СЕДАЯ ПРЯДЬ

СЕДАЯ ПРЯДЬ

Желающих послушать этот процесс было много. Люди стояли в проходах, на лестнице, в коридорах.

Заметно волновался судья. За тридцать лет работы ему впервые пришлось рассматривать подобное дело.

В сопровождении конвоиров в зал вошла женщина среднего роста, худощавая, лет сорока. Серый в черную полоску сарафан ладно облегал стройную фигуру. Подсудимая теребила длинные рукава черной шелковой блузки, и вначале казалось, что она ищет своих детей: сына и дочь. Но взгляд ее остановился на одном из мужчин, стоявшем недалеко от окна. По тому, насколько элегантно, со вкусом был одет этот высокий человек, можно было подумать, что он пришел в театр, а не в суд, где ему предстояло выступить в качестве основного свидетеля.

Через пять дней все, присутствующие в зале, услышали последнее слово подсудимой Валентины Голенко:

— Я виновата, очень виновата, совершив преступление, какое, возможно, никто не совершал. Я убила ребенка и своим преступлением ранила самого близкого мне человека, его семью. Я опозорила свою мать и коллектив, где работала много лет. Сама изуродовала детство и юность моих детей. Никогда не говорила последних слов и не слышала, как их говорят. Мое последнее слово может быть действительно последним и прощальным. Но если вы будете гуманны к моим детям, то сохраните мне жизнь. Верю, что суд вынесет справедливый приговор.

После этих слов, к которым все присутствовавшие в зале остались равнодушными, суду предстояло определить меру наказания.

…Из подъезда дома вышла в котиковой дохе женщина. За ней бежала трехлетняя девочка:

— Те-тя! Те…

Внезапно девочка упала. Из ее рта шла пена. Напрасно подоспевшие трясли ребенка, напрасно щупали пульс. Безжизненное тело распласталось на слегка подтаявшем снегу.

Собрались люди. Одна из женщин, очнувшись от минутного оцепенения, громко сказала:

— Да это же Галочка, из нашего детского садика, в одной группе с моей дочкой. Она и живет со мною по соседству.

Следственным органам необходимо было выяснить, отчего умерла девочка. Эксперты установили, что смерть наступила мгновенно от быстродействующего яда, в состав которого входит теофос.

Молодая воспитательница детского сада сообщила, что в конце дня за ребенком пришла женщина в котиковой дохе.

— Галочка, папочка уехал. Он скоро приедет и привезет тебе самую красивую говорящую куклу. А сейчас пойдем домой.

В это время раздался телефонный звонок. Воспитательница ушла в соседнюю комнату и сняла трубку. Когда вернулась, ни девочки, ни той, которая пришла за ней, не оказалось. Почему отдала ребенка? Да потому, что работает в садике только третий день и еще не знает всех родителей в лицо.

Начались поиски женщины, приходившей в детсад.

Мать Галочки, когда ее привели в чувство, уверяла, что ни у нее, ни у мужа, уехавшего в командировку в Киев, нет недоброжелателей.

Женщина, опознавшая умершую девочку, сказала, что семью Галочки знает плохо, но однажды был случай…

— Впрочем, случилось это давно и не имеет, очевидно, значения…

— Что вы имеете в виду? — насторожился майор милиции.

— Я бы не хотела и говорить, а то скажут — сплетничает. В прошлом году на дневном сеансе в кинотеатре я встретила отца девочки с одной женщиной…

— Она была в котиковой дохе? — прервал майор.

— Нет, в нарядном летнем светлом платье. Сидели они впереди меня, переговаривались. Даже сосед им замечание сделал. Кончился фильм. Я поздоровалась с Юрием Семеновичем. Он кивнул мне. Сделал вид, что не знает сидевшей рядом с ним, и пошел в другую сторону. Я удивилась. Даже мужу рассказала об этом.

— Что вы можете сказать о внешности женщины?

— Ничего особенного, если не считать, что в черных волосах седая прядь.

Работники милиции, несмотря на поздний час, встретились с начальником отдела кадров научно-исследовательского института, где работает отец девочки. Что можно сказать о Юрии Семеновиче? Ничего плохого. Сотрудники его уважают. Инженер он опытный. Полностью сдал кандидатский минимум. Скоро будет защищать диссертацию. Есть ли у него друзья в институте? Есть.

В двенадцатом часу ночи позвонили одному из приятелей Юрия Семеновича.

— Что? Из милиции? Безобразие! Какая седая прядь? Кто вам дал право беспокоить ночью? — раздался ответ и в трубке послышались короткие гудки. Пришлось позвонить вторично, а затем еще раз, пока человек, наконец, поверил, что ему действительно звонят из милиции по очень важному, не терпевшему отлагательства, делу.

— Вас интересует преподаватель английского языка? Знаю, что она работает в институте и помогала моему другу подготовиться к сдаче кандидатского минимума по английскому языку. А вот как звать и где живет — точно сказать затрудняюсь. Если не изменяет память, имя ее, кажется, Валентина. У нее вроде бы седая прядь…

Вскоре удалось установить место работы и адрес этой женщины.

— Подсудимая! Кто-нибудь знал о ваших близких отношениях с отцом погибшей девочки? — спросил судья.

— Только сестра. А дети думали, что он приходит заниматься ко мне, что я ему даю уроки. Чтобы не мешать, сын всегда уходил из дома, а дочка была в садике, или я ее отводила к сестре.

Никто не догадывался, что Валентина живет второй жизнью, каждый раз с трепетом ожидая встречи с любимым, с нетерпением ждет от него писем, если он в командировке или с женой на курорте. Никто не мог предполагать и того, какие нежные письма пишет она и какие ответы приходят на эти письма…

Как-то, когда он успешно сдал кандидатский минимум, они поехали на озеро. Загорали, плавали, катались на лодке. А потом до рассвета сидели у костра. Сидели молча. Им было хорошо. В такие минуты не нужны слова.

Подбросив в костер хворосту, она мечтательно сказала:

— Вот так бы всю жизнь!..

— Можно бы и всю жизнь, если бы не Галочка. Ее я оставить не могу!..

Сказано это было так, между прочим, но ей запомнилось…

Потом в бессонные ночи ее сверлила мысль: «Если бы не Галочка…» Идя в институт, думала: «Если бы не Галочка…»

«Может, я схожу с ума? Может, необходимо обратиться к врачу? Невропатолог говорил, что надо подлечить нервы. Даже пошутил: «Бальзаковский возраст!» Посоветовал уметь владеть собой. Сказал, что человек сам может завести себя в такие дебри, из которых трудно выбраться…»

— Ты стал холодней ко мне! — все чаще упрекала она любовника. — Почему ты не разрешаешь проводить тебя в Киев до самолета? Ты боишься, да? Ты — эгоист! Думаешь только о себе, а не видишь, как я страдаю!

Он видел все, но не собирался оставлять семью. И не потому, что любил жену, а просто привык к ужо заведенному ритму семейной жизни, когда все идет ровно и спокойно, как часы. Ему казалось, что так будет продолжаться очень долго, без конца… И конечно же, при этом не приходила мысль о трагической развязке, которая может наступить в тот день, когда Валентина, придя в детский сад, уведет Галочку. Боялся он и того, что разрыв с семьей повлияет на его будущее — приближалось время защиты диссертации.

Суд приговорил Валентину Голенко к двенадцати годам лишения свободы. Верховный суд РСФСР отклонил протест прокурора на мягкость наказания.