Наследница по прямой / Искусство и культура / Культура

Наследница по прямой / Искусство и культура / Культура

Наследница по прямой

/  Искусство и культура /  Культура

Джейн Макадам Фрейд: «У моего отца Люсьена Фрейда всегда было внутреннее стремление соревноваться со своим дедом Зигмундом Фрейдом. Он хотел быть лучше его, известнее. И он этого добился. По крайней мере, в Великобритании...»

Скульптор Джейн МакАдам Фрейд, как никто другой, знает, что такое семейное достояние, которое заключается не в фамильном серебре и фарфоре, а в уникальном творческом духе, царящем в доме. Ее отец — один из самых дорогих современных художников Люсьен Фрейд, прадед — основатель школы психоанализа Зигмунд Фрейд. В семействе Фрейд есть художники, скульпторы, писатели, теле- и радиоведущие, модельеры. Каково быть частью этого рода и какими на самом деле были именитые родственники, Джейн Макадам Фрейд рассказала корреспонденту «Итогов» перед открытием собственной выставки художественных медалей в Отделе личных коллекций Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.

— Джейн, вы представляете в Москве свою медальную серию, которая наполнена тайными смыслами и потому, конечно, ассоциируется с теорией Зигмунда Фрейда...

— Да, две стороны медали очень подходят для выражения идей Фрейда. Это дихотомия, о которой он говорил: Эго и Суперэго, Эрос и Танатос. Для меня это важные полюса.

— В начале этого года в Баку прошла выставка ваших скульптур под названием «Семейные ценности». Какое значение семейные ценности имеют для вас?

— Название «Семейные ценности» — это игра слов. Я работала с песком, глиной, деревом. Это семья материалов. Таким образом, я хотела поговорить и о жизни и смерти природы, мира вокруг нас, и о жизни и смерти человека, рода.

— О жизни рода — это очень важно для правнучки Зигмунда Фрейда? Вы всегда чувствовали груз ответственности, необходимость оправдать надежды семьи?

— Мне не с чем сравнивать, у меня ведь не было возможности попробовать не быть частью этой семьи. Да, я чувствую и ответственность, и обязанность продвигать семейное наследие: и моего прадеда, который во всем мире считается отцом психоанализа, и отца, которого уже считают классиком современного искусства.

— Насколько мне известно, вы около двадцати лет не общались с отцом. Это интересно с точки зрения фрейдистской философии…

— Все просто: моя мать ушла от отца, увезла нас и даже не сохранила адреса отца. Она любила совершать побеги, а у меня, восьмилетней девочки, не было выбора. А если бы был, я бы, конечно, общалась с отцом.

— Вы вновь встретились с Люсьеном Фрейдом уже в зрелом возрасте, какие у вас сложились отношения?

— Они были сложными, поскольку все время приходилось конкурировать с работой отца. Он всегда говорил, что больше всего на свете любит писать свои картины, а времени слишком мало, чтобы успеть все. Это, кстати, противоречило философии прадеда. Зигмунд Фрейд умер до моего рождения, но я знаю,что он очень любил свою жену Марту. Для прадеда семья была очень важна, он говорил, что самое главное в жизни — любить, причем любить не только работу.

— А правда ли, что он построил всю свою врачебную карьеру, чтобы стать обеспеченным и жениться на Марте?

— Это романтично звучит, но неправда. Мой прадед на самом деле не знал, чем хочет заниматься, но он был очень талантливым человеком, даже еще в школе лучшим учеником — и ему уготовано было стать великим. А что касается врачебной стези, то его поразил доктор Шарко, его клиника, его художественная коллекция в доме… Фрейд понял, что хочет быть и финансово независимым, и столь же известным.

— Фрейд всегда жаждал успеха, первенства?

— В детстве он был любимым ребенком в семье и ненавидел младшего брата Юлиуса, даже хотел, чтобы тот умер. И Юлиус действительно умер в возрасте двух лет... Зигмунд остался единственным любимчиком. У моего отца, кстати, тоже были сложные отношения с братьями. Однажды с младшим — Клементом — они бегали наперегонки, и тот все время обгонял отца. Тогда отец нашел вот какой способ победить: он закричал на всю улицу «Держите вора!». Клемента повалили на землю, Люсьен выиграл, а после этого они долго не разговаривали.

— В вашей семье много непростых характеров и непростых судеб: Зигмунда Фрейда ведь за его учение даже исключали из Венского медицинского общества, ваш отец тоже не самая однозначная персона в мире искусства. Склонность к бунтарству передается по наследству?

— Да, работы Фрейда были отвергнуты, общество не хотело знать того, о чем он говорил. Но думаю, это было не просто бунтарство и не эпатаж, ему хотелось донести до людей правду во всей ее полноте. Мне кажется, именно это передается в семье из поколения в поколение: желание увидеть суть вещей и попытаться рассказать о ней. Я сейчас вспоминаю отца: вот он всегда говорил, что не любит делать то, чего хочет публика, в его характере была такая черта. Вообще это две крайности — мой отец и Зигмунд Фрейд, две стороны медали, которые противоположны, но неразделимы.

— Вы с отцом говорили о Зигмунде? Он рассказывал, каким ваш прадед был в быту, в семье?

— Мой отец не любил об этом говорить, иметь такого дедушку — это большая ноша, и для отца она была слишком тяжелой. У него всегда было внутреннее стремление соревноваться с Зигмундом Фрейдом. Он хотел быть лучше его, известнее. И он этого добился. По крайней мере, в Великобритании. Если в Лондоне назвать фамилию Фрейд, то все вспомнят именно о художнике Люсьене Фрейде.

— В семье Фрейд царил творческий дух, и ваш жизненный путь наверняка был предопределен?

— Очень интересный вопрос, я никогда раньше об этом не задумывалась. Но сейчас мне пришло в голову: Фрейд когда-то сказал, что воображение важнее, чем интеллект…

— А Альберт Эйнштейн сказал: «Воображение — наше единственное средство для борьбы с реальностью».

— Значит, на самом деле психологом был и Эйнштейн тоже! В творческих профессиях главное — это изобретения, а не применения знаний. Вопрос не в том, насколько ты умен, а в том, способен ли придумать что-то свое. Для меня в детстве самым страшным испытанием была скука, она подобна смерти. Я рассматривала вещи, пыталась их воссоздать, рисовала. В семействе Фрейд, наверное, есть некий ген воображения, который передается из поколения в поколение.

— А истории о знаменитых предках тоже передаются? Какие у вас есть семейные предания?

— Не думаю, что существуют какие-то истории, не известные широкой публике, но могу рассказать свою любимую. Когда прадед спасался от нацистского преследования, ему необходимо было подписать некий документ, в котором утверждалось, что нацистская партия — самая лучшая. Так вот он не просто его подписал, а еще и добавил: «Всем ее рекомендую». По-моему, это очень иронический способ рассказать о своем истинном отношении.

— Джейн, а недавний фильм Дэвида Кроненберга «Опасный метод», в котором главными героями становятся Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг, вы видели? Совпадает ли экранный образ с вашим представлением о прадеде, что говорили об этом в семье?

— Да, я видела эту картину, мне кажется, Фрейд показан там верно, как человек, который обладает внутренней целостностью и не нарушает границу между пациентом и врачом. А опасный метод — это метод Фрейда в руках Юнга, он ведь спал со своими пациентками и не стеснялся этого. Фрейд понимал, что либидо опасно, и обладал трезвым взглядом, хотя ему, совсем молодому, конечно, хотелось секса, но он умел сохранять дистанцию. Мой отец, к сожалению, не успел увидеть этот фильм. Но он вообще не очень интересовался психоанализом и говорил: «Вы читаете книги Фрейда — и там написано одно, а если бы спросили его самого, он бы сказал совершенно другое и опроверг все ваши представления». Но вот что любопытно — модели моего отца, по сути, выступали в той же роли, что и пациенты Фрейда: целыми днями лежали на кушетке, пока он рисовал. Так что психоанализ присутствовал и в его жизни.

— А в вашей? Как вы относитесь к теории прадедушки? Помогает в творчестве или мешает?

— Я очень интересуюсь теорией психоанализа, мне нравится, что к ней по-разному относятся: ненавидят, ругают, но никто не забыл, она жива. Людям просто трудно принять свою природу, мы не хотим признавать, что мы — животные со сложными инстинктами. А психоанализ позволяет художнику не сойти с ума, ведь творчество в какой-то степени дорога именно к этому. Творчество — это свободные ассоциации, это подсознание… Любой творец переходит границу и попадает в другое пространство. Очень важно уметь возвращаться оттуда, и психоанализ в этом помогает.