Мне останутся вишни и книжки

Мне останутся вишни и книжки

Литература

Мне останутся вишни и книжки

ЛИТРЕЗЕРВ                                                                                                                                                                                          

Любовь ЛЕБЕДЕВА, 24 года, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

обложка

ну да, ну да, совсем не ближний свет,

но мы готовы – поголовно – ехать.

нам предложили сказочный офсет,

где трын-трава и лист белее снега.

упасть-отжаться. и трамвай придёт,

поскрипывая чреслами вставными,

мы так попали в этот переплёт,

что стали до бессмертья прописными.

что будет дальше? лесополоса,

поля, луга, бескрайние просторы?

как много нужно будет рассказать,

чтоб стать потом зачитанным до корок:

что мне надеть, что плакать невтерпёж,

что ни за что не пробивать билета.

а ты меня услышишь и поймёшь,

и, боже мой, благодарю за это.

угольный набросок

в детстве ставили в угол и говорили: думай,

где ты была неправа, не включила собачку.

я любовалась обоями, мамин смакуя юмор

и вынося резюме, что буду теперь иначе.

буду не врать, не брать, не наносить обиды,

то есть все те неправильные глаголы, что

затвердили в школе больше для вида,

чем для себя, и что же из этого вышло,

где же ундины, где принцы, где мрамор каррарский,

где неминуемость счастья как злого укола?

чтобы «не бойтесь–любите!» стучало указкой,

ставило в угол, как мама меня после школы.

вот я стою. эта девочка, та, на платформе,

та, что смеётся и машет кому-то протяжно,

сколько воды утекло, а она в той же форме,

с той же осанкой такой угловато-лебяжьей.

как бы хотелось схватить её крепко за руку –

твой уготованный угол – твоя перспектива.

думай сейчас, как любить, только это – наука,

я не сержусь уже, я тебе всё простила.

лотова жена

этот режущий свет и вишнёвая горечь потухнут –

ничего не случилось, просто будние дни наступили.

злые осы июля летали на спящую кухню,

и садились на стол, и варенье вишнёвое пили.

...я же знаю, как ты любишь пенки в фарфоровой кружке,

твои ссадины, йод на коленках, зелёнку на пальцах,

как боишься злых стражей июля, которые кружат

над пунцовыми вишнями разные раз-два-три вальсы.

мне так жалко, что ты уезжаешь на август на море

к семенящим испуганным крабам и вёсельным лодкам,

мне останутся вишни и книжки, немому немое,

как безмолвное горе – жене уходящего лота.

это наше последнее утро. убитые осы,

как горячие кляксы на старой клеёночной гжели,

электричка гудит, и в глазах моих злых и раскосых

не найти твоего ускользнувшего отражения.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345

Комментарии: