Чем, как не старыми, отжившими свое стереотипами и ветхими, замшелыми идеями, столь глубоко укорененными в нашем сознании и психики?

Но почему же они так живучи – не в этом ли слабость человеческого мышления? И здесь мы приходим к если не парадоксальному, то удивительному выводу: сила религиозных представлений-пережитков в оборотной стороне научно-технического прогресса. В том, что помимо знания, которое есть сила – по меткому определению отца современной науки Френсиса Бэкона, прогресс этот несет и бездуховность, отчужденность человека от природы, от общества и, в конечном итоге, от самого себя.

Как преодолеть это антагонистическое противоречие? Любому здравомыслящему уму представляется сомнительным искать выход в слепой вере, в бездоказательных утверждениях, в религиозных догматах. Ибо нет возврата к прошлому – ни к магическому, ни к мифическому, ни к политеистическому, ни к монотеистическому религиозному знанию как преобладающим и наиболее приближенным к истине, к полному познанию мира вокруг и внутри нас. Эти ступени мы уже прошли, и они привели к более высоким стадиям познания мира – при подъеме по лестнице, ведущей к Истине и Знанию. И если есть резон в том, чтобы включить отдельные элементы религиозного, мифического и оккультного мировоззрения (как и художественно-творческого) в комплексное научное знание, то сделать это нужно на качественно новом витке диалектической познавательной спирали.

Не только естественные науки, но и гуманитарное знание, философия, а тем паче математика уже давно выросли из тесных штанишек религиозных догм и представлений. Это то же, что напялить на взрослого детину детские ползунки. А вот облагородить сухие научные построения и бездушные технические проекты, очеловечить их духовной составляющей – в этом заключена задача самих людей, так или иначе причастных к научно-технической деятельности. Используя при этом все то лучшее в области духовной культуры, что наработано и религией, и философией, и искусством.

Но ловушка духовного обнищания, в которую попадают неустанно люди современности, таит в себе еще одну опасность. Это видимое, кажущееся, а значит ложное примирение религии и науки. Потому что такое псевдопримирение ведет к искаженной картине мира и как следствие – к уходу в мир эскапизма, мир иллюзий. Причина, как нам видится, в социальном. И здесь мы вынуждены согласиться с профессором И. Валеевым, что принять «догматическую философию религии» – значит законсервировать наши знания на уровне древнего мира. И не правы ли те, кто утверждает, что интерес ко всему трансцендентному, мистическому и иррациональному повышается экспонентно в переходные годы, при смене эпох, в периоды кризисов и потрясений – социально-политических, экономических, культурных и экологических?

В то же время, склонность к иррациональному, продиктованная бессилием разума, не объясняет всей полноты картины этого феномена, его притягательности для современной, рационально мыслящей личности, человека эпохи секуляризации.

Новым в понимании причин такого явления, как религиозная вера, является смена типов общества, социально-экономическое своеобразие текущего момента. Это – противоречие современности, когда уходит в прошлое период индустриальных обществ (обществ модерна), пришедший, в свое время, на смену эре традиционных обществ. Складывается новый тип общественных и международных отношений, когда биполярное противостояние идеологий уступило первенство информационной и геополитической экспансии отдельных сверхдержав – под знаком глобализации человеческих культур, суперэтносов.

Запад, вступивший в эпоху постиндустриального общества (общества постмодерна), манит за собой весь остальной мир в «сверкающее будущее», сулящее невиданные возможности. Вслед за развитыми державами «первого мира» подтягиваются развивающиеся страны, а в хвосте мировой социальной эволюции плетутся отсталые страны и народы, надеющиеся найти свое место в «новом мировом порядке».

Но общество постмодерна таит в себе немало опасных противоречий и враждебных по отношению к «среднему человеку» черт. Уже в индустриальном обществе последних десятилетий ушедшего XX века обнаружились негативные черты его социально-культурной константы. Атомизация людей, потребительская психология, разлагающее и оглупляющее влияние масскультуры, культ жестокости и низменных инстинктов, потеря социальной и духовно-нравственной ориентации, нагнетание политической напряженности, грозная тень общественных кризисов и экологических катаклизмов – все это заставляет людей отворачиваться от экстраполируемых Западом ценностей либерализации, вестернизации и демократизации, от западнистской экспансии в области культуры и информации, от глобализаторских и мондиалистских идей. Оглушенные суровой действительностью, уставшие от эсхатологических ожиданий, противящиеся тотальной зомбификации медиа индивиды стремятся найти альтернативу тому духовному коллапсу, что возникает в обществе и в душах людей. И находят ее: в обращении к традиционным ценностям и идеалам, символам и образам – религии, национализму, трайбализму, иррационализму. «Средний человек» отчаянно пытается самоидентифицироваться, в том числе, погружаясь в опыт мистического знания и практики.

Разочаровавшись в науке как панацее от всех бед, современный человек, отвергающий идею технократии и культ потребительства, обращается к религиозному и оккультному мифотворчеству. Способствуют этому и исследования некоторых ученых в области так называемых пси-явлений. Очевидна притягательность идеи овладения некими скрытыми возможностями человека – сверхпсихическими силами (парапсихическими, экстрасенсорными способностями) – и существующими в природе «тонкими» энергиями. К сожалению, до сих пор никаких действительно заслуживающих внимание прорывов и открытий в этой области не достигнуто, и дело не продвигается дальше научных спекуляций. Также и развитие таких «продвинутых» областей научного знания, как глубинная психология, кибернетика, квантовая физика, генетика, танатология, биофизика и космобиология, поводят нас к выводу о том, что в мире не все так просто и однозначно, как мы это себе представляем.

Церковники уже давно поняли всю бесплодность борьбы с прогрессом во всех областях человеческой жизнедеятельности, противостояния с бурно развивающимся знанием о мире природы и человека. Теологи усиленно пытаются привлечь на свою сторону науку. Но, по словам И. Валеева, наука привлекается «в союзники не для того, чтобы с ее помощью установить объективную истину в споре, а для того, чтобы доказать теперь уже истинность религиозных догм».

Увы, это принципиально неверно. Как мы знаем, наука оперирует строгой логикой и эмпирическим знанием, то есть ее основа – опытное знание, проведение экспериментов и наблюдений, доминанта строгих фактов и логических доказательств. Что невозможно доказать физическим экспериментом, то можно довершить путем логических выкладок. Что не подлежит подтверждению логикой и доказательствами, то гипотетично и нереально. Так познает наука.

Обратившись к религии, мы можем заметить, что эта область духовной самореализации человека основывается исключительно на признании непогрешимости авторитетных источников и изначальных догм, то есть на вере в истинность заложенных каким-либо авторитетом императивов и наставлений, без поиска доказательства правоты мыслей и речей этого авторитета. Верь, но не ищи доказательства для себя – таков девиз религиозных вероучений.

Таким образом, наука не может, а религия не хочет доказать реальность существования иного, нефизического («неземного») бытия для обычного человека. Подходы религии и науки совершенно несовместимы. Как пишет И. Валеев: «…Дискуссия может быть плодотворной только в том случае, если стороны встанут на единую методологическую основу». К сожалению, это вряд ли возможно.

У проблемы религиозного бытия в обществе имеется еще один немаловажный аспект, а именно – наличие института служителей культа, клира. За все долгое время (века!) своего существования церковь (христианская, мусульманская, буддийская – любая) выполняла много социокультурных, психосоциальных и даже политических функций. Как и любое сложное явление, церковь – многозначное и неоднородное образование, имеющее как позитивные, так и негативные черты. Увы, последних оказалось больше.

