ЭЛИТЫ ПРОТИВ НАРОДОВ Александр Казинцев

ЭЛИТЫ ПРОТИВ НАРОДОВ Александр Казинцев

В Четверг 21 ноября по вечернему Минску — мимо громады Педагогического университета, мимо ярко освещенных окон Верховного Совета, мимо чернеющих в небе шпилей костела Святого Креста — промчался кортеж: три правительственных ЗИЛа со шлейфом иномарок. Слепя мигалками, оглушая воем сирен, на бешеной скорости вылетели на проспект Скорины. Толпы на остановках, скопившиеся, как всегда, в конце рабочего дня, тоскливо глядели вслед: движение приостановилось, троллейбусы завязли в мгновенно возникших заторах. Лишь небольшая, человек до двухсот, группа с плакатами и бело-красно-белыми флагами, затерявшаяся в сумраке посреди бескрайней площади Незалежнасцы, качнулась, загомонила, обсуждая прибытие делегации из Москвы.

Черномырдин с командой мчался, как на пожар. Но вызов оказался ложным. Лживым, как и все, что мировые агентства, посольства, резиденты передавали в те дни из Беларуси. Информационной блокады, отключения российских телеканалов — не было. Запрета на оппозиционную прессу — не было. А главное — не было бушующих толп, пришедших присягать на верность парламенту. Несколько сот человек — это максимум. В субботу, решающий день накануне референдума, собралось не более четырех десятков. В России такую тусовку постеснялись бы назвать митингом. Так, заурядный пикет.

Это больше, чем уточненная статистика. Характеристика ситуации, показывающая, что ни о каких прямых параллелях с российским черным октябрем 1993 года говорить не приходится (а ведь заговорили — охотно и едва ли не все: от белорусской оппозиции до нашей, от мировых правительств до эрэфовского).

Народ не вышел на площадь. Потому что его пригласили к избирательным урнам. В этом — коренное отличие белорусского ноября от российского октября. Тогда Ельцин, разгоняя парламент, не отважился пойти на выборы. И прямо нарушил волю народа, проголосовавшего на весеннем референдуме 93-го года (помните, пресловутое “да, да, нет, да”?) за сохранение всех ветвей власти. Ельцин обратился за помощью к танкам. Лукашенко — к избирателям.

Это лишь один уровень анализа — политический. Сравнивая нынешнюю осень в Минске с той, пропахшей соляркой и порохом, в Москве, нужно без обиняков завить: в политическом плане ситуации прямо противоположны.

А как же противостояние парламента и президента? Следует различать несколько уровней конституционного кризиса в Беларуси. Политические характеристики событий в Москве и Минске не совпадают, однако они имеют одну и ту же структурную природу. И в Беларуси, и в России приходилось выбирать между слабой властью парламента и сильной рукой президента.

Трагедия России в том, что наш “всенародный избранник”, начав с развала Союза, кончил (еще вопрос — остановится ли на этом?) сдачей Чечни, то есть фактическим развалом России. С последовательностью, достойной лучшего применения, Ельцин действует в ущерб национальным интересам. Такого страна не знала, может быть, с начала XVII века, когда, воспользовавшись смутой, российскую корону нацепил иудей.

Но значит ли это, что многоголосый и многоглаголевый парламент лучше защитит интересы государства, чем наделенный полнотой полномочий (и ответственностью) президент? В нашей ситуации, безусловно, да. Но только потому, что у нас ненормальная ситуация!

Поэтому в сентябре 93-го года все, кому дорога Россия, пришли защищать парламент. И это была не жалкая горсточка профессиональных протестантов, как в Минске, — а людская громада. Мы знали: Ельцин у власти — это полная гибель России. Кто сомневался тогда — может убедиться сегодня…

Однако именно нынешнее положение России должно бы убедить всех — только усилением власти, только предельной концентрацией власти, сосредоточением ее в одних руках можно попытаться вытащить Россию (в принципе любое постсоветское государство) из бездны. Разумеется, это должны быть не трясущиеся руки маразматика. И не веснушчатые ручонки рыжего регента…

Завтра (дай Бог!) к власти придет Зюганов — разве ему не потребуются чрезвычайные полномочия, чтобы мобилизовать, “уздой железной” поднять страну? Смешной вопрос! Кстати, двусмысленная позиция народно-патриотических сил в отношении поста президента, на мой взгляд, стала одной из причин неудачи лидера блока на летних выборах. Нелепо бороться за президентский пост, сомневаясь в необходимости его (а то и призывая вовсе упразднить, как настаивал один из влиятельных лидеров оппозиции В. Анпилов).

