ВИАМ: выиграть в гонке

ВИАМ: выиграть в гонке

ВИАМ: выиграть в гонке технологий

Юлия Новицкая

Технологии ВИАМ Наука

Сегодня Всероссийский научно-исследовательский институт авиационных материалов (ВИАМ) является ведущей научно-исследовательской организацией в области материаловедения, которая имеет статус Государственного научного центра Российской Федерации. ВИАМ реализует свои разработки для решения задач в авиа- и машиностроении, космической отрасли, энергетике, строительстве, медицине и других сферах российской экономики. Институт занимается как фундаментальными, так и прикладными исследованиями по разработке материалов, технологий, оборудования, нормативной документации. ВИАМ обеспечивает заказы на разработку и поставку металлических и неметаллических материалов, покрытий, технологических процессов и оборудования, создает новые методы защиты от коррозии и других природных факторов.

О деятельности института наш корреспондент беседует с Генеральным директором ВИАМ, академиком Российской академии наук Е.Н.   КАБЛОВЫМ.

«ЗАВТРА». Евгений Николаевич, Вас называют одним из наиболее успешных академиков РАН. Как удается удерживать столь высокую планку?

Евгений КАБЛОВ. Это очень высокая оценка, и я считаю, что в первую очередь это заслуга коллектива, руководить которым мне посчастливилось. Напомню, что ВИАМ – выдающийся институт, созданный в 30-е годы XX века. Его задачами было обеспечить советскую авиацию новыми материалами и технологиями, заключениями о правильности выбора материалов, возможности их соединения в конструкции, а также разработка систем противокоррозионной защиты. По каждому образцу новой техники ВИАМ выдавал спецификацию на материалы. Этот документ был необходим для конструктора, инженера и обязателен при промышленном производстве новых образцов техники. В стенах ВИАМа создавалось и создается то, что обеспечивает независимость и обороноспособность нашей страны.

Если говорить о расцвете института, то он пришелся на 60-е годы XX века, когда вся наша советская промышленность, и авиационно-космическая техника особенно, развивалась гигантскими темпами. Однако события конца 80-х стали для страны, для всех нас сложным периодом, после которого начался неудержимый спад и разрушение великого государства, уничтожение военно-промышленного комплекса. В 1990-е годы заказы авиапрома постепенно иссякли. Было ликвидировано Министерство авиационной промышленности СССР – важнейшее министерство, во многом задававшее вектор инновационного развития страны. По моему мнению, это было преступление, так как это решение отбросило промышленность, науку и инновационное развитие на многие десятилетия назад.

В конце середины 90-х годов наш институт оказался банкротом: задолженность в федеральный, региональный бюджеты и различные фонды составляла около 81 миллионов рублей (в ценах 1998 г. после деноминации), а оплата на содержание института, не считая заработной платы, составляла 42 миллиона рублей. При этом портфель заказов был всего 15 миллионов рублей. Но даже этими деньгами, которые поступали на счет института нерегулярно и не в полном объеме, ВИАМ не мог распоряжаться. Это было обусловлено тем, что на институт открыли счет недоимщика, то есть все заработанные институтом денежные средства в определенной очередности автоматически списывались на погашение задолженности перед государством. Положение было отчаянное. Мы не могли выплачивать и без того мизерную заработную плату, которая в среднем составляла 500 рублей. Весь коллектив ВИАМа – а это без малого 2400 человек – остался без средств к существованию. Институт практически прекратил свою деятельность, только преданность и вера значительной части сотрудников в свой институт спасали ВИАМ от полного развала.

«ЗАВТРА». И в это непростое время Вы были назначены Генеральным директором. Как удалось выстоять? Ведь для новых российских правителей главной задачей было «сломать хребет» военно-промышленного комплекса бывшего СССР. А ваш институт относился к важнейшим предприятиям ОПК и продолжает им оставаться.

Евгений КАБЛОВ. Хотя было много других кандидатур на пост генерального директора ВИАМа, по рекомендации коллектива института министр оборонной промышленности РФ Зиновий Петрович Пак 2 декабря 1996 года принял решение о назначении меня на эту должность. Сегодня, Зиновий Петрович, когда мы встречаемся с ним на различных совещаниях и выставках, всегда подчеркивает, что мое назначение является лучшим его кадровым решением в период когда он руководил министерством оборонной промышленности РФ. И коллектив ВИАМа, и я лично за это ему очень благодарны.

Вместе с тем повторюсь, что это были весьма сложные годы, но в той ситуации главным было оказанное мне доверие людей, ведь сообща можно решать любые задачи. Несомненно, я не был новичком: прошел в ВИАМ путь от инженера до заместителя генерального директора, получил значительный организационный и управленческий опыт, около пяти лет возглавляя партком института, работал в бюро Бауманского РК КПСС. Конечно, этот опыт мне очень пригодился.

На тот момент институт фактически находился в состоянии коллапса: как я уже говорил, объем заказов составлял 15 миллионов рублей – это ничто, если учесть, что на оплату долгов только по коммунальным услугам требовалось почти в три раза больше. Но даже эти деньги мы не могли получить, так как они шли на погашение счета недоимщика. Многие сотрудники покинули ВИАМ в поисках средств к существованию, и вряд ли их можно в этом винить. Костяк коллектива остался предан институту, трудности не сломили волю этих людей, за что я им безмерно благодарен. Они горели желанием работать и сумели сохранить уникальное научное наследие, которое имело большое значение не только для авиационно-космической, но и для других отраслей нашей промышленности.

Перед нами стояла сложная задача: спасти то, что осталось, и создать нечто новое применительно к новым экономическим условиям. В первую очередь ВИАМу требовалась стратегия выхода из кризиса. Однако возникла новая угроза: некоторые «инициативные чиновники» в мае 1997 года поставили вопрос о банкротстве и ликвидации института в комитете по делам несостоятельности (банкротстве) Правительства Москвы. Для кого-то эта территория могла стать лакомым куском для быстрой наживы, ведь ВИАМ расположен в центре столицы, где занимает несколько гектаров столь дорогостоящей земли. Мне пришлось доказывать и убеждать, что у коллектива есть все условия для выхода из этой ситуации, что наше предприятие имеет важное значение для обеспечения обороноспособности страны. При этом, конечно, я понимал, что моя аргументация вряд ли будет воспринята всеми представителями комитета, большинство из которых составляли «демократы и либералы». Однако ситуацию коренным образом поменял Валерий Тимофеевич Сайкин, который в те годы возглавлял московский комитет по делам несостоятельности (банкротстве). Только благодаря его жесткой позиции было принято решение дать мне и коллективу ВИАМ один год для улучшения и стабилизации финансового состояния института. Я всегда с огромной благодарностью вспоминаю этого русского человека, государственного деятеля и истинного патриота нашей Родины.

Была выработана программа финансового оздоровления института. Пришлось заняться и достаточно болезненным кадровым вопросом. Выяснилось, что около семисот человек рассматривали институт как «камеру хранения» для своих трудовых книжек. Этим людям было предложено либо работать в ВИАМе, либо уволиться, при этом все происходило открыто и гласно. В результате было сокращено 700 человек. Это было одно из самых массовых увольнений в научной организации Москвы. При этом следует отметить, что никто не обратился в суд, так как всем предложили либо реально трудиться в ВИАМе и бороться за возрождение института.

Были также ликвидированы все созданные вокруг института сторонние коммерческие структуры, а таких ООО и ЗАО было больше ста, и все они паразитировали на ВИАМе. Коллектив меня в этом всецело поддержал.

Мы пересмотрели научную направленность лабораторий и закрыли те, научные результаты которых в рыночных условиях не были востребованы. Решено было организовать научно-технологические комплексы, чтобы не только создавать необходимые материалы со всей нормативной документацией, но и обеспечивать выпуск опытно-промышленных партий для поставок непосредственно на заводы. Были созданы высокотехнологичные малотоннажные производства. Впоследствии идея эта полностью себя оправдала и стала основой для дальнейшей реорганизации и развития института с 2002 и последующие годы.

Коллективу ВИАМа было предложено изменить структуру фонда оплаты труда: уменьшить окладную составляющую и увеличить премиальную. Эта мера позволяла оптимизировать налоговые выплаты и стимулировать специалистов, которые работали с большей отдачей и приносили институту дополнительную работу по хоздоговорам. А чтобы добиться прозрачности процесса отчетности и повысить уровень ответственности за материальные ресурсы, в институте была оставлена лишь одна финансовая подпись – генерального директора.

«ЗАВТРА». С чего началось возрождение ВИАМа не только как предприятия-разработчика, но и изготовителя? Каков был ваш первый заказ?

Евгений КАБЛОВ. Первой большой работой для нас стал городской заказ Москвы на разработку и выпуск изоляторов для контактной сети троллейбусов и трамваев.

