ГРАБЕЖИ, ГОЛОД И ЭПИДЕМИИ

ГРАБЕЖИ, ГОЛОД И ЭПИДЕМИИ

Ворвавшись в город, гитлеровцы на следующий же день издали приказ о сдаче населением немецкому командованию всех «излишков» продовольствия. Разрешалось оставлять «запасы» только на 24 часа. За неисполнение приказа — расстрел.

Вслед за этим начались повальные обыски во всех домах. Немцы вытаскивали из квартир всё, что попадало под руку: обувь, одежду, бельё, посуду, продукты. Не брезговали абажурами, пепельницами и даже детскими игрушками. Вещи, которые им были не нужны, рубили топором. Часто немцы, будто бы в поисках мни, выгоняли людей из квартир, а затем вытаскивали пожитки и развозили их в машинах и на тачках к себе на квартиры.

Управляющим домами и дворникам было приказано переписать имущество всех жителей Киева. Часть его гитлеровцы забирали себе, остальное завозилось на склады. Один из таких складов помещался на Некрасовской улице, в здании школы № 38. Четырёхэтажный дом был заполнен награбленным добром. Весь первый этаж немцы отвели под продовольствие — хлеб, консервы, сахар, масло; на втором этаже сложили белье; на третьем — одежду; на четвёртом — самые ценные вещи: отрезы дорогого сукна, меха, часы. К школе ежедневно подъезжали автомашины: одни привозили награбленное, другие забирали вещи и везли на дезинфекцию в Жилянскую баню, а потом на вокзал для отправки з Германию. На легковых машинах приезжали сюда гестаповцы и офицеры, всходили на четвёртый этаж и брали себе что хотели.

В грабежах немцы перещеголяли самых отъявленных бандитов. Бандит, как правило, грабит ночью, немец — и среди белого дня. Преступники, одетые в военную форму, сдирали на улицах с прохожих пальто и сапоги, вынимали из карманов и снимали с рук часы.

Грабили солдаты, офицеры, грабили и «учёные». Так, в квартире архитектора Алёшина поселился доктор Мюллерейгерт, хваставшийся дипломом Гейдельбергского университета. Свою «научную деятельность» в Киеве он начал с распродажи мебели и вещей, принадлежащих Алёшину. Удирая из Киева, этот «учёный муж» снял и квартире люстры, отвинтил замок с двери, забрал персидский ковёр.

Стремясь выудить у киевлян припрятанные ими вещи, оккупанты пошли на провокацию. Они объявили об открытии комиссионных магазинов, где население будто бы может выгодно продать свои вещи. Но пожитки, принесённые доверчивыми людьми на сборные пункты, были конфискованы.

Затем немцы стали собирать среди населения одежду и обувь будто бы для военнопленных красноармейцев. «Нове українське слово» 30 октября 1941 г. поместило статью с призывом приносить пожертвования для «пленных и раненых братьев украинцев».

Это, разумеется, была также одна из форм грабежа. Вещи обманутых киевлян немцы брали себе.

Затем гитлеровцы приступили к более «организованным» грабежам. В январе 1942 г. управдомам была дана определённая развёрстка и распоряжение собрать для немецких солдат одежду, обувь, кожухи, валенки, шапки, свитеры и одеяла.

Награбленное государственное и личное имущество населения вывозилось в Германию. Солдаты и офицеры посылали домой украинские полотенца, бельё, одежду, обувь. Вывозили даже мебель: диваны, кровати, шкафы, пианино, зеркала.

На Галицком, Лукьяновском, Куренёвском, Шулявском, Бессарабском, Владимирском, Соломенском, Демиевском базарах и в других местах немцы организовали приёмные пункты для сбора металлических изделий. Киевлян заставляли нести сюда самовары, вазы, металлические статуи, письменные приборы и разные безделушки. Гитлеровцы объявили, что металлические вещи принимаются за плату. Но плата была такой, что никто не хотел «продавать» вещи оккупантам. Тогда немцы прибегли к угрозам.

6 октября 1942 г. СС оберштурмбанфюрер Шпацель опубликовал распоряжение: «12 августа 1942 г. имперский руководитель дал указание, на основании которого всё золото, серебро и другие благородные металлы и все ценные пещи без исключения должны быть изъяты и направлены обергруппенфюреру Поль». В газете «Нове українське слово», от 7 ноября 1942 г. появилось такое объявление: «Все металлические изделия, которые находятся в руках населения, нужно сдать до 30 ноября 1942 г. по объявленным в своё время ценам на одни из нижеуказанных пунктов (далее шёл перечень двадцати приёмных пунктов. — К. Д.). Все несданные металлические изделия будут подлежать конфискации. Штадткомиссар». И киевляне вынуждены были отдавать немцам ценные вещи.

Грабёж узаконен немецкими властями. Это один из методов «вдохновления» немецких солдат. Фашистские верховоды обещали богатую наживу в войне против СССР не только немецким солдатам и офицерам, но и их семьям. И неудивительно, что письма из Германии солдатам и офицерам были полны «заказами» от немок.

Для немецкого солдата-грабителя очень характерна «памятка» солдата Генриха Мейера, попавшая в руки советского командования. В таблице, аккуратно написанной Мейером на гербовой бумаге, отмечено, что именно надо раньше всего «приобрести». В первой графе — «кому» — идёт перечень: папе, маме, Ирме, Лотте, Энрику. Во второй графе — «обувь» — отмечен размер, на каком каблуке, с каким носком. Так же подробно отмечено всё и в других графах. Читая таблицу, можно подумать, что этот фриц ехал на ярмарку.

Немецкие грабители обобрали киевлян с головы до ног. Киевлянин И. Ф. Логвиненко рассказывает: «Киев был мёртвым городом. Кроме немцев и «полицаев», на улицах мало кого можно было встретить из прохожих. Если кого и приходилось видеть, то большей частью стариков и инвалидов. Киев превратился в город нищих. Худые или опухшие от голода, оборванные люди блуждали по улицам и квартирам, прося милостыню. Но никто ничего им не давал, ибо немцы всех ободрали».

На протяжении первых месяцев оккупации киевлянам не выдавалось ни грамма хлеба. Через несколько месяцев блюстителя «нового порядка» установили для жителей голодную норму хлеба — 50—100 граммов в день. Но и эти жалкие крохи доставались киевлянам с большим трудом и перебоями. Собственно, настоящего хлеба киевляне и не видели: так называемый «хлеб» выпекался из разных суррогатов.

Горожане вынуждены были обменивать на продукты питания последние свои вещи. Но не всегда и это удавалось — ограбленные крестьяне не могли удовлетворить спрос городского населения на продовольствие, да и боялись приезжать на базар, опасаясь, что гитлеровцы схватят их и отправят на каторжные работы в Германию. На базарах вывешивались объявления, что за торговлю без разрешения виновные будут наказаны — за это полагалось от 20 до 50 ударов шомполами. Пользуясь этим, немецкие солдаты выходили на базар и обирали крестьян. Часто они ловили крестьян по дороге и отнимали у них продукты.

Киевляне ходили в отдалённые глухие села, чтобы там раздобыть кусок хлеба. В холодную зиму 1941/42 г. много голодных и полураздетых людей, отправившихся за продуктами, замёрзли в дороге.

Но вскоре немцы лишили киевлян возможности ходить и в сёла: выезд из города без пропуска был запрещён. В постановлении № 21 от 26 марта 1943 г., подписанном городским головой Киева, говорилось: «Лица, выезжающие из города Киева без предварительной регистрации в районной управе на срок более двух дней и не подавшие домоуправлению перед отъездом справки районной управы о регистрации выезда, — теряют право на жилую площадь по окончании двухдневного срока со дня отъезда». Имущество этих людей также расхищалось гитлеровцами.

Кроме того, специальным распоряжением ограничивалось количество продуктов, которые можно было иметь при себе в дороге. «Нове українське слово» поместило 2 августа 1942 г. следующее сообщение полиции: «На всех путях, ведущих в город или из города, полиция должна изымать все продукты, которые превышают количество, необходимое для обыкновенного дневного питания.

Это изъятие проводится но приказу высшей инстанции. Все изъятые продукты сдаются гебитскомиссару. Слухи о том, что полиция пользуется ими, являются злостной клеветой. Также совсем неправильно упрекать за изъятие продуктов полицию и ругать ее (очевидно, возмущение киевлян давало себя знать. — К. Д.); эти меры окончательно должны быть проведены в жизнь, поскольку это идёт на пользу общему делу». Далее перечислялось, что можно иметь при себе в дороге: не более одного килограмма хлеба, 1 литра молока и т. д.

«Кто же будет нести при себе больше, — предупреждала полиция, — будет сурово наказан, а продукты конфискованы так же, как и транспортные средства, служившие для перевозки этих продуктов».

