Иван Рохас ПОСЛЕ ПОБЕДЫ

Иван Рохас ПОСЛЕ ПОБЕДЫ

ВОПРОСЫ СТРАТЕГИИ И ТАКТИКИ КОНТРПАРТИЗАНСКОЙ ВОЙНЫ, затронутые в статьях Б. Кагарлицкого и В. Шурыгина, безусловно, выходят за рамки собственно чеченских событий, что признают и сами авторы, обращаясь к примерам иных времён и народов. И несмотря на то, что по многим принципиальным пунктам указанные авторы далеко расходятся друг с другом, их, к сожалению, объединяет общий методологический подход, который можно охарактеризовать двумя весьма примечательными чертами: это антиисторизм и империализм.

Начнём с первого. У обоих авторов в одной общей куче оказываются идеологически и исторически совершенно разные партизанские движения, т.е. идеология, цели, методы и т.п. оказываются за пределами анализа. Судя по всему, изначально предполагается, что всякая партизанская идеология есть только прикрытие неких сугубо эгоистических политических целей узких групп людей (руководителей) или стоящих за их спиной внешних сил, а значит, всякая идеология подобного рода является ложью, о которой и рассуждать-то не имеет особого смысла. Но, таким образом, само понятие "партизанская война" превращается в некую абстракцию, польза от которой при научном анализе представляется весьма сомнительной. Можно ли ставить на одну доску партизанскую войну во Вьетнаме, против американских войск, и в Афганистане — против советских только лишь на том основании, что та и другая окончились победой партизан, и при этом не учитывать колоссальную разницу в причинах, целях, ходе и методах этих войн? Можно ли механически сравнивать советское партизанское движение на Украине и Белоруссии и антисоветскую партизанскую войну в Западной Украине, не учитывая принципиально разный идеологический характер этих партизанских организаций? Или то, о чём думают и во что верят взявшиеся за оружие люди, — не влияет на ход и методы боевых действий?

Тогда позвольте один пример из латиноамериканской истории партизанского движения. Как совершенно верно отмечает в своей статье Б. Кагарлицкий "...в Колумбии, где в 60— е годы военные подавить геррилью не смогли, она продолжается по сей день. Её ведёт уже второе поколение генералов— консерваторов (отметим, справедливости ради, что автор в данном случае несправедлив к генералам-либералам, которые ведут эту войну не менее усердно, чем их коллеги консерваторы. — А.Д. ) и партизан-марксистов". Столь же справедливо В. Шурыгин пишет о том, что "сошли на нет партизанские движения в Перу, Уругвае, Эквадоре". Так в чём же дело? Экономические, социальные, политические и прочие условия, например, в Колумбии и Перу, фактически одинаковы, а результаты разные. Если в Колумбии Революционные вооружённые силы Колумбии — Армия народа (РВСК— АН) — насчитывали в 1964 г. (год основания) 48 человек, то на сегодняшний день, по самым скромным оценкам Пентагона, они располагают 15 тыс. бойцов. С другой стороны, маоистская организация "Сендеро Луминосо", которая в середине 80-х гг. в буквальном смысле слова наводила ужас на Перу, в начале 90-х гг. была очень быстро разгромлена. Понять этот феномен невозможно, если мы оставим в стороне идейные установки этих организаций, на основе которых строились их военно-политические доктрины.

Если "Сендеро Луминосо" размахивала на каждом углу красным флагом и объявляла только себя самой последовательной и революционной силой в мире, то вполне понятно, что весьма быстро эта организация по причине своего догматизма и, как следствие, фанатизма скатилась на путь тотального террора не только против представителей государства, но и против представителей любой иной организации, в том числе и левой, которая не разделяла их взглядов. "Сендеро Луминосо" сознательно старалась предстать в облике "великого и ужасного", чтобы и друзья (сочувствующие), и враги испытывали одно чувство — страх (только у первых этот страх должен был быть почтительным, а у вторых — паническим). Стоит ли удивляться, что к началу 90-х гг. эта организация, своими же руками уничтожившая свою социальную базу, пала от рук решительного, энергичного и не менее жестокого президента А. Фухимори — разумеется, при помощи спецслужб Перу, США и Израиля. Так что же было первичным в процессе гибели этого партизанского движения: идеология данной организации и основывающиеся на ней стратегия и тактика, или действия спецслужб вышеперечисленных стран?

