1. Трудный рубеж
1. Трудный рубеж
Давно уже опровергнуто мнение о том, что смелость — наследственное качество и дается человеку от природы: один, мол, рождается храбрым, другой — трусом. Этот неверный взгляд опровергается и службой авиадесантников. Она воспитывает мужество, закаляет волю, делает человека хозяином своих чувств.
Совершить прыжок с парашютом — это уже своего рода подвиг. И не каждый способен на него, как говорят десантники, «с первого захода».
Рядовой Юрий Гусев не считал себя робким и, готовясь к первому прыжку с аэростата, не испытывал заметного беспокойства. Под руководством инструктора парашютного спорта и командиров он изучил материальную часть парашюта, освоил правила его укладки, прошел предпрыжковую тренировку. И до той самой минуты, когда Гусев занял свое место в гондоле аэростата, его не покидала уверенность в том, что он совершит сбой первый прыжок без особого труда.
Но вот гондола плавно отделилась от площадки, и горизонт стал расширяться. Из-за леса показались белые хаты деревни, а дальше в сизой дымке засеребрилась извилистая змейка реки. Гусев глянул через борт гондолы вниз, и в груди у него похолодело. Люди, автомашины на земле уменьшились до размеров игрушек. Солдат поднял глаза на товарищей, сидевших с ним рядом, увидел их серьезные, сосредоточенные лица и услышал, как гулко забилось у него сердце.
Нет, не об опасности подумал в эту минуту Гусев. Он знал: парашют надежен, не подведет. В душу его вкрадывался безотчетный страх перед высотой, и он не умел, не знал, как остановить, сдержать его натиск.
— Приготовиться, — спокойно сказал пилот-воздухоплаватель и откинул дверку гондолы. Сосед Гусева поднялся, встал на порожек, прижал к себе запасной парашют.
— Пошел!
Солдат провалился вниз, гондолу слегка качнуло. Гусев услышал шелест разматывающихся строп и глухой хлопок раскрывшегося купола. Потом пилот-воздухоплаватель снова скомандовал: «Приготовиться!» Гусев подумал: «Это мне» — и сделал шаг к порожку.
…Командир, проводя занятие по парашютной подготовке, наставлял молодых солдат: «Отделяясь от гондолы, не смотрите вниз». Юрий не забыл об этом совете, но сейчас что-то подмывало его взглянуть на землю. Он посмотрел и… отпрянул назад, вцепившись руками в борта гондолы.
— Что случилось? — спросил пилот.
Юрий с трудом выдавил:
— Не могу…
Человеку, ни разу не испытавшему, что значит ринуться в воздушную пропасть с высоты в несколько сотен метров, трудно представить с полной ясностью тот вихрь ощущений, который овладевает парашютистом в момент отделения от самолета или аэростата. В эти считанные секунды в душе человека схватываются две силы: инстинкт самосохранения и чувство долга, сознание необходимости.
В Гусеве на этот раз верх одержал страх. Солдат сидел, забившись в правый угол гондолы, с белым как полотно лицом. Оно стало красным позднее, когда прыгнули два остальных парашютиста и аэростат начал снижаться. В этот момент Юрий испытал чувство посильнее страха: стыд. Ему хотелось крикнуть пилоту-воздухоплавателю: «Остановите спуск, я прыгну!», но язык не повиновался. А гондола все снижалась и снижалась, и Гусев мучился: что он скажет командиру, как взглянет товарищам в глаза? Каждый может теперь поднять его на смех, назвать позорнейшим словом «трус»…
Но ничего этого не случилось. Никто над ним не смеялся, никто не обжег презрительным взглядом. Все были заняты своим делом и словно не замечали его. Гусев вылез из гондолы, отошел в сторонку. Рядом сразу же оказался командир взвода, участливо спросил:
— Испугался? Ничего, на первых порах бывает и такое.
Гусев вспыхнул и, отведя взгляд от лейтенанта, упрямо проговорил:
— Все равно прыгну!
Солдат ожидал, что командир будет его «пробирать», а вместо этого услышал в голосе офицера сочувствие.
— Конечно, прыгнете, — согласился лейтенант, — а сейчас снимите парашюты, передохните немного, пока я вас не позову.
Так и не высказал никто Гусеву упрека. Много времени спустя он понял, что эта особая деликатность, чуткость к товарищу присущи десантникам. Они, каждый по-своему «переживший» свой первый прыжок, хорошо знают, какой это трудный рубеж и какое напряжение воли требуется, чтобы преодолеть его.
Через полчаса Гусев снова поднялся в воздух. Рядом с ним сел опытный парашютист ефрейтор Аниськов. Пока аэростат набирал высоту, Аниськов убеждал Гусева:
— Ты не бойся, Юрий. Сколько сегодня народу прыгало, и все приземлились благополучно. Парашюты у нас безотказные, сами укладывали их, видели — все в порядке. Главное — оторваться от гондолы, а там все пойдет как по маслу. Прыгай сразу за мной. Смотри, как я буду делать, так и ты.
Гусев напряг всю свою волю, чтобы отогнать страх, твердил про себя только три слова: «Все равно прыгну!»
Аэростат достиг нужной высоты и остановился. Точно выполняя команды, ефрейтор Аниськов встал на порожек дверки, обернулся на секунду к Юрию, задорно подмигнул ему и исчез. Гусев рывком поднялся и, глядя прямо перед собой, занял место на опустевшем порожке.
— Пошел.
Юрий, пригнув колени, отделился от гондолы. Сила тяжести с нарастающей быстротой понесла его вниз, земля качнулась, поплыла куда-то наискосок. Гусев почувствовал, как замерло у него сердце, перехватило дыхание. Но тут что-то с силой дернуло, мотнуло его в сторону, и он повис, как ему показалось, на одном месте. Юрий взглянул вверх и увидел над собой белый купол парашюта. Ощущение радости, большой победы заполнило сознание солдата. Трудный рубеж был взят!
Волнение, которое испытывает парашютист при первом прыжке, не исчезает бесследно. Сколько бы ни прыгал десантник, он каждый раз волнуется. Разница тут состоит только в том, что с опытом приходит осознанная смелость — умение держать себя в руках, находчивость, трезвая оценка обстоятельств, способность не поддаваться растерянности. В основе этого лежит глубокое сознание воинского долга, отличное знание материальной части парашюта, техники прыжка и тренировки силы воли, привычка побеждать в себе инстинкт самосохранения.
Опытный парашютист-инструктор офицер Поляков так сказал по этому поводу:
— Не верьте тому, кто говорит, что для него совершить прыжок с парашютом все равно, что выпить стакан чаю. Человек есть человек. Я шестьсот тридцать шесть раз опускался под куполом и каждый прыжок «переживал». Все дело в том, способен ли человек держать себя в руках. Если он умеет побороть свою робость — значит, он храбр. Вот эта власть над собой и называется у нас, десантников, смелостью.
Такое качество приобрел со временем и рядовой Гусев. Когда он с некоторой иронией рассказывал мне о своем первом прыжке, к нам подсели еще несколько десантников. Завязался разговор об особенностях службы «крылатой пехоты», о мужестве и находчивости. Воины с гордостью называли имена лучших парашютистов, приводили примеры рискованных случаев в воздухе, когда наиболее полно раскрывались замечательные качества наших десантников — мастерство, смелость, самообладание. Один такой случай произошел с сержантом Николаем Викторовым, совершавшим свой пятнадцатый прыжок.
Отделившись от самолета, Викторов попал в сильную струю воздуха. Четыре стропы перехлестнули купол, и парашютиста начало крутить вокруг оси. Опытный десантник сразу же оценил всю сложность обстоятельств: парашют может погаснуть совсем, а если и не погаснет, то при такой большой скорости приземления не избежать тяжелой травмы. Растеряйся Викторов на секунду, не прояви самообладания и находчивости, дело могло бы кончиться плохо. Сержант моментально нашел правильное решение: открыть запасной парашют. Но чтобы это сделать, требовалась величайшая осмотрительность и осторожность: вращательное движение могло закрутить второй парашют. И вот в воздухе, когда от быстрого падения свистит в ушах и руки не так послушны, как на земле, комсомолец Викторов нашел в себе силы, дернув кольцо, не выпустить из рук запасной парашют. Выбрав удобный момент, он оттолкнул его, придержав кромку купола, тем самым давая возможность заполниться ему воздухом. Сержант действовал с трезвым расчетом, и на все это ушло намного меньше времени, чем на наш рассказ о самом случае.
Чем, как не смелостью и отвагой, можно назвать действия Николая Викторова? А ведь он в свое время тоже совершил первый, очень простой по условиям, прыжок и так же, как Юрий Гусев, немало переволновался. Преодолев первый страх, он тем самым освободил в своей душе место мужеству, тому самому свойству, которое делает человека в решительные минуты героем.