Со скоростью кризиса / Дело

Со скоростью кризиса / Дело

Со скоростью кризиса

/  Дело

Евгений Ясин: «Наш кризис будет разворачиваться медленнее и намного дольше европейского — тем самым мы потеряем возможности для модернизации»

Ныне только ленивый не говорит о кризисе. Накроет ли эта волна Россию с головой или обойдет стороной, лишь слегка обдав пеной? А главное, как этому цунами противостоять? У экс-министра экономики, ныне научного руководителя НИУ «Высшая школа экономики» Евгения Ясина свой — и весьма конструктивный — взгляд на эти проблемы.

— Евгений Григорьевич, нет ли у вас как у экономиста ощущения дежавю 2008 года — надвигающегося на Россию и на Запад нового кризиса?

— Не надо все валить в одну кучу — кризис у них и возможное его проявление у нас. Запад сейчас переживает инновационную паузу. Что касается России, тут ситуация такая. Мы пережили «тучные годы», когда была быстро дорожающая нефть и мы более или менее успешно развивались. Сейчас цена на нефть пошла вниз, но не настолько, чтобы бить во все колокола. Россия в отличие от других стран сполна обеспечена минеральными ресурсами. Поэтому неправомерно ожидать, что вот уже сейчас к нам придет кризис. Во всяком случае я этого не вижу. Отзвук второй волны, который ныне наблюдается на Западе, у нас будет смягчен в том числе потому, что у России есть немалые золотовалютные резервы и небольшие долги. Минфин принял решение зарезервировать 500 миллиардов рублей для прямого финансирования антикризисных мер в будущем году. Опять же у нас не падает объем добычи энергоресурсов. Так что если в России и возникнут кризисные явления, то это станет эхом институциональных проблем, переживаемых всей российской экономикой.

Наш кризис будет разворачиваться медленнее и намного дольше. Если не будет необходимых изменений в политике, он выльется в то, что ежегодный темп роста, запланированный в четыре процента, опустится до двух. Тем самым мы потеряем возможности для модернизации. Но это будет не быстрый процесс. Думаю, он займет от семи до десяти лет. В игровых видах спорта есть такое понятие, как «отложенная смерть». Это когда в основное время не выявлен победитель и играют овертайм — дополнительное время. Если и оно не дает результата, тогда пробиваются пенальти в футболе, буллиты в хоккее, ну и так далее. Нечто похожее может произойти и в нашей экономике.

— И каков сценарий «отложенной смерти»?

— В ближайшей перспективе темпы роста в четыре и более процентов практически невозможны. Скажем даже точнее: от года до пяти лет мы еще продержимся в этих параметрах, но дальше тянуть эту лямку экономика не сможет. В первую очередь по причине убыли трудовых ресурсов. Быстро, одним махом, мы не сможем решить эту проблему. В «тучные годы», к примеру, ежегодный прирост трудовых ресурсов у нас составлял 2,2 процента. При этом рост производительности труда был порядка пяти процентов. Да, если в дальнейшем мы будем ежегодно получать такой же прирост производительности, чего добиться крайне сложно, то все равно сокращение трудовых ресурсов будет постоянно о себе напоминать. А если наши власти начнут еще и гоняться за «иностранными агентами» и так далее, то лучшего подарка тем, кто призывает наш бизнес бросать все и бежать из России, придумать сложно.

Главная проблема для нас — это столкновение традиционных отечественных форм ведения хозяйства и современных. Последние требуют высвобождения деловой активности, создания максимально благоприятных условий для развития, в том числе благоприятных условий с точки зрения доверия общества к бизнесу. На протяжении последних двух месяцев государство делает все возможное, чтобы мы не решили эту задачу. То, что делается сейчас, ведет нас в тупик.

— Все так плохо?

— Возникшие в экономике проблемы не являются такими уж смертельными. Падение фондового рынка, конечно, возможно. Но я в это не верю. Тем не менее при стагнации — а именно к ней мы и движемся — невозможно решать проблемы модернизации. А значит, и дальше будем отставать от других стран. Запад усилит акценты на продвижение инноваций в экономике. У нас же в этом плане явно неблагоприятный климат.

— Вы один из авторов «Стратегии 2020», в которой поставлен диагноз: старая модель экономического роста больше не работает. А какая, по-вашему, должна работать?

— Какие факторы работали в нулевые годы? Первое — высокие темпы роста, прежде всего за счет высоких нефтяных доходов. Это главное. Но сейчас наша власть набрала большие социальные и иные обязательства под нынешние, не столь уже высокие цены от продажи энергоресурсов. По другим экспортным показателям, например по металлургии, мы находимся в равновесии с мировым рынком, и там ожидать каких-либо прорывов весьма проблематично.

Второй фактор — рост трудовых ресурсов при сокращении населения. Это также давало свой положительный эффект. К началу нулевых годов у нас сложилась благоприятная ситуация и с деловой активностью. Потому что бизнес положительно реагировал на сигналы Владимира Путина, который обещал проводить политику равноудаленности олигархов и проведения совместной дружной работы, в ходе которой никто бы не выделялся. Ситуация в экономике стала нормализовываться. Но в 2003—2004 годах имел место отказ от этого тезиса. Достаточно вспомнить историю с одним из самых талантливых российских бизнесменов — Евгением Чичваркиным, который теперь предпочитает отсиживаться в Лондоне. Как результат бизнес сейчас напуган и не собирается особо выкладываться.

