Блатарь или златоуст?

Блатарь или златоуст?

Легенды, мифы и правда о Высоцком

"Нет, всё-таки прав был Андрюша Вознесенский: какого златоустого блатаря мы потеряли!" (Случайно услышанная фраза после демонстрации фильма "Высоцкий. Спасибо, что живой".)

Кто помнит стихотворение Вознесенского, знает, что есть в нём и такие строки: "Спи, шансонье Всея Руси", "Шёл популярней, чем Пеле", "Носил гитару на плече, Как пару нимбов", "Спи, русской песни крепостной" - очень впечатляющие, доложу, поэтические тропы. Но на слуху у всех только эти: "О златоустом блатаре рыдай, Россия! / Какое время на дворе - таков мессия". Чего, собственно, автор добивался. Из-за неосознанной (хотя, может, и осознанной!) зависти к сумасшедшим популярности и славе Высоцкого. Кто-то заметит: какая дичь, вздор, нелепость! А не спешите с выводами.

Сделанное Высоцким в театре уйдёт со временем в небытие. Фильмы с его участием проживут долго, но в конце концов тоже забудутся. И даже песни растворятся в туманной дымке будущего. Без всяких оговорок останутся лишь стихи Высоцкого. Как всякая настоящая поэзия, они будут жить, сколько существовать будет русский язык. Почитайте. Нынешний юбилей поэта - прекрасный повод вернуться к его стихам.

Если бы Владимир Семёнович по-настоящему, с присущей ему целеустремлённостью и хваткой взялся когда-нибудь за издание своих стихов - несомненно, добился бы своего. Но, во-первых, как он сам не раз утверждал: "Не люблю быть просителем, обивать пороги редакций". А во-вторых, он не хотел ни при каких обстоятельствах идти на компромиссы с редакторами, издательствами, редакциями газет, журналов. Притом что даже в те застойные времена находились удалые, смелые люди, которые хотя бы ради принципа могли пробить в печать то или иное стихотворение Высоцкого. Ведь маленькая, хрупкая, далеко не деловая Белла Ахмадулина сумела напечатать в альманахе "День поэзии" сочинение Владимира Семёновича. А Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Окуджава, Самойлов и ещё многие, многие другие поэты, считавшиеся друзьями Высоцкого, - выходит, не могли помочь в публикации хотя бы по одному стихотворению каждый? Или Высоцкого постоянно преследовал злой рок? Но почему же тот рок дрогнул перед Ахмадулиной?

Кстати, читатель небось подумал, что Владимир Семёнович горячо и сердечно поблагодарил поэтессу за участие в публикации его стихотворения? Как бы не так. "Когда-то давно уже я поздравляла читателей "Литературной газеты" с Новым годом, с чудесами, ему сопутствующими, в том числе с пластинкой "Алиса в стране чудес", украшенной именем и голосом Высоцкого, - вспоминает Ахмадулина. - А Высоцкий потом горько спросил меня: "Зачем ты это делаешь?" Я-то знала - зачем. Добрые и доблестные люди, ещё раз подарившие нам чудную сказку, уже терпели чьё-то нарекание, нуждались хоть в какой-нибудь поддержке и защите печати. И ещё один раз Высоцкий так же горько и устало спросил меня: "Зачем ты это делаешь?" - когда в альманахе "День поэзии" было напечатано одно его стихотворение, сокращённое и искажённое. Мне довелось принять на себя жгучие оскорбления за отношение к нему как к независимому литератору. Я знаю, как была уязвлена столь высокая, столь опрятная его гордость".

Да, Высоцкий был горд, порою - слишком. Но только ли этим объяснять его строптивую несговорчивость со всеми печатными органами и организациями (а она была, была!) - не упрощённо ли? Получается, что все остальные поэты, печатавшиеся в застойные времена, были напрочь лишены этой самой гордости? Что-то тут не стыкуется, явно не вписывается в ставшие уже дежурными утверждения: "Высоцкий так хотел увидеть напечатанными свои произведения, но литературные чиновники всячески препятствовали этому".