Старые изоляторы были изготовлены из прессованного текстолита, который не выдерживал высокой агрессивности климата столицы. В силу образования на поверхности текстолитового изолятора токопроводящего слоя возникали утечки тока, которые с течением времени росли и приводили к пробою изолятора: текстолит превращался в графит. Таким образом высокое напряжение могло возникнуть на корпусе троллейбуса или на столбе, на котором крепилась контактная сеть. По этим причинам в Москве тогда произошло несколько трагических случаев с гибелью людей. В столице требовалось заменить 300 тысяч штук. Благодаря поддержке мэра Москвы Юрия Михайловича Лужкова и первого вице-премьера правительства столицы Бориса Васильевича Никольского наш институт получил городской заказ на 30 тысяч изоляторов.

Правда, некоторые московские чиновники высказывали на этот счет сомнения. Чтобы развеять их, потребовалось быть весьма убедительным. Помню, пришлось мне даже пообещать Б.В. Никольскому сбрить бороду в случае провала. В итоге ВИАМ, опираясь на свои разработки по полимерным композиционным материалам для лопастей вертолетов, создал натяжные подвесные изоляторы и стрелки для трамвайных и троллейбусных сетей. При этом нам удалось существенно снизить их массу, а наше материаловедческое и конструкторское решение успешно прошло тестовые испытания во Всероссийском электротехническом институте имени В.И. Ленина. Затем мы организовали массовое производство изоляторов у себя. Так ВИАМ заработал свои первые деньги – более 3 миллионов рублей.

Как раз в то время пристальный интерес к нашим разработкам в области литейных жаропрочных сплавов и технологий литья лопаток газотурбинных двигателей (ГТД) начали проявлять зарубежные компании, в первую очередь – китайская «Дун-Ан» (г. Харбин). Министерство авиации и космонавтики КНР поставило перед этой компанией задачу повысить ресурс работы китайского ГТД для транспортного самолета Y-8 (аналог советского Ан-12) с 5 тыс. до 10 тыс. часов. Некоторые проамериканские чиновники в китайском министерстве просто предложили купить двигатель компании «Pratt & Whitney», однако другие считали, что лучше использовать разработки ВИАМа для изготовления в России турбин китайского двигателя, которые позволят вдвое увеличить его ресурс. Окончательное решение в данном споре принял министр Лин Джун Тан – выдающийся государственный и партийный деятель КНР, которого мне удалось убедить в преимуществе российских материалов и технологий.

В итоге мы вместе с коллегами по ОПК – московским моторостроительным предприятием «Салют» подписали с компанией «Дун-Ан» (г. Харбин) выгодный контракт на изготовление 50 моторокомплектов ГТД и заработали уже более солидную сумму в 3 миллиона долларов. Однако мы вновь не могли вложить полученные деньги в развитие научно-производственной базы, так как у ВИАМа был счет недоимщика.

«ЗАВТРА». Что же нужно было предпринять, чтобы решить эту проблему?

Евгений КАБЛОВ. Это было сложнейшей задачей, так как Ельцин подписал указ, в котором было определено, как вводить этот счет, а вот как этот счет закрыть – никто не знал. При этом выплатить всю задолженность целиком было невозможно, поскольку процесс увеличения долга стал необратим. Благодаря помощи нашего депутата Госдумы Николая Николаевича Гончара (он представлял и защищал интересы жителей ЦАО Москвы), мне удалось попасть на прием к Александру Петровичу Починку, занимавшему в то время пост министра по налогам и сборам, и подробно объяснить всю схему, по которой мы собираемся погасить задолженность в федеральный бюджет по налогам. Я убеждал его не списывать за долги эти заработанные нами 3 миллиона долларов, а оставить их на развитие института и выполнение контракта с КНР, ведь благодаря этому у нас появится возможность заработать еще больше и соответственно заплатить больше налогов. Показал свои расчеты. Александр Петрович Починок своим решением приостановил на три месяца действие счета недоимщика. Кстати, в России известны всего два подобных случая: ВИАМ и Московский нефтеперерабатывающий завод в Капотне, у которых было приостановлено действие счетов недоимщика. В итоге мы полностью погасили долги в бюджет и выплатили заработную плату, а главное – получили возможность вкладывать вырученные средства в развитие института. Я сам видел, с каким воодушевлением и гордостью начали трудиться люди, что и мне придало бо?льших сил. Кстати, в вопросе погашения задолженности перед различными бюджетами и фондами в 1997 году ВИАМу очень помогли своими советами и рекомендациями первый заместитель премьера Правительства Москвы Виктор Алексеевич Коробченко, а также заместитель председателя московской федерации профсоюзов Тамара Васильевна Чернякова.

