РАЗБОЙНИКИ, ГОВОРЯЩИЕ НА ФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКЕ И ТАНЦУЮЩИЕ МАЗУРКУ

РАЗБОЙНИКИ, ГОВОРЯЩИЕ НА ФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКЕ И ТАНЦУЮЩИЕ МАЗУРКУ

Одна известная российская правозащитница на днях опубликовала статью, посвященную 215-летию Польского восстания 1794 года, в которой, в частности, написала следующее: «В 1772 году Австрия, Пруссия и Россия в ходе первого раздела Польши оторвали от ослабевшей страны по куску. После разделов 1792 и 1795 годов российская доля награбленного увеличилась до 127 тысяч квадратных километров. Российская оккупация стала судьбой, российские сапоги – новой Конституцией, российские пушки – саундтреком всей дальнейшей истории Польши».

ЧТО ХОТЕЛИ, ТО И ТВОРИЛИ

Что ж, все сказанное формально верно. Но только формально! А потому читать подобное, конечно, крайне неприятно. И мы, россияне – русские, татары, башкиры и т.д., – будем вечно обижаться и плакаться в жилетку мировому сообществу, пока не отрешимся от мерзкого понятия «политкорректность» и будем выкладывать все, как на духу. Точно так же, как совсем неполиткорректно пишет о нас автор цитируемой выше статьи. И мы не обязаны говорить политкорректно обо всех, кто нас оскорбляет, начиная с тех же поляков и кончая рафинированной интеллигенткой, написавшей приведенные здесь строки.

Я же предпочитаю называть кошку кошкой, а никак иначе. Так, например, не могу не согласиться с нашим великим поэтом, сказавшим о русских помещиках – «барство дикое». Действительно, наш барин был способен по своему произволу нещадно выпороть крепостного или отдать в солдаты. Молодой помещик Пушкин обрюхатил крепостную и отправил ее к князю Вяземскому с глаз долой. Но мог ли Александр Сергеевич, или его отец, или дед посадить пару крестьян на кол? А могла ли его соседка Прасковья Вульф устроить в Тригорском трехдневное шоу со сдиранием заживо кожи с одного из своих мужиков?

Или представьте себе такую ситуацию. Граф Безухов и князь Болконский начали частную войну, набрали собственные армии численностью этак тысячи по три штыков и сабель и учинили в Лысых Горах баталию с участием пехоты, кавалерии и, разумеется, артиллерии. Ну, а князь Юсупов поселил у себя в подмосковном Архангельском какого-то проходимца, объявил его шведским королевичем и пошел с навербованным им войском на Стокгольм менять непонравившуюся ему династию.

Подобное не придет в голову ни одному из авторов столь любимых ныне фэнтези. Мало того, если кто-нибудь начнет рассказывать такие байки о русских дворянах, его непременно отправят в «психушку». Тогда как для польских панов все вышесказанное было вполне обыденным явлением. Дело в том, что польское панство уже с XV века было настоящей бандой разбойников. Оно ничуть не изменилось и в последующие столетия, хотя научилось прекрасно говорить по-французски и отменно танцевать мазурку.

Польские паны соревновались в выдумывании квалифицированных казней как для своих крепостных, так и для просто проезжих людей, оказавшихся в пределах досягаемости их власти.

А как насчет Дарьи Салтыковой, известной садистки «Салтычихи»? Но она была одна на всю Россию и вдобавок психически больна. Дарью судили, и умерла она жуткой смертью в земляной яме. А вот зверства панов считались явлением вполне нормальным и не подлежали королевскому суду.

Из-за проклятой политкорректности до сих пор не написана история польского панства, и обо всей его мерзости мы узнаем лишь из деталей биографий знаменитых людей.

Вот, например, бежал от тирана – царя Ивана Грозного – в далекую Польшу Андрей Курбский. Король Сигизмунд-Август щедро наградил изгнанника поместьями. Казалось бы, живи да радуйся, полемизируй с Иоанном Васильевичем. Не тут-то было. Бедолаге-князю пришлось вести тотальную войну с соседями – Александром Чарторыжеским (1565 год), Станиславом Матеевским (1567 год), Матвеем Рудомином (1569 год), Андреем Вишневецким (с августа 1570 по август 1575 года) и многими другими.

А может, просто паны не желали иметь соседа-москаля? Да нет, у них это было просто нормой поведения.

То же семейство Вишневецких в 1590 году объявило войну… Русскому государству за городки Прилуки и Сиетино. У польского короля был с царем «вечный мир», по которому Прилуки и Сиетино считались московскими землями. Но магнатам Вишневецким король – не указ. Они вели частную войну с московитами аж до 1603 года, когда царь Борис Годунов велел, эвакуировав население вглубь страны, оба городка сжечь.

Ну, а как пан Юрий Мнишек приютил беглого монаха Гришку Отрепьева, а затем, собрав большую частную армию, пошел на Москву, известно даже школьникам.

В течение всего XVII века в Малороссии с интервалами в 5–10 лет вспыхивали казацкие восстания. Начинались они одинаково. Служил пушкарем в частной армии польского магната казак Северин Наливайко. И вдруг он узнает, что принадлежащий его семейству луг захвачен польским шляхтичем, который к тому же приказал забить старика Наливайко насмерть палками. Следствием стала казацкая война 1595–1596 годов под руководством мстителя Северина.

А вот в 1640-е годы Чигиринский подстароста поляк Даниэль Чаплинский напал на хутор соседа – сотника Богдана Хмельницкого. Там он украл «четыреста копен сена» и любовницу Богдана, а заодно насмерть запорол восьмилетнего сына сотника.

Между прочим, Богдан Хмельницкий оказался на редкость законопослушным человеком и пошел по судам. Но на приговоры судов пан Чаплинский плевать хотел. В январе 1646 года сотник лично бил челом королю Владиславу на своего обидчика. Старый король лишь развел руками: «Сам не могу ничего поделать с панами. А у тебя что, сотник, сабли нету? Эй, выдать Богдану добрую саблю!» Дальнейшее общеизвестно.

В ВЕК ПРОСВЕЩЕНИЯ

Меня попрекнут: мол, все вышесказанное происходило в XVII веке и не имеет никакого отношения к 1794 году. Если бы... К сожалению, в XVIII веке наглость польских панов лишь возросла. С 1700 по 1794 год найдется едва ли два десятка лет, когда панство не воевало с… собственным королем! Незадолго до восстания 1794 года пан Лящ сшил себе кафтан из пергаментов, на которых были приговоры королевских судов о наказании его, Ляща, – от изгнания до смертной казни. И в сей обновке Лящ явился на королевский бал в Варшаве, где сетовал дамам, что, де, его кафтан коротковат.

Весной 1768 года пан Любомирский, «подстольник литовский», проиграл в карты свои огромные имения, но отдавать их отказался. Два шляхтича – Бобровский и Волынецкий – собрали частную армию, в которую им удалось завербовать около тысячи малороссийских и запорожских казаков. Это воинство осадило замок Смилы – резиденцию пана Любомирского. Позже сражавшиеся против вступившей в Польшу русской армии так называемые «конфедераты» изловили несколько десятков казаков и посадили их на кол.

Среди казненных оказался и племянник переяславского игумена Мелхиседека. Разгневанный священнослужитель решил отомстить, но вместо сабли взялся за перо и очень ловко подделал указ Екатерины II: полный титул императрицы был написан золотыми буквами, имелась государственная печать и т.д. В фальшивом документе содержался призыв защищать веру православную и бить нещадно польских панов.

На следующее утро по обретению «указа» 80 запорожцев во главе с атаманом Железняком форсировали Днепр и пошли гулять по Правобережью. Железняк объявил себя воеводой киевским, а его сподвижник Гонта – брацлавским. Так вспыхнуло новое восстание, развернулась очередная «гайдаматчина». Конфедераты, воевавшие с Россией, немедленно попросили помощи у Екатерины II.

Императрица поручила генералу Кречетникову подавить бунт. Повстанцы получили от русского командования предложение о совместном нападении на Могилев, занятый конфедератами. Гайдамаки расположились поблизости от русского лагеря. Вечером 6 июня 1768 года Кречетников пригласил к себе на ужин ни о чем не подозревавших Железняка, Гонту и других атаманов и тут же арестовал их. Русские солдаты напали на оставшихся без вожаков повстанцев и схватили большинство из них.

Железняка как русского подданного «варвары-московиты» отправили в Сибирь, а Гонту и 800 гайдамаков – уроженцев Правобережья – передали полякам. Просвещенные паны подвергли Гонту квалифицированной казни, которая длилась несколько дней. Там было и снятие кожи, и четвертование, и т.д., что представляет больший интерес для психиатров, занимающихся проблемами садизма, нежели для историков.

В 80-х годах XVIII века князь Карл Радзивилл от скуки начал чеканить свои собственные деньги и пустил в обращение несколько сотен полновесных золотых монет. На них был изображен в анфас король Станислав-Август и отлично читались следующие слова: «Krol Poniatowsli, kier z laski Boskiey» («Король Понятовский, дурак по Божьей милости»).

Соверши князь Радзивилл подобные деяния во Франции, его в Париже колесовали бы дважды – один раз за оскорбление короля, а второй – за фальшивомонетничество. Но в свободной Польше со знатного вельможи – как с гуся вода.

В 1765 году трахтомирский помещик пан Щенявский объявил войну России из-за нескольких больших островов на Днепре. Он регулярно убивал русских драгун, несших пограничную службу, и в назидание москалям ставил на островах виселицы. Но вот началось восстание гайдамаков, и шкодливый пан бежал со всем семейством под защиту российских властей. Русские генералы по своей дурости разогнали гайдамаков, и Щенявский вернулся в свое имение, где вновь начал заниматься разбоем.

Замечу, что русское начальство проявляло необычайную снисходительность к панству. Так, фельдмаршал Петр Румянцев сделал в Петербург запрос графу Панину – нельзя ли конфисковать имение Щенявского за разграбление паном трахтомирской таможни?

Самое забавное, как кончил свои бренные дни пан Щенявский. На виселице? Ну что вы, его ясновельможные паны выбрали судьей.

НА СТАДИИ РАЗЛОЖЕНИЯ

Королевская власть в Речи Посполитой была выборной. Кто больше даст панам привилегий и злотых, тот и будет крулем. Радные паны в свое время предлагали польскую корону и русским царям – Ивану IV и Федору Иоанновичу. А что первый был тираном, а второй – слабоват умишком, плевать. Но не сошлись в цене – паны просили очень много. О подробностях торга можно прочесть в «Истории России» Сергея Соловьева и у меня, грешного («Давний спор славян»).

С конца XVII века все без исключения выборы польских королей происходили с привлечением иностранного электората – «ограниченных контингентов» Саксонии, Швеции, Австрии, Франции и других держав. До начала XVIII века русские полки в избирательных кампаниях не участвовали, но в конце концов Петр I сказал: «А чем мы хуже?»

И с тех пор Россия стала принимать активное участие во всех выборах. Петр Великий и Анна Иоанновна обычно голосовали в блоке с саксонским курфюрстом, но молодой императрице Екатерине Алексеевне саксонцы надоели, и она выдвинула собственного кандидата – бывшего своего любовника Станислава Понятовского. За него же проголосовал и Фридрих Великий. В итоге в августе 1764 года граф Понятовский был единогласно избран королем под именем Станислав Август IV. Паны этим были крайне удивлены и говорили, что такого спокойного избрания никогда прежде не случалось.

А в сентябре того же года генерал Николай Репнин приступил к выплате гонораров. Королю Стасю он отсчитал сперва 1200 червонцев, но тут вмешалась Екатерина и прислала еще 100 тысяч. Август-Александр Чаpторыжский получил от Репнина 3 тыс. червонцев. Примасу Польши обещали 80 тысяч, но пока выдали лишь 17 тысяч. Персонам помельче и денежное «поощрение» полагалось соответственное. Так, пану Огинскому заплатили всего только 300 червонцев.

Увы, русское золото быстро закончилось, и паны вскоре образовали конфедерацию для войны с королем Стасем. Понятно, что частные войны между собой паны не прекращали как до выборов короля, так и после.

Весь XVIII век Речь Посполитая находилась в стадии разложения. Королевская власть была чисто формальной. Роль сеймов в управлении страной тоже была невелика. Во-первых, не было сильной исполнительной власти, способной реализовывать их решения. Во-вторых, принцип единогласия при принятии решений – liberum veto – приводил к блокированию большинства предложений и прекращению деятельности этих «высоких собраний». Так, с 1652 по 1764 год из 55 сеймов было сорвано 48, причем одна треть из них – голосом всего одного депутата.

В течение почти всего века на территории Польши находились иностранные войска. К примеру, на чьей стороне воевали паны в ходе Великой Северной войны? Да на чьей хотели, на той и воевали. Многие по пять и более раз переходили на сторону шведов, а потом возвращались к саксонцам и русским. Сотни панов дрались под Полтавой на стороне Карла XII. Среди них был и отец последнего короля – Станислав Понятовский-старший.

А как могла матушка Елизавета Петровна воевать с Фридрихом II? Ведь у России и Пруссии не было общей границы. Воевали через Польшу. Турецкие войска и татарские орды шатались по территории Речи Посполитой, как у себя дома.

«ТАМ – БЫДЛО, А ЗДЕСЬ – ШЛЯХТА»

Риторический вопрос, могли терпеть подобное гособразование соседи? И, наконец, терпение их лопнуло – договориться с панами ни с помощью пушек, ни с помощью золота не представлялось возможным. В результате последовали три раздела Речи Посполитой между Пруссией, Россией и Австрией. Замечу, что в ходе этих разделов Россия не получила ни пяди земли с коренным польским населением. Все эти земли были населены православными людьми и ранее входили в состав Древнерусского государства.

А может, Екатерине не следовало участвовать в разделе Польши и подождать, пока исконно русские земли окажутся в руках немцев или турок?

Естественно, что панство мечтало о реванше и восстановлении границ Речи Посполитой «от можа до можа», то есть от Балтики до Черного моря.

В ночь на 6 апреля 1794 года в Варшаве вспыхнуло восстание. В городе еще с 1764 года по просьбе короля Станислава находился небольшой русский гарнизон. В момент мятежа им командовал генерал-поручик Иосиф Игельстром. Большая часть королевских войск перешла на сторону восставших. Игельстром буквально проспал выступление панов, в результате сотни русских солдат были перебиты, а остальные отступили.

Кроме того, русские войска подверглись внезапному ночному нападению в городе Вильно, там тоже было убито несколько сот солдат и офицеров.

В Варшаве начались массовые казни. Чуть ли не впервые в польской истории были казнены люди из знатных фамилий: 9 мая повесили коронного гетмана Ожаровского, гетмана Литовского Забелло... Епископа Масальского отправили на виселицу, несмотря на протест папского нунция Литты. Король Станислав фактически находился под домашним арестом.

Вождем восставших стал Тадеуш Костюшко, который сам себя произвел в генералиссимусы. Увы, кроме «бей москалей и пруссаков», у новоявленного генералиссимуса иных идей не оказалось. Лозунги Французской революции «Свобода, равенство и братство!» нравились панам лишь в применении к ним самим, любимым. Давать же хлопам свободу и землю они, естественно, не собирались. Ведь, собственно, вся кутерьма была затеяна, чтобы нахапать побольше новых земель и крепостных на востоке, а при случае и пограбить немецких бюргеров.

С восстанием панов было покончено быстро и, даже сказал бы, скучно. Екатерина написала в частном письме: «Я послала две армии в Польшу – одну действительную, другую Суворова».

С десятитысячным отрядом генерал-аншеф прошел от Днестра на Буг, сделав 560 верст за 20 дней. 4 сентября русский полководец атаковал и разбил под Кобриным передовой отряд поляков под командованием генерал-майора Ружича.

Любопытно, что когда генерал Сераковский донес Костюшко о появлении на театре военных действий Суворова, тот ответил, что бояться нечего: «Это не тот Суворов, а другой, казачий атаман». Генералиссимус все еще думал, что Суворов на юге Малороссии.

6 сентября у монастыря при Крупчице, в 15 верстах от Кобрина, произошла встреча с корпусом генерала Сераковского, насчитывавшим 16 тыс. человек при 28 орудиях. Поляки быстро убедились, что Суворов – тот самый.

28 сентября у деревни Мацовицы русские войска под командованием генерала Ферзена разбили 9-тысячный отряд поляков. При этом Костюшко был взят в плен казаками. Самое удивительное, что русские власти воздали ему чуть ли не королевские почести. Так, он жил в Петербурге в бывшем дворце князя Орлова и пользовался полной свободой. В ноябре 1796 года император Павел I освободил Костюшко и дал ему на дорогу 12 тыс. руб., карету, соболью шубу и шапку, меховые сапоги и столовое серебро.

Костюшко объездил Европу и Северную Америку и везде проповедовал крестовый проход против России. В 1807 году экс-генералиссимус заявил министру полиции Франции Жозефу Фуше, что если Наполеону нужна его помощь, то он готов ее оказать, но при условии, что французский император даст письменное обещание, опубликованное в газетах, что в Польше будет установлена такая же форма правления, как в Англии, а границы возрожденной Речи Посполитой пролягут от Риги до Одессы и от Гданьска до Венгрии, включая Галицию. В ответ на это Наполеон написал Фуше: «Я не придаю никакого значения Костюшко. Он не пользуется в своей стране тем влиянием, в которое сам верит. Впрочем, все поведение его убеждает, что он просто дурак. Надо предоставить делать ему, что он хочет, не обращая на него никакого внимания».

В заключение вернусь к опусу отечественной публицистики:«…с 1794 года, с 24 марта, с восстания Тадеуша Костюшки началась история благородной ненависти к рабству».

Это у панов-то была ненависть к рабству? Когда злодеи-русские вернули себе земли, принадлежавшие их предкам в IX–XIV веках, то они первым делом заставили панов спилить виселицы и колья в барских имениях.

В Речи Посполитой уже давно нет крепостного права, но гонористое панство, к сожалению, осталось. Не далее как пару недель назад русский экскурсовод в Катыни спросил у такого вельможного туриста, почему столь много поляков приезжают в Смоленск к месту захоронения польских офицеров, якобы убитых в 1940 году русскими, но почти никто не посещает братские могилы солдат Войска Польского, павших в боях с немцами в 1943–1944 годах на территории СССР. Пан презрительно бросил: «Там – быдло, а здесь – шляхта».

А.Б. ШИРОКОРАД