Точно не способствовали. А скажите, к чему хорошему, здоровому, критически задорному, неординарному, нестандартному, вырывающемуся за узкие "параграфные" рамки, - к чему в те годы чиновники благоволили? Какого оригинально мыслящего и творящего художника они не затирали, не крутили в бараний рог? Почему же мы все задним числом так упорно сетуем на них за неблагосклонность именно к Высоцкому? Ведь даже гипотетически нельзя предположить нечто противоположное, а мы упорно долбим одно и то же, как заведённые, сладострастно раздирая уже давно зажитые раны.

Правда же заключается в том, что всерьёз по большому счёту публикацией своих сочинений Высоцкий сам никогда не занимался. Более того: это не лежало в русле основных его тогдашних творческих устремлений. Бард ориентировался исключительно на слушание, а не чтение. Именно поэтому выпуска своих пластинок он как раз добивался с упорством неслыханным, подключая к этому процессу порой многих своих влиятельных знакомых. И, как мы знаем, выходили они гигантскими тиражами. Здесь он шёл на любые компромиссы. Первые диски совсем не удовлетворяли его, если не сказать - огорчали. Тогдашние чиновники из фирмы "Мелодия" были ничуть не прогрессивнее своих собратьев из литературного цеха. И каждая песня, прежде чем попасть на пластинку, "обкатывалась" в стольких инстанциях, что даже у очень пробивных людей, бывало, опускались руки. Однако Высоцкий с упорством и настойчивостью искал и находил с бюрократами от песни общий язык. Даже гитаре ради этого изменял, чего не сделал ни на одном из своих многочисленных (более тысячи) концертов! А как он стремился со своими песнями (и прорывался-таки!) в кино, в театр!

"Иногда я на очень высоком уровне получаю согласие, а потом оно вдруг как в вату уплывает. Прямо не знаешь, кого брать за горло, кого конкретно надо душить. (Подчёркнуто мною. - М.З.). Потом я смотрю, "Мелодия" вместе с болгарами издаёт пластинку, в которой есть ещё несколько вещей из этих дисков, а у нас они так и не случились. Когда спрашиваешь отвечающего за это человека о причине, он говорит: "Ну, вы знаете, там не все песни "бесспорные". Я говорю: "Так давайте спорить!"

Главная трагедия Высоцкого-творца заключалась вовсе не в его "борьбе со своими врагами", внутренними или внешними. Таковых, по существу, у него никогда и не наблюдалось. (Как не было им сочинено ни единого текста, который был бы официально кем-то запрещён! Буквально - ни строчки!) Это мелкие творческие сошки, задиравшиеся с мелкими же сошками во властных структурах, обижались, оскорблялись, озлоблялись и убегали за бугор, нещадно потом понося и поливая дерьмом и помоями оттуда всех и вся. И выдавали эту жалкую ублюдочную возню за борьбу с системой. Высоцкий никогда на мелочи не разменивался и всегда оставался прагматиком, нонконформистом до мозга костей. Вослед Сергею Михалкову он мог с полным правом утверждать: против пороков социализма не надо бороться. Их надо умело использовать в своих интересах. И он использовал их по полной форме. Смею утверждать, что, как умный человек, он никогда даже теоретически не рассматривал перед собой комичной цели сражаться с властью, тем более "наносить удары по системе". Он грамотно, умно и хладнокровно воевал за свою личную свободу и добился на этом поприще успехов невиданных. Высоцкий никогда и ни перед какой комиссией не отчитывался, когда желал ехать за рубеж. Бард из Таганки вообще сколько хотел, столько и общался со своим народом. Напрямую и вживую. Степень его свободы по-своему верно воспринималась даже его недругами.