Вместе с тем все понимали, что параллельно с финансовым оздоровлением нужно, как я уже говорил, пересмотреть кадровую политику. На тот момент сотрудников в возрасте до 33 лет на весь коллектив было не больше 30 человек, средний возраст работников составлял более 62 лет. Безусловно, это были высококвалифицированные специалисты прославленной советской школы и серьезные ученые. Но нужна была и молодая кровь, подрастающая смена, которой необходимо передавать накопленные знания и опыт. Для привлечения перспективных кадров требовалось прежде всего обновить производственную и исследовательскую инфраструктуру.

По итогам этого тяжелейшего для ВИАМа периода я понял главное. Внешние факторы, несомненно, влияют на эффективность работы предприятия, но очень многое зависит от руководителя и поддержки коллектива. Если поставленная цель не понятна сотрудникам института и они ее не поддерживают – успеха не будет.

«ЗАВТРА». Сегодня весьма остро стоит проблема импортозамещения. Как решается она в плане обеспечения предприятий авиапрома необходимыми материалами?

Евгений КАБЛОВ. О проблеме импортозамещения мало говорить, ее решением надо активно заниматься. Важность этого направления мы отмечали всегда, поэтому ВИАМ выстроил стратегию развития, которая предполагает комплексный подход к решению большого спектра проблем в различных отраслях промышленности. Еще в 2002 году, после моего доклада на совещании у Президента Владимира Владимировича Путина по вопросам импортозамещения и обеспечения предприятий ОПК определенными компонентами и материалами, глава государства поддержал наши инициативы по созданию малотоннажных производств для выпуска необходимых материалов на базе предприятия-разработчика. Это стало новым этапом развития ВИАМа – этапом создания современной научно-производственной базы, подготовки молодежи на качественно новом уровне.

Мы открыли кафедры по отраслевым направлениям, организовывали практики с работой на современном экспериментальном и технологическом оборудовании, привлекли наиболее талантливых ребят к интересным проектам, создали систему наставничества и условия для закрепления молодых специалистов. Все это стало благодатной почвой для активного развития института. Думаю, в России немногие НИИ зарабатывают прибыль. У ВИАМа же в этом плане хорошие показатели, причем почти все средства мы вкладываем в развитие. Итогом стал не только переход на новый научный уровень, но и дальнейшее совершенствование производственной инфраструктуры, обновление кадрового состава. Я считаю, что это мощный потенциал для развития отечественной инновационной системы.

Возвращаясь к теме импортных материалов и комплектующих, нужно сказать, что в последние годы они во многом определяли эффективность российского производства. Объем применения импортных материалов и комплектующих рос: в некоторых образцах авиационной техники он доходил до 80 процентов. Такое положение объяснялось необходимостью расширения международного сотрудничества и кооперации, а также разделением труда. Однако здесь показателен пример КНР, когда при совместном производстве наукоемкой продукции: станков, автомобилей, самолетов и другой техники локализация узлов, агрегатов, комплектующих у китайцев через пять лет составляла 100 процентов. При этом главным условием также являлось использование китайского сырья и материалов. У нас же в России в большинстве случаев все сводилось к примитивной отверточной сборке поставляемых агрегатов или укрупненных узлов. При такой схеме мы попадаем в зависимость, не получаем доступ к ключевым технологиям, подготовке кадров, начиная со стадии разработки проекта и его реализации в производстве. Значительная сумма добавленной стоимости и налогов остается за рубежом. Однако только с введением санкций против нашей страны ярые лоббисты западных материалов и комплектующих в отечественном авиапроме в полной мере ощутили последствия такой зависимости.

Несмотря ни на что мы все же имеем возможность успешно решать возникающие задачи. Во многом это обусловлено тем, что мы позаботились об этом заранее. И сегодня в ВИАМ созданы 21 высокотехнологичное малотоннажное производство по разработке материалов нового поколения, которые выпускают 210 наименований продукции. У нас есть прекрасный испытательный центр, экспериментальная база и филиалы – Геленджикский центр климатических испытаний ВИАМ им. Г.В. Акимова, Воскресенский экспериментально-технологический центр по специальным материалам, Ульяновский научно-технологический центр. В настоящее время при поддержке Президента республики Татарстан Рустама Нургалиевича Минниханова и Министра промышленности и торговли РФ Дениса Валентиновича Мантурова планируется создание филиала ВИАМ в Казани. Пожалуй, на сегодняшний день ни один российский научный центр не обладает такими инновационными производствами, какие есть в ВИАМе.

