ПЯТЬ ДНЕЙ В ДЕРЕВНЕ

ПЯТЬ ДНЕЙ В ДЕРЕВНЕ

10 декабря 2002 0

50(473)

Date: 10-12-2002

Author: Станислав Глушнев

ПЯТЬ ДНЕЙ В ДЕРЕВНЕ

Водитель самосвала, в кабине которого я выехал из Рудни, затормозил рядом с дорожным указателем "Шапки, 0,3 км".

— Ну, бывайте. Тут до деревни вашей совсем недалече. Держитесь правее, где водонапорная башня с гнездом аистов. Видать, деревенька счастливая, коли эти птицы здесь.

В Шапках я бывал и раньше: ребенком до войны, после — в разные годы. Запомнился последний приезд с отцом из Москвы — ему, тогда пенсионеру, бывшему научному сотруднику, исполнилось 67 лет. И нынче в этом же возрасте мне словно был подан свыше знак: "Поезжай! Земля предков — святая земля!"

Поначалу я заехал в Смоленск — побывал в архиве.

Договорился о запросе на прошлое деревни и поехал посмотреть на ее настоящее.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. Шапки располагаются на сглаженном гребне высокого холма (может, потому и закрепилось за деревней такое необычное название).

Восточный склон его спускается к обширному заливному лугу. Его обегает, петляя, неширокая речка Рутовечь, с обеих берегов густо заросшая кустарником. Вода давно утратила былую прозрачность — повсюду над ее поверхностью властвуют осока и ожерелья кувшинок. Мало осталось, как говорят, в обмелевшей Рутовечи рыбы, да и утки облетают ее теперь стороной. А раньше высокий уровень водной глади поддерживали водяными мельницами. В омуте со странным названием "рюм" стояла глубокая темная вода. Выше его, на песчаном отрожье холма, по-прежнему сохраняется старинный погост. Среди могучих берез и сосен нашли и находят поныне вечный приют шапковцы и заикчане. Здесь уместно помянуть соседнюю деревню Заики. Между двумя деревнями нет даже условной границы — они слились воедино, словно "сиамские близнецы", образовав на холме некое подобие православного креста — "остов", его образуют Шапки, "перекладину" — Заики.

Еще в 30-е годы прошлого века, когда обе деревни находились в силе, в Заиках в многодетных семьях жили сто тридцать человек, а в Шапках и того более.

В день моего приезда число шапковцев уменьшилось на одного человека — схоронили одинокого Николая Логинова. Теперь в деревне осталось 11 душ — четверо мужчин и семеро женщин пенсионного возраста.

Смерть односельчанина затронула состраданием только семью его ближайших соседей — Ивана и Лидию Вакуненковых. Это они свезли больного Николая на своей телеге в больницу в Понизовье, провели последние минуты возле умирающего, заказали за собственные деньги для него простой гроб, и только попросили главу местной администрации Н. Клюева выделить рабочих для захоронения.

В Заиках, где осталось 4 деревянных дома на шестерых поселенцев, об этом скорбном событии люди, как мне показалось, узнали не сразу — каждого одолевали собственные заботы.

ДЕНЬ ВТОРОЙ. Назавтра, после похорон, я отправился в правление Товарищества с ограниченной ответственностью (ТОО) им. Мичурина.

Над домом правления, которое колхозники упрямо продолжают называть "сельсоветом", трепетало на ветру трехцветное полотнище.

Николай Тимофеевич Клюев — пятидесятилетний мужчина с волевым лицом, умными серыми глазами, участливо выслушивал жалобы старика, пришедшего к нему на прием из деревни Карбаны: просит устроить в дом престарелых.

— Послушай,Савелич, — мягко говорил ему Клюев , — нет у нас теперь в районе таких домов. Рад бы помочь, да у нынешней власти с этим делом немочь, — грустно улыбнулся глава администрации. — Советую тебе найти в своей деревне тоже одинокую бабульку — вдвоем вам легче протянуть до весны.

Старик вскоре ушел, а мы с Клюевым завели беседу о "делах колхозных".

ТОО им. Мичурина в нынешние капиталистические времена живет и здравствует вопреки логике реформаторских прогнозов. "Колхоз" объединяет 8 деревень западной части Руднянского района. Проживают в этих деревнях около 300 сельских жителей, а вот трудоспособных, к сожалению, всего девяносто человек.

"Каждую весну мы высеиваем, — сказал Н. Клюев, — озимые: рожь и пшеницу. До 1991 года ухитрялись покрыть озимыми 360 гектаров. Сейчас одолели только 200 гектаров. Статистика, увы, скверная. На это есть всякие причины. Яровыми при советской власти мы засевали 1000 гектаров, а теперь только 870. Без овса и ячменя трудно обходиться в колхозном хозяйстве.

— А лошади в ТОО имеются? — спросил я председателя "сельсовета".

— У нас их немало. Люди в деревнях сами держат лошадей. Верные они помощники во все времена. Вон в Шапках на семнадцать человек четыре лошадки. Соседи друг дружке по надобности помогают. Зато в Мичурине держим 500 голов коров с молодняком. Дойной скотины — 285 голов. К счастью, удалось сохранить сильную для нас кормовую базу. Под травами у нас свыше 1000 гектаров. Всегда рассчитываем, чтобы собранных кормов хватало наперед года на два.

— А ваш знаменитый смоленский лен сеете, Николай Тимофеевич?

— Горький для меня вопрос. Когда-то поля с голубыми цветочками были разбросаны по нашему району то там, то сям. В лучшие годы льном засеивали до 300 гектаров. Лен — культура капризная: нужны и умелые люди, и технические средства. Мало, очень мало мы сеем нынче его. Всего 30 гектаров.