Церковь, клерикализирущая общество, встала на пути общественного прогресса. И главным своим врагом сделал движителя этого прогресса – науку. Как справедливо замечает И. Валеев, «наука – вот непреходящий, тысячелетний мировоззренческий соперник религии за обладание умами и чувствами людей». Церковь всегда служила власти и выполняла для оной важную политическую функцию – усмирения подданных, оправдание гнета эксплуататоров. М. Карим утверждал, что религия – это историческая необходимость государству иметь общенациональную идеологию для удержания народа в покорности. Тому подтверждение и его стихотворные строки:

В такую ночь, средь мертвой тишины,

Здесь о богах не уставали петь.

В такую ночь, башкир, с твоей спины

Сдирали шкуру, чтобы сделать плеть.

И, если в давние времена, когда на заре человеческой цивилизации религия и церковь послужили звеном, связующим в единую общность людей – опять же, чтобы ими было легче управлять, то сегодня та же церковь является анахронизмом, уводящим доверчивых граждан от действительности в мир иллюзий и мифов.

Настойчивое и неустанное наступление церкви – в данном случае православной – на систему светского образования в нашей стране вызывает серьезную озабоченность всех рационально мыслящих людей. Уже набившее оскомину во всех СМИ известное «письмо академиков» лишь верхушка айсберга недовольства нахрапистой клерикализацией стремительно нищающей страны. Стоит только вдуматься в вопиющий факт: миллионы денежных средств кидают на строительство храмов и мечетей, а вокруг этих помпезных сооружений с золочеными куполами, крестами и полумесяцами потерянно бродят толпы голодных нищих и оборванцев. Это ли не лицемерие властей и клириков!

Верить или не верить в Бога – это личное дело каждого человека. И здесь никто не имеет права препятствовать персональным чувствам и переживаниям. А вот пытаться распространить эту веру, то есть свое личное убеждение, в приказном, а значит насильственном порядке – это уже занятие незаконное. Мы все прекрасно знаем: то, что проходят в школах, да и в высших учебных заведениях, реально является обязательным предметом изучения. То есть все в том же приказном порядке учеников (студиозусов) принуждают заучивать, вбивать себе в голову определенную информацию – ибо иначе не сдашь экзамен и вылетишь в два счета. Несмотря на имеющие место быть нарушения, разные обходные пути и взятки, все-таки получается, что обязательные предметы (дисциплины) – это норма и – более того – закон для обучающихся.

И вот таким законом, обязательным для изучения знанием, хотят сделать (как в прежние времена) закон Божий. То есть основные догматы и постулаты христианского вероучения. Надо ли это юному и еще пока что неразумному созданию? А если дитятя не хочет зубрить религиозные истины, а его заставляют? Если это не насилие над психикой и личностью, то что же?!.. Учебные школьные дисциплины (в сжатом виде передающие знание из различных областей науки) просто необходимы юным гражданам для дальнейшего мало-мальски успешного адаптирования к жизни в современном обществе. Религиозное же знание не может считаться необходимым для этих целей. Как и мифологическое, и оккультное.

М. Карим считал религиозные книги лишь «букварями» для людей. По мере взросления, по мере усложнения жизни необходимо изучать иные, более адекватные и сложные книги, иначе останешься на уровне первоклассника, а то и дикаря.

Что касается вузов, то студенты могут нуждаться в изучении религиозного (мифологического, оккультного) знания лишь в рамках своей специализации, а углубленно – лишь факультативно, на отдельных семинарах, причем добровольно. Что, впрочем, уже давно и происходит. И это нормально. Все-таки студент – повзрослевший человек, по сравнению со школяром. И может сам решить – быть ему атеистом, верующим ученым или богословом.