Отмечу, что ежегодно наш институт разрабатывает более 40 марок материалов, около 150 разработок и технологий института осваивается на предприятиях промышленности, в собственном производстве используется около 100 патентов. Сегодня ВИАМ обладает 980 патентами, 1300 секретами производства и 800 лицензионными соглашениями, которые наряду с малотоннажными производствами приносят немалую прибыль. Только за счет продажи прав на наши разработки выручка за последние четыре года составила почти 450 млн рублей. По итогам 2015 года институт заработал более 6 млрд 100 млн рублей, а чистая прибыль превысила 370 миллионов рублей. И с этой прибыли мы еще в качестве ФГУПа в середине июня текущего года заплатим в федеральный бюджет 25 процентов или около 90 млн в качестве «дивидендов». Всего же за 2015 год налоги составляют примерно 1 млрд 200 млн.

В проводимом Минобрнауки России ежегодном мониторинге результативности деятельности научных организаций, выполняющих научно-исследовательские, опытно-конструкторские и технологические работы, по количеству статей, индексируемых Российским индексом научного цитирования, ВИАМ занял 2 место из 115 российских научно-исследовательских институтов по направлению «Техника и технологии». Примечательно, что ВИАМ не уступает и по другим показателям, например, по количеству созданных результатов интеллектуальной деятельности – также на 2 месте, по количеству конструкторской и нормативной документации – на 4 месте. Наш пример показывает, что эффективно работающая научная организация может и должна не только опубликовывать научные статьи, но разрабатывать современные конкурентоспособные технологии, востребованные на рынке.

В 2014 г. ВИАМ был оценен Европейской научно-промышленной палатой, по результатам анкетирования наш институт вошел в рейтинг 425 лучших мировых научных организаций в категории «Материаловедение» и получил наивысший результат среди четырех российских участников в данной категории, заняв 127 место. О серьезности отбора и оценки говорит тот факт, что только 5 305 научных организаций вошли в данный рейтинг, хотя всего было анкетировано более трех миллионов научных организаций и объединений со всего мира.

Но у некоторых чиновников Минпромторга такие результаты в сравнении с другими институтами вызывают раздражение, желание помешать и создавать коллективу института проблемы. При этом они утверждают, что научным организациям нет необходимости зарабатывать прибыль, создавать инновационные производства по выпуску наукоемкой продукции на базе своих разработок. По их логике – самое главное создать НТЗ и написать отчет, но тогда возникает вопрос, а кто же будет реализовывать это НТЗ в промышленности?

«ЗАВТРА». В одном из интервью Вы сказали, что начиная с 1991 года в СССР, а затем и в России климатические испытания были свернуты, а созданная сеть климатических станций перестала существовать, о коррозии как науке стали забывать. А без этого совершенно непонятно, как продлить ресурс ракеты, самолета или других сложных технических систем, потому что неизвестно, какие коррозионные процессы происходят в конструкции или материале. Как ведут себя мосты, трубопроводы, перекрытия, крыши, другие конструкции, каким образом идет процесс их разрушения – осмысленного понимания этого нет уже более 30 лет. Какими последствиями это грозит?

Евгений КАБЛОВ. Огромными техногенными последствиями. Советский Союз первым в мире начал заниматься изучением коррозии и воздействием ее на металлы. Известный авиаконструктор и ученый-аэродинамик Роберт Бартини, который, на мой взгляд, по масштабам личности достоин сравнения с Леонардо да Винчи, активно разрабатывал это направление. Кстати, многие проекты Бартини использовались нашими выдающимися авиаконструкторами – Сухим, Туполевым, Антоновым, Мясищевым.

Когда все в мире перешли на строительство самолетов из дюралюминиевых сплавов, возникла проблема их коррозии, так как не было какой-либо защиты для этих сплавов. Бартини пошел иным путем: он создал самолет из нержавеющей стали, для которого не требовалась такая защита.

Несомненно, сегодня крайне важно иметь систематизированные научные данные, подкрепленные практическими испытаниями. При изучении, в частности, механизма возникновения коррозии и воздействия ее на материалы требуется учитывать множество природных факторов, таких как: температурный режим, ультрафиолетовое излучение, агрессивность среды, воздействие ветра, микробиологических организмов и другие. Для подобных исследований нужна специальная инфраструктура. Например, чтобы получить полные и достоверные данные о коррозии в условиях теплого влажного климата, где она наиболее разрушительна, в Батуми была создана первая в СССР климатическая станция, а позднее и целая система станций, расположенных в разных климатических зонах по всей стране и даже за рубежом. К сожалению, после распада Советского Союза работы по климатике были свернуты.

«ЗАВТРА». При разработке рекомендаций на эксплуатацию техники всегда учитывается, в каких условиях она будет использоваться – в общеклиматических или всеклиматических. В нашей стране существует семь климатических зон, уровень агрессивности коррозии в которых разный. Ведется ли системная оценка состояния техники и материалов в этих зонах?