"Мне кажется, что те, кто изо всех сил раздувает "пузырь Высоцкого", сами осознают ущербность своих усилий. Поэтому в ход пошли байки о каких-то преследованиях хрипуна с гитарой, о его страданиях. А этот хрипун является махровым цветком периода застоя. Именно в те годы он имел в своём распоряжении целый театр, в любой день мог без всяких помех полететь в любой конец земного шара - подумать только, он, пожалуй, единственный из советских людей, кто отдыхал на Таити! Запойный пьяница и наркоман, он жил и хрипел свои сочинения под постоянным объективом кинокамер. Его ещё в те времена, ещё живого, уже готовили на недосягаемо высокий пьедестал. Шутка сказать, отснятый киноматериал исчисляется многими километрами. И когда наркотики всё же сказали своё слово, у подъезда его дома моментально оказались все машины специфической скорой помощи, которыми в то время располагала Москва. Так что какие уж там гонения!" ("Молодая гвардия", № 8, 1989 г.).

Когда у Высоцкого действительно возникали какие-то сложности и проблемы, он писал (и не раз!) в Министерство культуры, в ЦК КПСС. И ТАМ ненавистные "гонители" всегда (!) шли ему навстречу!

"[?]Песни мои в конечном счёте жизнеутверждающи и мне претит роль "мученика", эдакого "гонимого поэта", которую мне навязывают. (Подчёркнуто мною. - М.З.). Я отдаю себе отчёт, что моё творчество достаточно непривычно, но так же трезво понимаю, что могу быть полезным инструментом в пропаганде идей, не только приемлемых, но и жизненно необходимых нашему обществу. Я хочу поставить свой талант на службу пропаганде идей нашего общества, имея такую популярность. (Подчёркнуто мною. - М.З.). Странно, что об этом забочусь я один. Это не простая проблема, но верно ли решать её, пытаясь заткнуть мне рот или придумывая для меня публичные унижения?

Я хочу только одного - быть поэтом и артистом для народа, который я люблю, для людей, чью боль и радость я, кажется, в состоянии выразить, в согласии с идеями, которые организуют наше общество.

[?]После моего обращения в ЦК КПСС и беседы с товарищем Яковлевым (Александр Николаевич, в то время первый заместитель отдела ЦК КПСС. - М.З.), который выразил уверенность в том, что я напишу ещё много хороших и нужных песен и принесу пользу этими песнями, в "Литературной газете" появилась небольшая заметка (В. Левашов. "Критиковать, значит, доказывать", 31 июля 1968 года. - М.З.), осуждавшая тон статьи в "Советской России" ("О чём поёт Высоцкий?". - М.З.)

Итог этих обращений. В феврале 1978 года приказом № 103 Минкульта СССР Высоцкому выдали удостоверение артиста за № 17114 с присвоением высшей категории вокалиста-солиста эстрады, и его разовая ставка увеличивалась до 19 рублей. (Для сравнения: народный артист СССР, выступая на той же эстраде, мог получать 25 рублей. - М.З.)

На фоне нынешнего разгула вседозволенности и безбрежной гласности кто-то и в данной способности-"приспособляемости" Высоцкого усмотрит ущербность. Мы же мастера мнить себя стратегами, даже не видя боя со стороны, а только читая старые боевые сводки. А поэту меж тем приходилось и жить с волками, и выть по-волчьи. И альтернатив на сей счёт для него не существовало. Мы же в своих рассуждениях о прошлом постоянно данным обстоятельством пренебрегаем.

Высоцкому при его даже очень короткой жизни достались невиданная слава, огромные деньги, опека многих очень влиятельных и сильных друзей, покровительство и высочайший блат в самых верхах власти, твёрдо проторённая дорога за границу. Большего в те годы нельзя было добиться никому!

Вот сухой остаток всего вышесказанного. За 42 года жизни Высоцкий снялся более чем в 30 фильмах, выпустил несколько пластинок многомиллионными тиражами, 16 лет проработал в популярнейшем столичном театре, где сыграл несколько десятков интересных и различных ролей. С 1965 года выступал в самых престижных залах страны, да что там залах - он пел свои песни на многотысячных стадионах. Я уже не говорю о том, что он объездил полмира.

Высоцкий - всего лишь малограмотный, но задиристый и нахальный самоучка. В начале 90-х в журнале "Континент" он даже был назван "Недоучкой 60-х".