Ильяса Валеева, как и героя его очерков Мустая Карима, беспокоит и возмущает создавшаяся антинародная и антигуманная ситуация в России. Население постепенно вымирает от болезней, голода, вредных привычек, криминального беспредела и просто от отказа продолжать свой род, а государство устраивает пышные открытия все новых и новых христианских и мусульманских храмов. Это лицемерно называют возрождением духовности. О какой духовности и возрождении можно говорить, когда простые люди, в большинстве своем ставшие бедными, бесправными и – чего греха таить – бескультурными и отупевшими от засилья глупой и никчемной информации, поставлены в условия постоянного выживания?!

«…Не ушли мы от «нравственного нигилизма и духовной нищеты», – пишет профессор И. Валеев, – а пришли к ним… Советская власть базировалась как раз на духовных, моральных ценностях – а у нынешней, по самой ее сути, никаких ценностей, кроме золотого тельца, кроме доллара, нет». Да и религиозные чувства, переживания для них – хозяев жизни – лишь забава, модное веяние. Мода пройдет, а что останется – духовная и душевная пустота?..

О том же в одной из бесед с ним говорил и Мустай Карим: «Религия превращается в какую-то моду. И это все от незрелых, сбитых с толку, подавленных чужими указками и уж никак не свободных людей».

Дурной пример заразителен – гласит пословица. Так и в ситуации с религией – люди видят, как некоторые ученые подались в веру, и вторят им, рассуждая примерно так: раз уж такие умы верят в Бога, ходят в церковь, то и нам нужно… Эта часть служителей науки, к сожалению, не понимает, что экстраполировать законы общества на законы природы неправомочно, ибо общество лишь часть целого – природного мира. Мир природы – естественен, мир социальный – искусственен. Некорректно смешивать искусственное с естественным. И поэтому рассуждения о том, что «раз есть устройство, значит, был и Устроитель», или «раз существует творение, стало быть, у него имеется Творец», выглядят попросту наивными и уж совсем непростительными для ученых.

Ильяс Валеев верно отмечает, что подобная трактовка приемлема исключительно для мира, созданного человеком по его замыслу. Но совершенно неприемлема для естественного мира. «В естественном мире существует саморазвитие, подчиняющееся объективным законам природы».

Но если бытие в мире есть система систем, а это научная концепция, то ему присущи самоорганизация и самообучение. Ибо вектор коэволюции (совместного развития всех систем во Вселенной) именно таков – в этом можно убедиться на наблюдениях и анализе наблюдений различных форм движения материи. А раз есть самоорганизация, развитие, коэволюция, то, значит, имеется проект, ведь любое развитие (качественное изменение) происходит по какой-либо программе, по алгоритму действий. А если существует единый Проект (как совокупность множества частных проектов), то, выходит, есть и Проектировщик, он же Конструктор?.. Именно так рассуждают некоторые ученые, пошатнувшиеся в своей вере в науку и научно-технический прогресс. Именно это шатание и порождает веру религиозную.

Конечно, дабы не погрешить против научной истины и этики, все же необходимо признать, что как не можем мы доказать (подтвердить экспериментально) существование Бога в объективной (а не субъективной) реальности, так не можем пока что доказать и обратное. Не вся природа познана, не на все уровни ее мы проникли, и даже многие ее феномены мы понимаем не полностью или неправильно, искаженно. В этом «повинно» частное проявление так называемого антропного принципа, когда мы меряем все по себе. А ведь Протагор имел в виду вовсе не то, что человек – высший судья и пуп мироздания. Античный мудрец говорил о том, что человек как «мера всех вещей» субъективен в своем знании и познании. А, будучи субъективным, знание это неистинно и неполно. Так что споры о Боге далеко не завершены.

Но вот ссылаться на мировые светила науки в поисках доказательств своей правоты некорректно, но этим пользуются многие поборники религиозной веры. Дескать, и великие физики Ньютон и Эйнштейн были людьми глубоко верующими. Так ли это?..

Ньютон жил и творил в то время (2-я половина XVII – 1-я четверть XVIII века), когда влияние церкви было еще огромным. И попробуй-ка заяви о своих атеистическо-материалистических воззрениях открыто. Сжечь – не сожгли бы, но из всех почтенных научных (Кембриджский университет, Королевское общество) и ненаучных (Палата общин, Монетный двор) учреждений выгнали бы взашей без права восстановления. Ньютон скорее колебался – все еще признавал авторитет Писания, но яростно протестовал против попыток использования христианских догматов в науке, особенно в экспериментальной ее части.

Ньютон сильно увлекался алхимией – это факт. Ньютон был приверженец «мудрости древних» – концепций античных мыслителей – это тоже факт. И бесспорный факт – толкование Библии Ньютоном не буквально, а аллегорически. То, что его главный труд «Математические начала натуральной философии» содержал в себе (где-то неявно, а в других местах и пассажах весьма явно) безбожные идеи и постулаты, – это факт неоспоримый. И уж если говорить о Ньютоне как о верующем, то был он не добрым христианином, а арианцем, отвергающим догмат о Троице – естественно, тайно, про себя. Исаак Ньютон верил с сомнениями, а в науке для веры места не оставлял.

Эйнштейн же был последовательным атеистом, публично отвергавшим и христианство, и родной ему иудаизм, и все прочие религии. Интересующиеся научным наследием и биографией Альберта Эйнштейна порою ошибаются насчет его позиции по отношению к религии, встречая постоянные упоминания им Бога (как, впрочем, и черта). Но это неизменно была лишь метафора. Эйнштейн использовал, к примеру, известное свое выражение «Бог не играет в кости», подразумевая под этим, что нет никаких статистических случайностей, все взаимосвязано, имеет свою причину и следствие.

Не стоит понимать буквально и превратно слова Эйнштейна, приводимые в его трудах: «Ответить на вопрос о смысле жизни – значит обладать религиозными чувствами. Ты спросишь меня: имеет ли смысл подобный вопрос? Отвечаю: тот, кто не видит смысла в своей жизни и в жизни себе подобных, тот не только несчастен, но едва ли сможет продолжать жить». Под «религиозными чувствами» великий физик подразумевал, как видим, восторженное преклонение перед гармонией законов природы, ощущение осмысленности существования человека как разумного существа, принадлежащего той же Природе.

Так и для Мустая Карима Бог – это человеческая совесть, которая есть в каждом из нас. И подлинная религия, вера – это внутреннее состояние человека, а вовсе не назойливая обрядовость и пышный культ. Для личности, чтобы возвысить свой дух и очистить душу, не нужны посредники.

По воспоминаниям видного писателя Камиля Зиганшина, «религией Мустая Карима, по его же признанию, была совесть. Он чутко прислушивался к ее голосу, она была для него судьей и высшим законом». Потому и совесть «присуща только человеку. Не есть ли это подтверждение присутствия Бога в каждом из нас?»

И сам поэт говорил, что Бог внутри его: «У меня есть Бог, он – внутри меня. Реальное выражение Бога – моя совесть, и я молюсь… этому Богу». При этом совесть, существующая объективно, а не как «данная свыше сущность», среди жизненных ценностей поэта занимает первое место. Тому подтверждением – все его творчество и жизнь.

И можно согласиться с автором книги «Мустай Карим о религии», что всем своим творчеством и жизнью М. Карим «стремился убедить людей в том, что человек сам творит свою жизнь и никто больше». А жить можно и нужно по совести, так, чтобы не было потом мучительно больно за прожитые годы. И пусть эта фраза, прозвучавшая из уст героя великой повести Николая Островского «Как закалялась сталь» для некоторых звучит сегодня банально. Ценность ее и значимость от этого не потеряны ни на йоту. Ибо только такими людьми, как Павка Корчагин, как сам его создатель, как наш замечательный поэт и мудрый аксакал Мустай Карим, как ученый-педагог, человек гражданского долга Ильяс Валеев, – всеми ими и держится пока земля!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.