Иную картину мы видим в Колумбии. РВСК— АН с самого начала сделали упор не столько на эффектные военные акции, сколько на планомерную работу по расширению и структурированию своей социальной базы, стараясь "обрасти" максимально большим числом легальных и полулегальных организаций сначала в деревне, а потом и в городе. Они хорошо читали Ленина, Грамши и Хо Ши Мина (разумеется, и других авторов, но этих особенно), что и позволило им подойти к порогу XXI века, имея и достаточно сильную военную организацию и разработанную социально-экономическую доктрину, которая позволяет им пополнять свои ряды представителями разных слоёв колумбийского общества.

Теперь об империализме. Безусловно, разница между авторами в этом вопросе есть. Только статья Б. Кагарлицкого рисует нам американский (шире — западный) "имперский" подход к решению проблемы партизанской войны, а статья В. Шурыгина — русский. В чём конкретно это проявляется? И тот и другой авторы рассматривают проблему партизанской войны с чисто технической (я бы даже сказал — технологической) точки зрения. Придётся повториться, но в статьях обоих авторов совершенно отсутствует идеологическая и экономическая составляющая конфликта (социальная и культурная едва обозначена в статье Б. Кагарлицкого), а, на наш взгляд, именно это играет главную роль в успехе или неудаче партизанского движения, ибо уже с самого начала, по определению, любая партизанская организация, сколь бы крупной и массовой она ни была, уступает в уровне вооружений и техническом обеспечении правительственной армии. Следовательно, основа основ партизанской (соответственно, контрпартизанской) войны — это борьба за социальную базу партизанского движения.

Что же в этом отношении предлагают наши авторы? Следуя логике Б. Кагарлицкого, заниматься в Чечне восстановлением хозяйства, повышением жизненного уровня местного населения не стоит, поскольку, как в случае с Прибалтикой и Западной Украиной, "для молодёжи, даже националистически настроенной, стало более привлекательным делать карьеру в новой системе, нежели рисковать жизнью в лесах... В итоге молодые литовцы, латыши и западенцы... стали вступать в КПСС, возглавлять советские учреждения и в конечном счёте вполне мирными средствами добились того же, к чему стремились "лесные братья". Что же остаётся? И здесь есть два пути, причём один из них озвучен Б. Кагарлицким ясно — это переговоры с партизанами и даже просто их подкуп; в нашем российском случае это означает очередные Хасавюрты, а вот на второй путь наш автор только намекает, но он-то как раз и выглядит более логичным и находит подтверждения в многочисленных исторических примерах — это создание "эскадронов смерти". Б. Кагарлицкий пишет: "Обычно военные пытаются подавить партизан, а политики — завоевать симпатии населения. Убивать людей и одновременно завоевывать их симпатии — довольно трудно..." Почему же? Вся история партизанского движения в Латинской Америке показывает, что эти вещи весьма совместимые. Для этого обратимся к истории Колумбии.