А на самом деле? Владимир Семёнович окончил Школу-студию МХАТа - высшее, пожалуй, что и самое уважаемое театральное училище в стране. Можно говорить и писать всё что угодно о фундаментальной, базовой подготовке Высоцкого. Нельзя лишь отрицать того бесспорного факта, что его учил, формировал его мировоззрение цвет советской театральной культуры. Да, он был от природы наделён недюжинным талантом, необыкновенными и разносторонними способностями. Но именно в школе-студии этот природный алмаз бриллиантом сделали творцы, всем народом признанные. (На всякий случай напомню, что литературу Володе преподавал Андрей Донатович Синявский. Тот самый, который писал под псевдонимом Абрам Терц и который был в 1966 году осуждён вместе с Юрием Даниэлем). В обширной поэзии Высоцкого мы встречаем прямые или косвенные аллюзии, параллели и реминисценции из Библии, из многих восточных учений, из античной мифологии, из "старинных скетчей", из Пушкина, Гоголя, Булгакова, Зощенко, из целой плеяды погибших поэтов-фронтовиков, из Д. Самойлова, Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Б. Ахмадулиной, которую очень высоко ценил и называл "своим любимым поэтом". В личной библиотеке Высоцкого, которую он совершенно точно начал собирать ещё со студенческой скамьи, мы опять-таки находим не только полные собрания Есенина и Маяковского, но и тома А. Ахматовой, М. Цветаевой, Б. Пастернака, И. Мандельштама, И. Северянина. Высоко ценил Владимир Семёнович Николая Клюева. Часто употреблял крылатое клюевское "избяная Русь". Николая Лескова и Павла Мельникова-Печерского тоже не раз цитировал.

Уже треть столетия прошло после смерти поэта, а до сих пор оттуда, "из-за бугра" бесчисленные теоретики и "почитатели" барда из кожи вон лезут, чтобы доказать нам: Высоцкий-де всегда стоял в оппозиции к бывшему советскому народу и социалистическому общественному строю. Его, певца индивидуализма, ничего, мол, кроме факта рождения не связывало с "коммунистическими советами"; если бы ещё немного он пожил, то непременно сбежал бы на обетованный Запад. То есть он просто каким-то чудом не пополнил ряды диссидентов. Для таких признание поэта: "Я смеюсь, умирая со смеха. / Как поверили этому бреду? / Не волнуйтесь, я не уехал, / И не надейтесь - я не уеду!" ничего не значит, потому что было написано "под давлением". Ложь всё это и корыстолюбивая клевета!

У Высоцкого нет ни одной строки, написанной под чьим бы то ни было давлением. Даже в самые трудные моменты жизни, а их на его долю с лихвой выпадало, Высоцкий всегда глубоко осознавал себя всего лишь частицей своего народа, своей Родины. Он не мыслил себя без России и поэтому острее многих других известных деятелей культуры, по разным причинам дрогнувших в борьбе с отечественными бюрократами, понимал, что его место всегда - на Родине. Что именно здесь, как нигде, нужны его голос, его песни, его присутствие. Мучившая его постоянная боль не могла быть до конца понятой ни в каком ином, самом "райском" краю на Земле. Это принципиальный, определяющий момент не только в творчестве, но и во всей жизни Высоцкого.

(Из книги М. Влади "Владимир, или Прерванный полёт": "Уехать из России? Зачем? Я не диссидент, я - артист. Ты говоришь это в Нью-Йорке во время знаменитой передачи Си-би-эс "Шестьдесят минут". У тебя покраснело лицо и побелели глаза - видно, как ты раздражён. - Я работаю со словом, мне необходимы мои корни, я - поэт. Без России я - ничто. Без народа, для которого я пишу, меня нет. Без публики, которая меня обожает, я не могу жить. Без их любви я задыхаюсь. Но без свободы я умираю".

Вся поэзия Высоцкого - простая, почти примитивная, лубочная, "для шансона". Вне именно его музыкального исполнения она не может рассматриваться всерьёз.