Евгений КАБЛОВ. В мире коррозия металлов является одной из важнейших научно-технических и экономических проблем. По оценкам экспертов ежегодные экономические потери от коррозии в мире составляют 2,2 триллиона долларов или 3,1 процента мирового ВВП. Это колоссальные убытки для мировой экономики. К сожалению, в России такой статистики не ведется, но и без этого очевидно, насколько важно знать и оценивать степень климатического повреждения материалов в конструкциях, разрабатывать системы их защиты и утилизации. Сегодня ВИАМ активно работает в этом направлении. Например, вместо прежней станции в Батуми нам удалось при поддержке Минпромторга построить в 2002-2009 гг. Геленджикский центр климатических испытаний им. Г.В. Акимова, который уникален по технической оснащенности и географическому расположению. Помимо этого ВИАМ ставит своей задачей создание единой базы данных о климатической стойкости материалов и конструкций и проводит натурные испытания образцов в других климатических зонах. Идеальным результатом было бы создание национальной сети центров и станций для климатических испытаний, включающей по нашим расчетам 7 центров, 25 станций, расположенных в различных климатических зонах России, а также павильон для микологических испытаний в тропических условиях.

Без создания полноценной сети климатических станций конструктор или производитель любой техники не сможет гарантировать ее надежную работу. То же самое можно сказать и о безопасности и эффективности эксплуатации трубопроводов, железнодорожных конструкций и другой любой военно-промышленной техники в различных уголках мира.

Безусловно, одной из главных стратегических задач, нацеленных на решение проблемы коррозии металлов, на сегодняшний день является создание материалов нового поколения с учетом полного жизненного цикла изделия. Причем с применением цифровых технологий на всех стадиях производства – начиная от разработки до эксплуатации, ремонта и утилизации отслуживших свой срок изделий.

«ЗАВТРА». Способна ли Россия, на Ваш взгляд, вновь стать лидером в получении новых знаний и технологий?

Евгений КАБЛОВ. Вы затронули чрезвычайно животрепещущую тему. По сути, выбора у нас нет. В послании Федеральному Собранию Президент России Владимир Путин весьма точно сформулировал приоритеты – страна должна быть готова к тем вызовам, которые могут возникнуть в ближайшем будущем… Сегодня мы уже видим это воочию. Эффективно противодействовать давлению Запада возможно только при условии обеспечения технологической и экономической независимости нашей страны, укрепления ее обороноспособности.

США однозначно провозгласили свою главную цель: добиться глобального технологического и военного превосходства над другими государствами. И мы должны ясно понимать, что за этим стоит. Ключевым моментом в противодействии западной угрозе, несомненно, является формирование новой научной среды, получение и эффективное внедрение новых знаний в различные отрасли нашей промышленности. Опять же без новых технологий довольно сложно бороться с еще одной угрозой – международным терроризмом. Именно новые знания, на базе которых создаются технологии и инновационный продукт являются самым ценным товаром. Не случайно Леонардо да Винчи в свое время сказал: «Кто знает все, тот может все. Только бы узнать – и крылья будут!» Цель любых исследований, каждого ученого – найти эти знания и воплотить в жизнь.

Сегодня все государства мира можно условно разделить на три группы. Первую составляют те страны, которые во главу угла развития ставят получение знаний. Вторую – кто на базе этих знаний создает технологии. В третью попадают те, кто обеспечивает первые две группы природными, энергетическими и кадровыми ресурсами. И мы должны понимать это, чтобы не стать аутсайдерами.

Все «цветные революции» преследуют определенную цель – дестабилизацию позиции государств, которые способны составить конкуренцию сегодняшним лидерам технологического прогресса.

XX век фактически завершил политику военной колонизации. Сейчас избран другой метод доминирования – технологическое рабство. Все сегодняшние действия, связанные с санкциями, всевозможными запретами, военно-политическим давлением на Россию, нацелены на то, чтобы не допустить нас к созданию жизненно важных технологий. Именно поэтому наш Президент жестко ставит вопрос о необходимости скорейшей реализации национальной технологической инициативы. У России пока еще есть все возможности, чтобы использовать имеющийся потенциал.

В этой связи хочется привести один наглядный пример. Я всегда считал, что главная заслуга президента США Джона Кеннеди состоит в том, что, увидев, насколько Америка отстает в развитии космонавтики, он дал указание собрать всю соответствующую литературу, изданную в СССР, скрупулезно изучить и найти наиболее прогрессивные идеи. И они нашли. Взяв за основу расчеты программы полета и спуска на Луну одного из основоположников советской космонавтики Юрия Васильевича Кондратюка, американские специалисты разработали национальную космическую программу «Аполлон» (программа пилотируемых космических полетов NASA, принятая в 1961 г. с целью осуществления первой пилотируемой высадки на Луну). Да и само американское Национальное управление по воздухоплаванию и исследованию космического пространства создано было по образу и подобию советского Комитета по науке и технике, но только в области авиации и космонавтики. NASA сегодня – это государственная структура 10 государственных научных центров со средним ежегодным бюджетом за последние 10 лет в 17,8 млрд долларов. Управление способно привлечь и поставить задачи до полумиллиону ученых и специалистов университетов, национальных лабораторий, а также привлечь бизнес-сообщество и скоординировать работу для достижения главной цели. И все, что создается под эгидой Управления, является собственностью NASA и США. Те же, кто инвестировал деньги на стадии создания продукта, получают право на определенные льготы при пользовании данной разработкой. К слову о проблеме защиты интеллектуальной собственности в России – увы, но ничего подобного нам создать пока не удалось. На мой взгляд, отсутствие в России развитого рынка интеллектуальной собственности – одна из главных наших бед. А ведь это обязательное условие становления инновационной экономики и реиндустриализации национальной промышленности. Пока не будет создан рынок интеллектуальной собственности и большой бизнес не начнет покупать разработки – говорить об инновационном производстве не приходится.

Что касается эффективности американской экономики, хочу отметить еще один ключевой момент. При Кеннеди была сформулирована важнейшая задача – Америка должна выбрать одну технологию, которая позволит поднять технологический уровень всей промышленности США. В качестве таковой 35-й американский президент выбрал охлаждаемую литую лопатку газотурбинного двигателя.

В результате американцы создали уникальные конструкции, технологические процессы, материалы, которые стали основой для развития других научных отраслей и фундаментом экономической, военной мощи США. Был сделан стремительный рывок в создании двигателей для авиации, космоса, морской, энергетической отраслей.

А ведь и у нас был свой прорывной мегапроект «Энергия–Буран», в котором задействовали не только весь авиационно-космический сектор, но и более чем 1200 институтов и предприятий. ВИАМ принимал в нем непосредственное участие, и главным нашим достижением стала теплозащита для космического челнока. К сожалению, многие разработанные тогда уникальные ноу-хау и ценные технологии остались не востребованы государством и были преданы забвению.

Если вкратце сформулировать концепцию нашей национальной технологической инициативы и перехода в шестой технологический уклад, то, на мой взгляд, на первое по значимости место выходят цифровые технологии. В реальном производстве без них не обойтись. Ведь 90 процентов программного обеспечения мы закупаем за рубежом. А это и есть технологическое рабство. Собственные программы полного жизненного цикла необходимы нам как кислород. Во-вторых – нужны материалы нового поколения. В-третьих – освоение и внедрение аддитивных технологий и их развитие. Все это должно стать основой развития и модернизации станкостроения и робототехники и скорейшим образом внедряться в производство. И еще один момент: нам не обойтись без наноматериалов и нанотехнологий, которые позволят создать искусственный интеллект.

«ЗАВТРА». Если бы Вам представилась возможность выбрать, как президенту Кеннеди, одну-единственную технологию, каков был бы Ваш выбор?

Евгений КАБЛОВ. Без сомнения – это аддитивные технологии и материалы нового поколения. Именно они являются основой шестого технологического уклада. Мы не должны отстать, не должны повторить печальный опыт СССР в области генетики и кибернетики. Аддитивные технологии позволяют повысить производительность труда почти в двадцать раз и приблизить коэффициент использования материала к единице, создать принципиально иные производственные технологии.

Кстати, у ВИАМа здесь уже есть определенные достижения. Например, в новом газотурбинном двигателе ПД-14, генеральный конструктор Александр Александрович Иноземцев для достижения конкурентоспособности  применил более 20 марок материалов нового поколения. В частности, для изготовления деталей и агрегатов мотогондолы этого двигателя (первой в СССР и РФ из полимерных композиционных материалов) в ВИАМе разработаны и производятся препреги угле- и стеклопластиков, которые по характеристикам не уступают лучшим мировым аналогам. Более того, специалисты ВИАМа впервые в России изготовили по аддитивной технологии из созданных нашими учеными металлопорошковых композиций не модель, не прототип, а ресурсную деталь: завихритель фронтового устройства камеры сгорания двигателя ПД-14. Снова особо подчеркну, что занять лидирующие позиции в сфере 3D-печати невозможно без глубоких знаний, основанных на фундаментальных исследованиях.

Вместе с тем, нельзя забывать и о «зеленых», природоподобных технологиях и интеллектуальных материалах. Мы не можем создавать материалы, которые наносят ущерб экологии, природе. И здесь тоже не обойтись без широчайшего применения цифровых технологий на всех стадиях жизненного цикла, начиная от создания материалов. Несомненно, нужно учитывать и экологический аспект, иначе мы превратим свою планету в огромную свалку мусора.

Еще один существенный момент, на котором необходимо заострить внимание заключается в том, что повышение конкурентоспособности продукции базируется на единстве и неразрывности материала–технологии–конструкции. То есть для получения максимального технического и экономического эффекта, приступив к созданию материала, мы уже должны четко понимать для какой конструкции он предназначен и как будет применяться.

Кроме того для успешного решения всех инновационных задач необходимо принципиально изменить систему образования в школах и вузах, существенно повысить уровень подготовки по точным и техническим дисциплинам, поднять социальный престиж профессий инженера и ученого. При этом важно – и наш президент ставит такую задачу – распределить инженерно-научные кадры по территории России равномерно, а не концентрировать их в Москве.

«ЗАВТРА». Может быть, нужно просто вспомнить, как это делалось раньше? Скажем, принималось решение о строительстве самолетного завода в Казани. Там же сразу создавали ПТУ, техникумы, два института. Все автономно и независимо.

Евгений КАБЛОВ. Совершенно верно. При распределении кадровых ресурсов необходимо создание соответствующих учебных заведений, инфраструктуры и рабочих мест.

«ЗАВТРА». Еще пять лет назад Вы говорили, что доля технологий пятого уклада у нас в стране составляет пока примерно 10 процентов, да и то лишь в наиболее развитых отраслях: в военно-промышленном комплексе и авиакосмической промышленности. Более 50 процентов отечественных технологий относится к четвертому уровню, почти треть — и вовсе к третьему. Не слишком ли сложная задача? Предстоит практически перемахнуть через пятый уклад?

Евгений КАБЛОВ. Перескочить не получится. На следующую технологическую ступень можно только перейти, прочно опираясь на предыдущую. Ведь каждый технологический уклад предопределен необходимостью появления более современных производительных сил при соответствующих производственных отношениях. При этом важно не утратить знания и практику предыдущих укладов. Как говорил великий Исаак Ньютон, заглянуть в будущее возможно только «опираясь на плечи титанов». Мы не сможем сохранять устойчивость без теории и практики прошлых лет.

Одно из обязательных условий перехода в пятый технологический уклад – использование информационных технологий. Наиболее развитые страны уже давно освоили их и успешно применяют. Россия же решила эту задачу только в части использования и передачи информации. Но массово внедрить цифровые технологии в производство, эксплуатацию, ремонт, утилизацию пока не удалось.

Мы в основном потребители. А кто же создатель? Кто творец? Современные статистические данные на этот счет не утешают. В нашей стране в год подают всего 29 тысяч патентов против 300 тысяч в бывшем СССР. В отличие от нас, у китайцев этот показатель сейчас составляет 1 миллион 300 тысяч, у американцев – полмиллиона. Выводы делайте сами.

«ЗАВТРА». На мой взгляд, здесь уместно упомянуть об идеологии. Государство без идеологии напоминает корабль без штурвала…

Евгений КАБЛОВ. К сожалению, эту проблему у нас до сих пор не могут внятно сформулировать. Главная задача, которую мы должны поставить перед нашим обществом, – кардинально изменить отношение к нравственным ценностям. Наши моральные принципы должны базироваться на богатейшей русской истории, исконных традициях, национальном самосознании. Необходимо сделать основным социальным приоритетом знания и интеллект, стремление получать хорошее качественное образование, проводить активные теоретические и практические изыскания, а не просто покупать диплом, как нередко сейчас происходит. России пора излечиться от потребительского вируса, поразившего всех и вся. Наше образование должно быть нацелено именно на развитие науки, экономики, производства, на подготовку и воспитание творца, а не потребителя.

В заключение повторю: Россия способна вернуть утраченное технологическое лидерство. С нашими природными ресурсами, обширной территорией и человеческим потенциалом нет ничего невозможного, несмотря на сложную внешнеполитическую и экономическую ситуацию. Здесь важен стратегический подход к решению задач, правильное распределение средств и жесткий их контроль, кооперация, а также выстраивание четкой, прозрачной и понятной схемы работы.

Материал подготовила Юлия НОВИЦКАЯ