Однажды по дороге в Киев шло несколько женщин. Увидев издали немцев и боясь, что они отнимут все продукты, женщины повернули назад. Тогда гитлеровцы послали им вдогонку своих овчарок. Собаки искусали женщин и изорвали на них одежду, а гитлеровцы забрали все продукты.

В городе открылось несколько магазинов и ресторанов. На дверях висели таблички: «Только для немцев». Работало ещё несколько частных кафэ и столовых, но для местного населения они были недоступны.

В газетах объявлялось. «Киевский паевой коммерческий союз украинских купцов «Универсал» начал свою работу. Идёт приёмка магазинов…» Но ни магазинов, ни товаров для населения не было. Домашние хозяйки бродили по улицам с пустыми кошёлками. Купить соли, керосину или спичек было невозможно.

Немецкие и венгерские солдаты выносили на базар спички будапештского происхождения, зажигалки, сигаретки и сахарин, продавали вещи, награбленные у киевлян, при этом всячески обманывая население.

По улицам бродили нищие. Часто можно было видеть, как дети переносили на своих худеньких плечах или перевозили на тачках огромные чемоданы и другие вещи немецких офицеров. Дети надеялись получить за работу кусок хлеба, но получали в лучшем случае вонючую сигаретку.

Инспектор детских садов Петровского района Киева М. М. Осадчая, пережившая оккупацию города, рассказывает: «Трудно себе представить, сколько детей умирало от голода, сколько их ходило по улицам голых, голодных, стараясь раздобыть хоть кусочек хлеба, того ужасного хлебного эрзаца из просяной половы, который в ничтожном количестве выпекался для населения».

В Борисполе помещалась немецкая фирма «Курцер-Генинг», где работало около 500 рабочих разных специальностей. Много было там и киевлян. Жили рабочие в бараках, на голодном пайке: они получали 200 граммов эрзац-хлеба и один раз в день отруби, сваренные на поде. М.Я.Геренрот, работавший тогда в Борисполе, рассказывает: «Однажды немец — заведующий столовой — вызвал меня, рабочих Марченко, Хитова и других и велел ехать с ним на автомашине о поле. Немец приказал нагрузить на машину дохлую, уже червивую лошадь, которая валялась на дороге. Этой падалью и кормили рабочих».

В городе свирепствовал тиф, но населению не оказывалось никакой медицинской помощи. Не было и медикаментов. Немцы закрывали одну больницу за другой. Летом 1942 г. закрыли старейшую больницу города — Октябрьскую — со всеми её отделениями. Многих врачей гитлеровцы вывезли в Германию, а остальных разогнали. Имущество больницы разграбили. Такая же участь постигла и другие больницы. На весь большой город функционировала только одна больница — на Шулявке.

Профессор Михаил Венцковский, переживший дни оккупации Киева, рассказывает:

«Немцы стремились систематически уничтожать наших людей, подтачивать их здоровье, максимально снижать жизненный уровень и, использовав их как бесплатную рабочую силу, бросить на произвол судьбы. Это, по сути, и был «новый порядок», вводимый немцами в Киеве.

…Гитлеровцы заставляли женщин-украинок выполнять самую тяжёлую работу — носить на себе рельсы, уголь, камни, копать землю. 50–60 процентов больных женщин жаловалось на кровотечения, на серьёзные женские заболевания, как результат тяжёлой, непосильной работы.

С холодным равнодушием смотрели оккупанты на вымирание населения Киева от голода и болезней. Они делали всё, чтобы смертность прогрессировала».

Врач Валентин Петров рассказывает: «Как врач, я во время оккупации был свидетелем того, как наша интеллигенция, интеллигенция огромного культурного центра, была обречена на голод, прозябание. Ко мне обращались сотни людей, опухших от голода. Чем я мог им помочь, что мог им посоветовать, когда я сам продавал вещи и голодал? Я видел сотни больных, которые умирали без лекарств, без настоящего ухода, но я сам едва спас от смерти свою жену, больную тифом, пряча её, ибо варвары-немцы расстреливали больных тифом».

От голода и разных эпидемий в Киеве ежедневно умирали сотни людей. Вымирали целые семьи. Погибали люди, известные всему городу: так умерли профессор Кобелев, выдающийся геолог профессор Червинскнй, доктор технических наук А. А. Киров, доктор технических наук Чернобаев и многие другие.