Поэзия Высоцкого, как и всякого любого иного творца, - разная. Но в лучших своих проявлениях она отвечает самым взыскательным требованиям. Относительно военно-патриотического цикла, особенно так называемых фронтовых реминисценций, можно смело утверждать, что они абсолютно уникальны и безальтернативны во всей нашей и даже мировой литературе. Другой вопрос, никто по-серьёзному до сих пор не дал себе труда задуматься и проанализировать: а как же так получилось, что человек, родившийся за четыре года до Великой Отечественной войны, ни дня потом не прослуживший ни в армии, ни на флоте, ни даже в милиции, вообще ни в какой силовой государственной структуре, сумел написать такой пронзительной силы поэтические вещи про ту же войну и про ту же воинскую - берём шире - любую "государеву" службу, как это не сделал никто иной ни до, ни после Высоцкого?

Кроме всего прочего, как и всякое сочинительство, недюжинным талантом оплодотворённое, творчество Высоцкого и полифонично, и эвристично, и даже мистично. Не зря же Давид Самойлов написал: "И чему-то вселенскому родственно / И стоустой Молвы стоустей - / Нежное лицо Высоцкого, / Полное печали и предчувствий". А сам поэт не раз твердил: "В душе - предчувствие, как бред", "Смерть тех из нас всех прежде ловит, / Кто понарошку умирал", "Я не знал, что подвергнусь суженью после смерти", "И с меня, когда взял я да умер, / Живо посмертную маску сняли расторопные члены семьи".

[?]В мире нет литературы богаче российской. О поэзии и говорить не приходится. По числу хороших, качественных поэтов на душу населения мы обогнали все страны мира, вместе взятые. Как Япония "умыла" весь прочий мир по электронике. Похоже, в том и другом случае - навсегда. Но русская поэзия удивительно богата ещё и на великие поэтические имена. Высоцкий - в их числе. Уникальность его творчества ещё и в том, что оно чрезвычайно прочно хранится в народе, а стало быть, и в нашей культуре. Как в письменном, так и в звуковом исполнении. Это столь оригинальный интеллектуальный пласт, который никак невозможно измерить, учесть, проинвентаризовать. Грубо говоря, никто и никогда не сможет сказать, сколько в нашей стране, в мире существует любителей Высоцкого. Предположительно: тысячи и тысячи. Но дело даже не в этом. Ни один другой поэт в России, да, пожалуй, и в мире не имеет такой многочисленной, такой благодарной и такой стойкой аудитории, какую суждено было посмертно стяжать Высоцкому. Да, конечно, у многих мировых поэтических знаменитостей есть свои поклонники, приверженцы, популяризаторы. По круглым датам кумиров они, как правило, активизируют свою деятельность. Тогда и мы, простые любители поэзии, вспоминаем о том или другом поэтическом имени - отечественном или зарубежном. В примере с Высоцким картина разительно и принципиально иная. Те, кто его любит, им постоянно живут во всякое время года и все 25 часов в сутки.

Михаил ЗАХАРЧУК

Личное

Он так важен и интересен многим, потому что спустя 32 года после его смерти в людях по-прежнему сильно личное отношение к нему. История идёт своим чередом, но он не уходит в историю. Даже для тех, кто его никогда не видел и не жил в то время, когда и он, Высоцкий, - личное. Ему исполнилось бы 75, не такая уж старость, из ныне живущих "друзей Высоцкого" можно составить клуб. Но представить его старым - так же как и членом любого клуба - нет никакой возможности.

"ЛГ" публикует редкие фотографии из уникального собрания "Дома Высоцкого на Таганке". На первой из них - двенадцатилетний Володя с матерью, Н.М. Высоцкой. Вторая, где он с Мариной Влади и капитаном А. Гарагулей, снята в 1969 году на теплоходе "Грузия". На третьей - фотограф Валерий Плотников сфотографирован со своим героем здесь же, на Таганке, благодаря которому появились наиболее известные снимки великого барда.

К 75-летию со дня рождения Высоцкого в центре-музее его имени 24 января открывается тематическая выставка "Уважаемый Владимир Семёнович!", а в Фотоцентре на Гоголевском бульваре 22 января открылась фотовыставка "Житие Владимира Высоцкого".