Клюев закурил и неожиданно сказал:

— Вот наверху замороку устроили с Союзом Россия—Белоруссия. Наши смоленские земли от витебских в двух десятках километрах отсюда. Сама жизнь тянет нас друг к другу. Наше ТОО им. Мичурина давно поставляет Белоруссии сено и силос. Белоруссия помогает нам своей техникой.

— А кто-нибудь пытался покупать поблизости землю сельхозугодий? — спросил я Клюева.

— В Карташевичах бывший директор колхоза с напарником пытаются малыми силами наладить хозяйство. Но ведь без нужной поддержки от верхов ни фермерам, ни нам, колхозникам, удержаться на плаву будет трудно. А пускать на нашу землю надо только людей, умеющих с ней обращаться.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ. Приютили меня в Шапках супруги Вакуненковы. Когда-то они жили на севере, а потом подались на Смоленщину, в родные места.

Иван Вакуненков — плотный, коренастый мужчина с сильными руками мастеровой хватки, быстро наладил с женой свое хозяйство в Шапках. У него при обширном, удобном доме, обшитом тесом, имеется всякая живность: корова, лошадь, поросята, куры, утки редкой породы. В огороде растут овощи, а в палисаднике стоят пчелиные ульи. Уродился и славный картофель. Вот только с водой проблема. Несколько лет назад и в Шапках, и в Заиках исправно работали водяные колонки. Нажал на ручку — и забористая струя чистой воды била из оголовка, как из брандспойта. Вода бежала к людям по запрятанным в земле трубам от водонапорной башни, на которой аисты свили гнездо. О том, что приключилось с башней, — расскажу позже. Теперь же мои земляки возят воду из Кляринова, где располагается администрация ТОО. Это в километрах трех от их деревень.

Слава Богу,в Шапках и Заиках имеются трудолюбивые лошадки.

Когда пришла беда с водой, руководство ТОО встрепенулось. Как говорили мои земляки, начальство распорядилось вырыть один кольцевой колодец на обе деревни, да, видно, в неудачном месте: до воды десять бетонных колец не добрались. Мастера рассерчали и ушли, администрация дело до конца так и не довела. Так что вода в деревнях сделалась на вес золота. Каждый бидон, как в госхране — на особом учете.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. Водонапорная башня находится неподалеку от одноэтажного каменного строения. Я знал, что это "сырзавод", но раньше мало интересовался его судьбой. Оказывается, в 1996 году его постигла драматическая участь всех малых российских "нерентабельных предприятий".

Из Рудни, где находится знаменитый на всю страну молокозавод, выпускающий наряду с широким ассортиментом молочных изделий руднянское "сгущенное молоко", поступило указание: шапковский сырзавод ликвидировать. Ликвидация прошла по хищному и жестокому чубайсовскому варианту: добротное оборудование демонтировали, часть исковеркали для сдачи на пункт сбора "утильсырья", а с опор, по которым подводили электроэнергию к заводу, сняли для этой же цели многокилометровые жилы алюминиевых проводов.

Моя племянница Нина Чеснокова, приехавшая в Шапки в дом умершей матери отдыхать на лето, рассказала мне: "Ты не представляешь, какие вкусные сыры варили на нашем заводике. Работали там человек десять, как на западных молочных фермах. Сливки от молока получали обалденно вкусные. Я девчонкой помню, как научились на сырзаводе делать мороженое. Ей-Богу! Ничем не хуже московского пломбира."

О "металлобандитизме" в наших местах я узнал и от других лиц. Оказывается, в районном городишке Понизовье действовала "энергобригада", которая с бесшабашной удалью снимала провода на улочках среди бела дня. Люди идут мимо. Ни у кого не вызывает подозрения, что их оставляют без света. "Электрики" работали аккуратно и добросовестно: скручивали провода в рулоны и бережно укладывали в деревянные ящики (для сдачи в утильсырье).

Правда, в иных местах неискушенных ловкачей настигала кара — их убивало током: народец оказывался малоподготовленным профессионально. Но пункты металлосырья и поныне никому не отказывают. Закон защищает их — у хозяина имеется лицензия с круглой печатью, и никакой прокурор им не указка.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ. Последнее утро выдалось сумрачным. Над лугом висела широкая завеса сизоватого тумана

К полудню завеса стала утончаться, светлеть и под лучами солнца вскоре исчезла.

Я решил на прощание обойти деревни — завтра предстоял отъезд.

За черной развалившейся избой, окруженной глухим бурьяном (здесь когда-то стояла изба моего деда Ефима Афанасьевича Глушнева), слышались голоса людей, прерывавшиеся звонким хохотом.

Я обошел бурьян стороной и вышел на картофельное поле. Его убирали мои дальние родственники: дочь, зять и внуки Александры Глушневой, приехавшие из Барановичей — соседней Белоруссии.

— Ты уж не обессудь, Василич, что не смогла тебя приютить: смотри сколько ко мне понаехало, — виновато сказала Александра — вдова моего троюродного брата Пантелея.

Картошку убирали все сельчане. 70-летней Александре собрали мешков восемьдесят. Теперь ей и на прокорм живности хватит, и самой на пропитание, и на весеннюю посадку.

Мои земляки, если электричество не отключат, продержатся до теплых дней. Ну а если невзначай погаснут "лампочки Ильича" — есть в запасе стеариновые свечи.

Пока же в Шапках и Заиках сохраняются смоляне, не покидающие свою землю и, думается, в крайней беде готовые прийти друг другу на помощь. Недаром на водонапорной башне сохраняется гнездо аистов.