Пора признать: те российские оппозиционеры, которые выступают против сильной президентской власти, совершают детскую ошибку — переносят отношение к конкретной личности на важнейший институт государства. Те же российские оппозиционеры, которые, говоря о Беларуси, обвиняют Александра Лукашенко в желании диктаторских полномочий, проявляют чрезмерную корпоративную солидарность. То есть опять-таки совершают ошибку, хотя далеко не детскую.

Впрочем, все институты власти, взаимоотношения между ее ветвями — величины условные: время, место и люди придают им каждый раз новое значение, наполняют иным содержанием. Единственная безусловная реальность — народ. Демократия — власть народа, как бы ни опаскудили великое слово московские перевертыши! А опаскудили потому, что взяли на себя роль посредников между народом и властью, застолбили тепленькие местечки политических менял, выгодно конвертирующих народные устремления в валюту, недвижимость и прочие “общечеловеческие ценности”.

Я — за “прямую демократию”. За власть народа, не униженную, не разменянную, не истасканную сотней посредников-негодяев. Те, кто дни и ночи стоял у Дома Советов, знает: “прямая демократия” — не химера, не выдумка кабинетных романтиков. Она озаряла небритые, усталые лица людей, гревшихся вокруг тусклых костров у сумрачной громады осажденного Дома. Тогда она не воплотилась в конкретику власти. Начавшая оформляться политическая система была расстреляна из танковых орудий. Но она начала оформляться, приобретать реальные черты! Потому-то кремлевские властители и поспешили выкатить танки, чтобы навсегда похоронить мечту народа, волю народа непосредственно решать собственную судьбу.

Осенью 1993 года “прямая демократия” воплотила себя в работе Верховного Совета России. Опальный парламент, в силу ряда причин, оказался передаточным устройством, резонатором народной стихии. Осенью 1996 года “прямая демократия” определяла и направляла деятельность Александра Лукашенко. В этом — глубинный, сущностный уровень ситуации в Беларуси.

Как это часто бывает, враги президента лучше, чем приверженцы, выразили смысл его деятельности. “Мы являемся живыми свидетелями создаваемой в конце ХХ века в центре Европы модели общественного устройства, характерной для навсегда ушедших, казалось бы, эпох”, — провозглашает оппозиционная “Свабода” (22.11.1996). И тут же поясняет, что это за модель: “Режим личной власти с ярко выраженной охлократической окраской”.

Охлократия — власть толпы. Но тут же, себе противореча, газета выдает главное, что не дает покоя: Лукашенко создает не государство толпы — республику народа. “Лукашенко апеллирует к “народу”, — сквозь зубы признает “Свабода” и выплескивает на народ всю, видимо, долго копившуюся злобу, — т. е. к неполитическому спектру общества, к той части населения, которая находится за пределами собственно политического пространства, к людям, не имеющим представления о политике и механизмах функционирования политической системы”.

Над этими “непосвященными”, составляющими девять десятых населения любой страны, белорусская (“национальная”?) оппозиция глумится так, как обычно иноземные оккупанты глумятся над коренным народом. “Разве можно всерьез рассчитывать на то, что, скажем, заводской слесарь или сельский механизатор будет вникать в научные тонкости новых законов”, — презрительно бросает в оппозиционной “Народной воле” некий Геннадий Буравкин, родной брат П. Бунича, судя по фотографии (N 106, 1996 г.).

В том же номере — через всю страницу — заголовок беседы с членами Конституционного суда: “Принять Конституцию через референдум — это все равно, что поручить операцию санитарке”. Понятно, санитарка, так же, как заводской слесарь или сельский механизатор, — это быдло, унтерменши, гои, коим не дозволяется, не должно быть дозволено определять свою судьбу. Непонято другое — почему газета именует себя “Народной волей”? Она выражает волю “господскую”, “элитарную” — какую угодно, только не народную…

Не могу понять и того, какая же атмосфера установилась в элитарных кругах Беларуси, если господа Тышкевич и Пастухов, члены Конституционного суда, хранители Основного Закона государства, народа позволяют себе столь вызывающе демонстрировать пренебрежение к народу.

Хотя понять этих господ, в сущности, несложно. В запале борьбы белорусская оппозиция выбалтывает заветное: “Политическая элита, почувствовав угрозу своему существованию, объединилась против узурпации власти”. Так “Свабода” объясняет диковинный союз БНФ, либералов, коммунистов и аграриев. Вот и пружина истерической кампании против Лукашенко — элита почувствовала угрозу в союзе президента и народа, заключенном помимо нее, через ее голову.

Еще бы, пропадают доходы от посредничества между нижними этажами общества и его верхом, денежный и политический навар, который неукоснительно, как налог, собирали с людских надежд, нужд, слез. Есть от чего прийти в ярость. Тут впору забыть о различиях политических программ, о разном цвете знамени, о шелухе эмблем и символов. Можно наплевать на принципы, приличия и даже на благоразумную осторожность, демонстрируя изумленному обществу единство позиций столь разнородных сил.

Уникальность белорусской ситуации в том, что решительный жест народного лидера А. Лукашенко сорвал завесу с “тайного тайных” — закулисного сговора элит. И не только внутренних! Геополитическое положение Беларуси, ее важность в качестве единственного союзника России, форпоста восточного славянства на пути западной экспансии — все это обусловило вовлечение в кризис сил, куда более могущественных, чем белорусская оппозиция.

Не зря тусовка на площади Незалежносцы все надежды возлагала на “импичмент”, который-де “мировое сообщество” объявило Лукашенко (говоря проще — на иностранное вмешательство!). Не зря господа судьи апеллировали к “цивилизованному миру”: “Цивилизованный мир давно отказался от принятия законопроектов, в том числе Конституции, путем народного голосования. Допустить такое в наше время — значит, насмешить мир” (“Народная воля”, N 106, 1996 г.).

Самоубийственная откровенность! Только в одном покривили душой ненавистники собственного народа: народное волеизъявление грозило не насмешить — напугать “цивилизованный мир”. “Новый мировой порядок”, подавив геополитических противников, — СССР, соцлагерь, движение неприсоединения, еще не успел окончательно утвердить свое глобальное господство, сковать, как бетон, живую инициативу народов, политическую жизнь суверенных государств. “Бетон” жидкий — из него еще можно вырваться!

“Новый мировой порядок” — это диктат международных элит, утверждающих свое, оплаченное долларами и защищенное американскими ракетами право вместо права национальных государств, свой суверенитет вместо национальных суверенитетов. В офисах транснациональных компаний, на международных конференциях, в закрытых клубах и масонских ложах они определяют судьбы миллиардов людей, устанавливают цены, создают и урегулируют кризисы, бросают в бой чужие армии и запрещают им побеждать. И с каждой операции, с каждого витка кризиса, с каждой капли нефти или крови они получают баснословный доход. Сегодня они сильны настолько, что уже не считают нужным скрывать механизм своего господства под истлевшим за столетия флером “западной демократии”. Они все меньше нуждаются в этой, еще недавно основополагающей, ценности “свободного общества”. Не случайно в начале девяностых американский философ Ноам Хомски в своей знаменитой лекции “Демократия и власть” охарактеризовал ситуацию в современном мире как “сумерки демократии”.

Элиты всесильны — но до той поры, пока народы молчат, погруженные в политическую летаргию. Вот почему белорусский прецедент “прямой демократии” так опасен для мировых элит. Вот почему так важно было, выражаясь изящным языком конституционных судей, не допустить народного голосования.

Забота о точной дозировке властных прерогатив? О правах и свободах личности? Полноте! Одновременно с белорусским проводился референдум в Алжире. Там несколько лет назад прозападно ориентированные военные отменили результаты выборов, чтобы не допустить к власти исламистов, одержавших убедительную победу; теперь они пожелали придать режиму видимость легитимности. Казалось бы, вот классический случай нарушения принципов демократии. Однако референдум в Алжире проходит без единого замечания со стороны “мирового сообщества”. Все правильно: он лишь увеличит пропасть между властителями и подданными — деморализованными, поставленными на колени, способными разве что втихомолку проклинать власть. Тем легче будет Западу, играя на противоречиях верхов и низов, манипулировать теми и другими.

Референдум в Беларуси, пробуждающий политическую активность народа, — явление другого порядка. И мы увидели, как мировая закулиса реагировала на него. Были мобилизованы все теле- и радиоканалы, газеты всего мира повторяли ложь о произволе в Беларуси. Парламентарии Европы, Америки и — к несчастью! — России, премьеры и президенты, уподобясь уличным зевакам, на все лады вопили “пожар”! В надежде сбить порыв народной инициативы, похоронить референдум, а заодно инициировавшего его президента под обильной пеной фраз о согласии, гражданском мире, нулевом варианте и соблюдении прав человека.

Но мы видели и другое: люди шли на избирательные участки, как на праздник. Группами, по-соседски, весело переговариваясь.

“За кого голосовала? — переспросила, внимательно глядя на меня сквозь очки, седая, прямо держащаяся женщина. — Конечно, за Лукашенко. Я вижу, что он много делает для республики. И если бы у него было больше свободы, он бы сделал еще больше”. Представилась — Ольга Павловна Сергиевич, доцент. Помедлила, будто прислушиваясь к себе — говорить или не стоит — и сказала: “Знаете, я не голосовала за него на выборах. Думала, молодой, как-то он еще справится… Но на посту президента Лукашенко проявил организаторские способности, желание вникнуть в экономику, да во все сферы жизни. А главное, чувствуется, что у него не пустые слова, что он прислушивается к нуждам людей. Привлекает и его большая порядочность, неиспорченность”.

На избирательном участке в общежитии Лингвистического университета бойкая востроносая девчушка Маша из Мозыря призналась: “У Лукашенко есть огромная сила убеждения. Стараюсь не пропустить ни одного его выступления. В сердце что-то откликается…”

На избирательном участке в школе N 4 я встретил и. о. премьера Сергея Линга. Он пришел с супругой Майей Алексеевной по-семейному, без охраны. Заметив мое удивление, улыбнулся: “Я работаю 40 лет, за это время на меня не было ни одной жалобы. Мне нечего стыдиться или бояться. Зачем мне охрана?”

Приветливо глядя карими глазами, глава правительства серьезно и обстоятельно рассказывал о положении в белорусской экономике, о ее, хотя и скромных, успехах (рост реальных доходов населения опережает рост цен, наметилось оживление в промышленности). Слушая его, я подумал: а ведь мировая элита, пожалуй, не простит и этого — простоты, сердечности, открытости. Отгородившись от людей пуленепробиваемыми стеклами “мерседесов”, высокими стенами вилл, многотысячным штатом полиций и спецслужб, она не простит лидерам Беларуси их доступности и отзывчивости. Для международных заправил сама атмосфера человечности, установившаяся в Беларуси, непереносима!

Как бы то ни было, братский славянский народ сделал свой выбор. Подавляющим большинством — десять к одному — он поддержал президента.

За этот выбор придется расплачиваться — хозяева мира не прощают непокорных. Зная, что Лукашенко победит на референдуме, Запад не прислал ни одного официального наблюдателя, хотя приглашения были посланы шестнадцати наиболее авторитетным международным организациям. Не сумев сорвать голосование, мондиалисты наверняка будут ставить под сомнение его легитимность. Борьба мировых элит против народов — эта последняя глобальная битва — продолжается. Но Бог любит смелых. Поэтому верю — Беларусь победит.

* * *

На этой полосе на вопросы А. Казинцева отвечают известные люди республики