12. ВИОЛЕТТА НОЗЬЕР

12. ВИОЛЕТТА НОЗЬЕР

— Господа, со вчерашнего дня наша страна в глубоком трауре. От руки негодяя в Марселе погибли король дружественной страны и наш министр иностранных дел. В знак скорби предлагаю отложить заседание.

Это заявление председателя суда Пейра словно холодной водой окатило публику, которая до отказа набилась в зал парижского суда присяжных. Да, действительно, вчера, 9 октября 1934 года, хорватские усташи убили короля Югославии Александра I и встречавшего его Луи Барту. Действительно, 10 октября объявлено днем национального траура. Все это так, но в зал суда пришли не для того, чтобы оплакивать короля, сюда явились поглазеть на девятнадцатилетнюю преступницу Виолетту Нозьер, обвиненную в убийстве отца и покушении на убийство матери. Разочарованные таким оборотом люди толпятся в коридорах Дворца правосудия, и каждый утешает себя, что, в конце концов, столь неожиданная отмена судебного заседания придает событию некую торжественность. Этот день, несомненно, войдет в историю.

Он вошел бы в историю так или иначе. Еще ни разу со времен процесса над Ландрю публика не ожидала с таким нетерпением начала судебного разбирательства. Вот уже год дело юной отцеубийцы щекочет нервы обывателям: девушка прехорошенькая, мотивы же, побудившие ее совершить преступление, не ясны.

Когда она решила отравить родителей, ей было восемнадцать лет.

Ее отец Батист Нозьер работает машинистом локомотива. Его репутация настолько безупречна, что ему доверена честь водить поезд самого президента республики. Семейство Нозьер живет на улице Мадагаскар, неподалеку от Лионского вокзала. Виолетта — единственная дочь. К сожалению, единственная. Во всяком случае, она — предмет безграничного обожания родителей, которые буквально молятся на нее и во всем слепо ей доверяют.

Но она задыхается под бременем этой родительской любви, в которой, впрочем, пет ничего необычного, В 1931 году, когда Виолетте исполнилось шестнадцать, у нее появился первый любовник. Поступив осенью 1932 года в лицей Фенелоп, она не знает удержу и меняет мужчин одного за другим.

Отныне Виолетта проводит почти все свое свободное время в Латинском квартале с его кафе, его томительными послеполуденными часами, его искушениями. Карманные деньги у нее есть. Но их мало, чтобы «держать марку», быть на высоте того положения, на которое она сама себя вознесла. Ведь жизнь Виолетты придумана от начала до конца; своим друзьям она говорит, что отец у нее инженер, а мать работает у знаменитого модельера Пакена; сама же она манекенщица.

Чтобы раздобыть денег, она изредка пересекает Сену и фланирует по Большим бульварам в ожидании, когда к ней с определенными предложениями обратятся щедрые господа. Эпизодическая проституция приносит доход, но в конце концов награждает сифилисом.

Как признаться родителям, уверенным в невинности дочери? Виолетта уговаривает лечащего врача доктора Дерона выдать ей справку о том, что она девственница. А значит, ее болезнь носит наследственный характер. Родители верят ей. Они всегда верят Виолетте.

Как-то о мартовский Beчep 1933 года Виолетта приносит, якобы «от врача», лекарство, которое они должны принять, чтобы избежать заражения. Супруги Нозьер без тени сомнения глотают громадные дозы веронала, сильнейшего барбитурата, который удалось раздобыть их дочери. Дозы огромны, но недостаточны… Первая попытка отравления неудачна. Наверное, на этом все бы и кончилось, если бы в 1июне 1933 года Виолетта пи встретилась со студентом факультета права двадцатилетним Жаном Дабеном, который подрабатывает продажей газеты «Аксьон Франсэз» на бульваре Сен-Мишель. Пришла настоящая любовь. Как только выдается свободная минутка, молодые люди запираются в одном из номеров отеля на улице Виктор-Кузен.

У Дабена денег мало. У Виолетты они есть. Она содержит своего любовника, втайне от него занимаясь проституцией. 17 августа Жан Дабен отправляется на отдых в Бретань. Виолетта должна приехать к нему. Они хотят жить вместе. Но для этого надо освободиться от опеки родителей; ей надоело хитрить по каждому поводу. Ей также нужны их сбережения — сто восемьдесят тысяч франков. 2! августа она принимает окончательное решение. И в тот же вечер приносит родителям пакетики с белым порошком.

Следственному судье Виолетта заявила, что отец сожительствовал с ней с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет. Что же касается матери, то Виолетта утверждает, что у нее не было намерения убивать ее.

— Ввести обвиняемую!

Заседание возобновляется. Темное пальто с меховым воротником и черная фетровая шляпа почти скрывают бледное, замкнутое лицо подсудимой. Появление Виолетты Нозьер встречено присутствующими в зале полным молчанием. Она бросает испуганный взгляд на скамью, где должна была сидеть се мать, решившая выступить истицей. Но госпожа Нозьер не пришла на первое заседание. Ее представляет адвокат Буатель.

Председатель суда Пейр начинает допрос. Он похож на пожилого профессора с седой бородкой — в его облике нет ничего устрашающего. Однако первые же его слова звучат очень резко.

— Одна из черт вашего характера — склонность ко лжи, — говорит оп. — Вы лгали своим родителям, своим друзьям, своим любовникам. Иногда без всякой надобности. Сегодня вы стоите перед лицом суден. Готовы ли вы говорить правду?

— Да, господин председатель.

У нее слабенький голосок, в ней сохранилось что-то от малого ребенка.

Председатель суда напоминает о детстве Виолетты, с которой буквально сдували пылинки. Семья всегда казалась очень дружной. Но можно ли говорить о детстве, не вспомнив об отце, которого она убила? Об отце, любовницей которого, по ее словам, она против своей воли била последние шесть лет… Мать утверждает, что не подозревала об этой противоестественной связи… Мать даже не знала, что Нозьер изредка выпивал.

Председатель суда Пейр желает докопаться до истины, по Виолетта перебивает его. Она умоляет:

— Прошу вас, господин председатель, не спраши-в;1Йте меня ни о чем!

Пейр обескуражен.

— Как это так, не спрашивать вас ни о чем, ведь вы столько наговорили по время следствия? Подтверждаете ли вы свои показания?

— Да, господин председатель, Пейр пожимает плечами:

— Хорошо! Вернемся к событиям марта. Расскажите нам о ваших действиях.

В марте совершена первая попытка отравления. Все было тщательно продумано. Виолетта растерла таблетки барбитурата в белый, на вид совершенно безвредный порошок. Приняв «лекарство», Нозьеры ложатся спать. Они стонут во сне. Виолетта поджигает штору, вызывает пожарников. Возможно, она хочет представить дело так, будто они задохнулись от дыма? Или испугалась? На этот раз для супругов Позьер все закончилось сильнейшим недомоганием. У отравительницы маловато опыта.

В суде Виолетта молчит, скованная устремленными на нее взглядами. Председатель суда бесстрастно спрашивает:

— У вас было намерение отравить своих родителей?

— Да, господин председатель.

Ответ едва слышен. А Пейр уже переходит к ужасному вечеру 21 августа, когда Виолетта совершила вторую попытку.

Она снова повторяет все то, что однажды уже проделала. Тридцать шесть таблеток веронала растерты в порошок и разложены в два бумажных пакетика. Третий пакетик приготовлен для себя: предполагается, что она принимает то же лекарство, что и родители, ведь лечение сифилиса продолжается. Но содержимое этого пакетика безвредно, да и по форме он отличается от двух других. Виолетта не боится ошибиться. Она запаслась поддельным письмом от доктора Дерона, и у родителей не возникает никаких подозрений.

Яд сделал свое дело. Несколько часов Виолетта провела, прислушиваясь к хрипам и стонам родителей, изредка заходила в их спальню. Когда отец с матерью затихли, Виолетта обыскала дом в поисках денег, но обнаружила всего три тысячи франков. Она захлопнула за собой дверь квартиры и исчезла в ночи.

Целые сутки она бесцельно бродила по городу и возвратилась домой вечером 22 августа, чтобы довести дело до конца. Мертвый отец лежит в постели. Подушки запятнаны кровью. Мать свалилась на пол и находится в бессознательном состоянии; Виолетта волоком подтаскивает ее к кровати, затем укладывает рядом с отцом и раздевает. После этого открывает газ и будит соседей. Ее родители, объясняет она, покончили с собой. Только что, придя домой, она обнаружила их мертвыми.

Полиция тут же устанавливает, что о самоубийстве не может быть и речи. Цифры на счетчике свидетельствуют, что с момента последнего снятия показаний расход газа был весьма незначительным. Кроме того, у госпожи Нозьер характерные признаки отравления ядом. На следующий день полицейские приводят Виолетту к постели лежащей без сознания матери. Охваченная паникой, Виолетта в ужасе убегает. Теперь нет сомнений, преступление совершила она.

Виолетту арестовали пять дней спустя. Ее привел в полицию мужчина, к которому она подошла на Марсовом поле и который узнал ее по портрету, помещенному на первых полосах газет.

Председатель суда говорит долго, но внимание публики ни на минуту не ослабевает. Одно дело все знать на газет — пресса постаралась и не раз писала о преступлении. Другое дело слушать перечисление подробностей здесь, в присутствии смертельно бледной девушки, подавленной пристальным вниманием к своей особе.

Председатель суда Пейр снова обращается к Виолетте. С трудом скрывая обуревающие его чувства, он спрашивает ее:

— Когда родители на ваших глазах поднесли к губам стаканы с ядом, вы не попытались остановить их, зная, что убиваете?

Виолетта не выдерживает; с громким воплем она падает на пол:

— Оставьте меня, оставьте меня в покое!

Ее защитник метр де Везин-Ларю пробует успокоить подзащитную. Виолетту уводят, и доктор Си-кар, врач Дворца правосудия, делает ей укол. Через несколько минут она возвращается на скамью подсудимых. Шляпка потеряна, волосы всклокочены. Она бела как мел. Пейр снова переходит в наступление:

— Почему после неудачной попытки в марте вы снова покушались на жизнь родителей в августе? Скажите об этом господам присяжным.

Виолетта теряет сознание. Судебное разбирательство вновь прерывается. Когда обвиняемая возвращается в зал, председатель суда спрашивает доктора Сикара, можно ли продолжать заседание.

— Думаю, можно, господин председатель. Она мне только сказала: «Как это жестоко!» На что я ответил: «Это как горькая пилюля, которую надо проглотить».

В зале раздается чей-то смех. Пейр не смеется. Ледяным тоном он произносит заключительные слова:

— Я напрасно пытался найти хоть какой-то факт, могущий служить смягчающим обстоятельством. И ничего не обнаружил. Если подобный факт есть, я разрешаю вам сказать о нем, девица Нозьер.

Девица Нозьер! Унизительное обращение. Виолетта поднимается с места. По-видимому, она глубоко взволнована:

— Господин председатель, я прошу у вас прощения, я прошу прощения у всех за то, что сделала. Я молю, чтобы мать простила меня!

Впервые публика почувствовала нечто вроде сострадания. Заседание заканчивается после допроса свидетеля Дерона, врача, ставшего невольным соучастником Виолетты. Но Дерону почти нечего сказать, или он не желает говорить. Он предусмотрительно ссылается на недопустимость нарушения профессиональной тайны.

Одиннадцатого октября 1934 года до предела возбужденная толпа берет Дворец правосудия приступом, заполняя внешние галереи, которые ведут в зал присяжных. Желающие попасть сюда прибывают на глазах, и, чтобы сдержать их напор, приходится вызвать роту республиканских гвардейцев.