— Ну не Чичваркиным же единым...

— Еще один фактор, который некоторые эксперты считают второстепенным. Но, на мой взгляд, он достаточно существенный. Сократились сбережения населения. В абсолютных величинах сокращение, возможно, выглядит не таким уж серьезным. Но их доля в ВВП сократилась весьма значительно. И разница пошла на конечное потребление. В течение всех «тучных лет» темпы роста конечного потребления росли быстрее, чем ВВП. Но сегодня доля накопления составляет всего 20 процентов. Маловато будет. При этом мы имеем отрицательную процентную ставку по депозитам и вообще отсутствие каких бы то ни было привлекательных в реальном исчислении факторов для вложений на финансовых рынках. Кто же будет инвестировать при таких условиях? Я и так удивляюсь, что наши люди продолжают нести свои сбережения в банки... В итоге и этот фактор тоже отпал.

— И что нас спасет?

— Единственный фактор, который мы можем привести в действие, — это повышение деловой активности. Он был заложен в ту новую модель роста, которая прописана в «Стратегии 2020». Но эта модель предполагает довольно существенные изменения в стратегии, включая серьезные институциональные изменения. И не только в экономике, но и в политической сфере. Однако пока я не вижу готовности властей действовать в этом направлении.

— А может, начать с борьбы с коррупцией, наведения порядка на поле правоприменения, а уже потом строить планов громадье в экономике?

— В каком-то смысле я с вами согласен. Но ведь коррупция является следствием всех тех моментов, о которых мы говорили выше. У нас имеется сложившееся господство бюрократии, еще более укрепившееся после того, как чиновничество одержало победу над бизнесом. В этих условиях рост коррупции был неизбежен. Но если сейчас начать непримиримую борьбу с коррупцией силами тех чиновников и силовиков, которые еще совсем недавно брали взятки или были причастны к захвату тех или иных компаний, то, боюсь, это будет не самый продуктивный метод. Повторяю: коррупция — это лишь следствие, а не причина болезни. Чтобы добиться каких-то поворотных изменений, необходимо верховенство права, неукоснительное исполнение законов. Если у вас буква закона подкрепляется духом, распространяемым в среде чиновников, бизнесменов да и всего общества, то рано или поздно коррупция отступит. Но о каком изменении правосознания можно говорить, когда правительство само нарушает законы ради текущих политических задач? Так что правоприменение для подъема экономики является одним из ключевых моментов.

— Значит, есть и второй?

— Вторым, если не первым по значимости, ключевым моментом в деле подъема экономики является конкуренция, которая создает спрос на инновации и которая всегда является необходимым стимулом для бизнеса. Но конкуренция должна быть встроена в правовые рамки, чтобы она была направлена на развитие экономики, а не на воровство. Такое правосознание или правоощущение может начинаться с элементарного уровня, с понимания того, что воровать — плохо, брать откаты — отвратительно и за все за это могут крепко наказать любого, какой бы пост он ни занимал. Так что у нашей экономики, как и у наших властей, есть два козыря, которые необходимо вытащить из колоды, — право и конкуренция. Без этого ничего путного у нас не получится.

— Новое правительство способно справиться с этими вызовами?

— Думаю, да. Само по себе правительство располагает довольно сильным составом. Из того, что мы имеем, это совсем неплохой подбор. Но проблема не в министрах, а в более высоких уровнях.

— Выполнит ли нынешний кабинет министров те социальные обещания, которые были даны в ходе предвыборной кампании?

— Нет, не выполнит, поскольку это весьма масштабные обещания. Кстати, обратите внимание: глава кабинета Дмитрий Медведев на днях стал корректировать данную позицию и давать задний ход по оборонному заказу. Что касается других обещаний, то для их выполнения необходимы институциональные изменения, которые способны привести к росту доходов. Если этого не будет, то простая раздача денег ни к чему хорошему не приведет. То же повышение пенсий будет решаться посредством инфляции. Конечно, необходимо предпринимать усилия в социальной области. Но чтобы они не пропали даром, нужны институциональные преобразования — пенсионная реформа и реформа здравоохранения.

— Ряд экспертов утверждают, что нам придется пойти на девальвацию рубля. Вы согласны?

— Я не понимаю, какие есть сейчас основания для девальвации рубля. Думаю, у некоторых людей существует комплекс, подкрепленный страхом того, что возможен кризис типа1992 года. Говорю ответственно: того лихолетья уже не будет. С этим покончено. У нас сложилась рыночная экономика. И теперь обесценение или укрепление рубля происходит по законам рыночной экономики, а не потому, что в ней что-то сильно разладилось.

— Это правда, что вы призывали своих студентов выходить на протестные митинги? Вы в душе карбонарий?

— Ни к чему подобному и близко не призывал. Всему виной стала публикация в приложении к одной уважаемой газете, где мне приписывается то, чего я никогда не говорил. К тому же я просто не мог нарушить общую установку университетского руководства. А она состоит в том, что мы не допускаем вмешательства политики в нашу внутриуниверситетскую жизнь. Этим, наверное, все сказано.