Вот какие рассеянные…
Вот какие рассеянные…
Литература
Вот какие рассеянные…
ВЗАПРАВДУ
Марина КУДИМОВА
Уход человека «с поверхности земли» кроме горя и чувства безвозвратности потери совершает подспудно и нечто благое – уточняет масштаб личности ушедшего. При жизни Аркадия Ваксберга его аристократизм и сопутствующие ему черты – мудрость, взвешенность, изящество суждений, естественность и непринуждённость, – не бросались в глаза только слепому. Теперь, когда Аркадия Иосифовича нет с нами, всё оценивается по-новому. Например, его непобедимый оптимизм, ироничность самооценок и непредвзятая внимательность к собеседнику.
Последняя крупная работа Ваксберга, литгазетовца с полувековым стажем, написавшего множество книг, которые ещё предстоит перечитать, сделана именно в тончайшем и почти не встречающемся ныне жанре собеседничества. «Семь дней в марте. Беседы об эмиграции» (Санкт-Петербург, «Русская культура», 2010) – щедрая запись диалогов с другим незауряднейшим человеком нашего обесчеловеченного времени – «русским французом» Ренэ Герра. Легендарный историк русской эмиграции, Герра, как и его собеседник, в особых представлениях не нуждается. То, что принято называть его коллекцией, на самом деле является наиболее полным архивом русского рассеяния, дающим не фрагментарное, но цельное и научно обеспеченное представление о России, которую мы потеряли. Ренэ был близко знаком – или дружен – почти со всеми персоналиями, упомянутыми в книге (а их более 600).
«Семь дней в марте», повторю, представляет собой диалоги двух ярких личностей. Во многом они по-разному смотрят на вещи, что делает чтение только ещё более захватывающим. Как сказал Ваксберг в интервью Кире Сапгир: «Главное то, что наши разговоры начистоту не были втиснуты ни в какие рамки так называемой политкорректности, что чаще всего обозначает самоцензуру. Мы свободно говорили, спорили и высказывали в открытую отношение к тому или иному персонажу?– без ненужного пиетета».
Герра, последний европейский подвижник, яростный защитник и приверженец русской культуры в изгнании, сетует на то, что его бесценное собрание никому не нужно ни в России, ни во Франции. Мудрый Ваксберг не просто утешает собеседника – он, юрист милостью Божией, пытается найти выход из ситуации, которая пронзает безвыходностью самого непрошибаемого читателя. Впрочем, непрошибаемые эту книгу читать не станут.
Посвящённые, казалось бы, творчеству, разговоры об эмиграции неизбежно затрагивают политику. Французские слависты, точно гоголевская Пелагея, путают «право и?лево», колеблются вместе с российским государственным кораблём и ведут себя в зависимости от его меняющегося курса. Герра, сам славист, профессор, даёт коллегам убийственные бальзаковские характеристики. Достаётся от его острого, заточенного русской классикой языка и нашим записным «разъезжателям», «детям капитана гранта», которые ради лишней возможности посидеть на Лазурном берегу замалчивают судьбу колоссального наследия тех, кого практически в одиночку спас от забвения француз. А Российский фонд культуры, с которым Герра вёл переговоры о бескорыстной передаче своего собрания, просто отмахнулся от королевского подарка. На условиях, предложенных российской стороной, ни один серьёзный собиратель сотрудничать не согласится.
«Только об этом и думаю: что дальше? – на своём блистательном «старорежимном» русском языке грустно завершает цикл бесед Герра. – Одно знаю точно: ни во Франции... ни в России... моему собранию, видимо, не место». «Есть мудрое правило: никогда не говори «никогда», – возражает Ваксберг. Кто прав – пессимист или оптимист? Кто вторично спасёт от забвения изгнанников – чужбина или Родина, наконец доросшая до воссоединения разрозненных кусков своей истории?
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,3 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии: