ВАЛЕРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ И ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

ВАЛЕРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ И ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

Валерий Васильевич — глава администрации нашей области. Губернатор как губернатор, не хуже других. Родом из деревни. Раньше возглавлял совхоз, потом продвинулся по партийной линии. Степенный. Вальяжный. Когда он бубнит свои речи по бумажке, мы не ждем от него сюрпризов. Дважды два — четыре, дорогие товарищи! (Аплодисменты) Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, дорогие товарищи! (Бурные аплодисменты, переходящие в овацию).

В последнее время, однако, наш местный глава всё чаще нарушает традицию. Отрываясь от заранее написанного текста, он начинает импровизировать. И тогда штатные спичрайтеры нервно вздрагивают и судорожно ищут по карманам валидол. Недавно Валерий Васильевич вот так же отвлекся от заготовленной речи и радостно объявил на заседании областного правительства, что, мол, лично заглянул в словарь и не нашел ничего ужасного в слове «кризис». «Я напомню, что на русский язык оно переводится как «поворотный момент». И главное — в этот поворот вписаться», — сообщил губернатор подчиненным.

Что ж, Валерий Васильевич — не первый из руководителей, кто в наши дни озаботился вопросами языкознания. Видный депутат Госдумы потребовал, например, объявить вне закона не только американские доллары, но и даже само слово «доллар». Российский министр культуры поддержал идею напрочь запретить обсценную лексику в литературных произведениях и на экране. A Роскомнадзор опубликовал список слов, не рекомендованных к употреблению без сопутствующих негативных эпитетов (к «идолищу», условно говоря, надо непременно добавлять «поганое», к «хунте» — «фашистская» и т. п.).

Тем не менее отдадим должное поволжскому губернатору: даже на федеральном фоне его экспромт выглядит многообещающе. Сам того не ведая, простосердечный Валерий Васильевич додумался на нового тренда. В самом деле, зачем тратить силы на вершки, если можно сразу ревизовать корешки? Почему бы не использовать этимологию в интересах текущей политики? Ведь истоки современной лексики — совсем не страшные на вид. He бойтесь инфляции, граждане дорогие: переводе на русский это безобидная припухлость. He пугайтесь цензуры — термин восходит к латинскому censeo, то есть «оценивать» (нам же в школе всем ставили оценки). Что есть перлюстрация? Просмотр. Дефицит? Всего лишь обычная нехватка. Пропаганда? Распространение. Регресс? Возвращение. Обскурантизм? Затемнение. Эмиграция? Переселение. И даже роковое слово «санкция» переводится как «постановление».

Заметим кстати, что в советскую эпоху двоемыслия подобные путешествия к истокам значений слов были вообще не нужны: все неудобные для начальства слова просто-напросто заметались, как мелкий мусор, под ковер. A уж если требовался официальный эквивалент — для прессы или деловых бумаг, — то обходились словами-увертками: за формулировкой «10 лет без права переписки» прятали слово «расстрел», евреев называли «безродными космополитами», a наши регулярные войска, вторгшиеся в Афганистан, оказывались «ограниченным контингентом».

Затем грянула перестройка, следом пришли сравнительно честные 90-е, когда были, наконец, легализованы и стали частью официальной лексики умные слова; от них не ждали панацеи и обходились с ними без лукавства. Ho недолго музыка играла: в нулевые годы вместе с очередным витком новояза вернулись словесные бирюльки. Нынешний чиновник еще не может совсем отказаться от умных слов с латинскими и греческими корнями, но уже старается обкорнать их смысл и обезвредить его. Однако и эта лицемерная стадия российского недуга — не финал. Дальше хуже. Судя по той скорости, с какой официальная лексика в нашей стране смыкается с дворовым (а то и уголовным) сленгом, нас вот-вот захлестнет новая мутная волна: еще год-два — и даже в сверхобтекаемые МИДовские коммюнике проникнут выражения типа «пасть порвем», «моргалы выколем», «волки позорные» и «шакалы паршивые». Какие времена, такие и песни. Уже нечего будет стесняться и нечему стыдиться. Вот тогда-то наверняка наступит настоящая языковая катастрофа, и не только, разумеется, языковая…

Хотя постойте-ка: в переводе с греческого «катастрофа» — это не обязательно «гибель»! Да-да! Среди множества значений этого слова есть, вообразите, и «поворот». Ну a во всякий поворот, по меткому наблюдению всё того же Валерия Васильевича, мы уж как-нибудь впишемся. Дело-то знакомое, нам не привыкать. И не в такое еще, бывало, вписывались.