Если подходить к делу формально, то колумбийская армия после грандиозной военной операции LASO (Latin American Security Operation), проведённой против отрядов крестьянской самообороны на юге департамента Толима в 1964 г., в ходе которой было задействовано 16 тыс. солдат и новейшая техника, поступившая из США (бомбардировщики, самолёты— разведчики, вертолёты, танки), больше крупных операций не проводила. Но означает ли это, что она действовала по принципу, изложенному Б. Кагарлицким: "Если армия не может победить, она может сама воспользоваться партизанским принципом затягивания конфликта. Это значит — воевать как можно меньше. Свести активные действия к минимуму. Не высовываться. Смириться с неизбежными потерями, не пытаясь за них мстить противнику (ибо в итоге потери будут только больше)". Да, внешне всё выглядело и выглядит именно так и до сих пор: армия находится в укреплённых пунктах и базах, правительство вполне официально ведёт диалог с партизанами. Но в это же самое время в стране разворачивается неслыханный террор "эскадронов смерти". Их главная задача заключается отнюдь не в борьбе с партизанами как таковыми, которых они просто боятся, а в уничтожении мирного и безоружного населения, которое пусть даже потенциально могло бы симпатизировать партизанам. Иначе говоря, речь идёт сначала о локализации, а затем — об уничтожении социальной базы партизанского движения, после чего наступает военная стадия операции, которая неизбежно ведёт к уничтожению самих партизан, ибо "рыба оказывается без воды". Здесь становится ясным, что В. Шурыгин не совсем правильно понял мысль Б. Кагарлицкого и речь вовсе не идёт об утрате войсками "стратегической инициативы". Нет, на самом деле, это давным-давно (по крайней мере, с 60-х гг.) разработанная американцами стратегия, которая предполагает "разделение труда": армия как государственный институт должна быть "чистой", "грязная работа" поручается внешне автономным "эскадронам смерти", которые, как потом выясняется, возглавляются армейскими и полицейскими офицерами, но... в свободное от основной работы время.

Таким образом концепция Б.Кагарлицкого либо ведёт к очередному поражению, либо эффективна только при условии существенного "довеска" — "эскадронов смерти", или же требует таких финансовых средств, дабы "закупить" партизанских лидеров и ликвидировать саму конфликтную ситуацию на корню, которых у России просто нет (именно последние два варианта и позволяют мне, в общем и целом, оценить саму идею Б.Кагарлицкого как западный "имперский" подход к проблеме).

Но приемлем ли он для России? О моральной стороне дела я вообще молчу, ведь о подобных вещах в наш век передовых (и грязных, в прямом и переносном смысле) технологий как-то и говорить не принято... Фактически нам опять ставится задача "догнать и перегнать Америку", а, как известно, позиция догоняющего всегда проигрышна.

В. Шурыгин посвящает большую часть своей статьи обоснованию тезиса о том, что победа в партизанской войне возможна, и, более того, только покончив с организованным сопротивлением, можно в дальнейшем приступать к мирному строительству. И вот здесь-то и возникает самый главный вопрос: строительству чего? Для В. Шурыгина как журналиста-патриота само понятие "Россия", идея её целостности являются аксиомой. Но во имя какого порядка, какого строя жизни сражается русская армия в Чечне? Не получится ли так, что в конечном счёте русская армия проложит путь на Кавказ тем олигархам, тем силам, которые в силу разных обстоятельств оказались оттеснены от "трубы"? Что мы принесём на Кавказ то, с чем сами давно уже смирились: приватизацию, нищенский уровень существования большинства населения и пр.? Прошу понять правильно, у нас нет никаких симпатий ни к идеям, ни, тем более, к практике чеченского сопротивления, мы только лишь хотим отметить, что и русские и чеченцы опять, в который уже раз, оказываются в ситуации выбора между плохим и ещё худшим, и что, простите за банальность, ключ к решению чеченской проблемы лежит в Москве. Это относится как к проблеме ликвидации лидеров чеченских вооружённых формирований, так и к проблеме полного и окончательного прекращения вооружённых конфликтов на территории России, что требует коренных изменений государственного экономического, социального и политического курса. Партизанская война есть не только, и даже не столько проблема военная, сколько социально-политическая. Без государства социальной и экономической справедливости условия для появления новых конфликтов будут появляться вновь и вновь, а значит война в той или иной форме будет длиться бесконечно.