Все хотят присутствовать на сегодняшнем заседании, во время которого юной отцеубийце Виолетте Нозьер предстоит встретиться Лицом к лицу с матерью и любовником.

Те, кто рвется в зал заседаний, громко бранится между собой, иногда, чтобы занять местечко, в ход пускаются даже кулаки. Всех их привлекает острый запашок преступления и прелюбодеяния. Да, Виолетта околдовала публику, как она околдовала поэтов, которые превратили ее в жрицу свободной любви. Сюрреалисты посвятили ей восторженную книжицу, где собраны стихи Андре Бретона, Бенжамена Пере, Поля Элюара. Поль Элюар написал следующие строки, посвященные обвиняемой в кровосмесительстве:

Виолетта пыталась распутать

И распутала

Ужасный змеиный клубок

Кровных связей.

Однако все уверены, что кровные связи вновь сплетутся в тугой узел, когда Виолетта встретится с матерью. После той ночи, когда было совершено преступление, они виделись всего один раз. Это было около года назад в больнице Сент-Антуан, несколько дней спустя после того, как мать пришла в сознание. Ужасная сцена. Виолетта упала перед ней на колени, умоляя простить ее. Монотонным, глухим голосом, словно доносившимся из могилы, госпожа Нозьер произнесла;

— Я прощу тебя только после твоей смерти.

Госпожа Нозьер не захотела присутствовать на открытии процесса. Но сегодня она заняла свое место—на ней густая, черная вуаль, скрывающая лицо. Когда председатель суда Пейр вызывает ее для дача свидетельских показаний, она отбрасывает вуаль, открывая изможденное лицо, на котором лихорадочно горят глаза,

— Госпожа Нозьер, — спрашивает председатель, — можете ли вы сообщить господам присяжным причины, по которым вы решили выступить истицей?

— Чтобы найти сообщников преступления и обелить память мужа, — отвечает Жермена Нозьер твердым и спокойным голосом, — Я любила мужа, И не в силах вынести, чтобы кто-то, даже родная дочь, чернил его.

Выступать истицей против собственной дочери нелегко. И наверное, поэтому после недолгого молчания мать Виолетты Нозьер произносит:

— Я больше не испытываю ненависти к моему несчастному ребенку!

«Несчастный ребенок» на скамье подсудимых прячет лицо в ладонях.

Госпожа Нозьер убеждена в наличии сообщников. По ее словам, Виолетта не могла без посторонней помощи раздобыть яд и составить подложное письмо, якобы подписанное доктором Дероном, Кроме того, она сомневается, чтобы у дочери хватило сил поднять ее, лежащую в бессознательном состоянии на иолу, и уложить на кровать. Нет, у Виолетты определенно был сообщник. И Жермена Нозьер знает его имя — Жан Дабен, любовник дочери. А вот доказательство: как-то встретившись с Дабеном, несчастная Женщина заметила, что у него на пальце красуется перстень ее мужа.

Напряжение в зале возрастает. Всем известно, что в момент совершения преступления Дабен был далеко от Парижа, в Бретани. А перстень ему подарила Виолетта, выкрав его у отца. Она действительно проделала все в одиночку. Но мать не может свыкнуться с этой мыслью, не может взглянуть правде в глаза.

На вопрос председателя Пейра госпожа Нозьер отвечает, что Виолетта прекрасно знала о их сбережениях, о тех ста восьмидесяти тысячах франков, которые хранились в банке.

— Вы допускаете мысль, что ваша дочь решилась на убийство в надежде получить эти деньги?

— Конечно, господин председатель, я так пола гаю, — дрожащим голосом произносит госпожа Нозьер.

Председатель обращается к обвиняемой:

— Виолетта Нозьер, что вы можете сказать по поводу показаний вашей матери?

Виолетта вскакивает и кричит: — Мама! Мама! Госпожа Нозьер поворачивается к дочери и, громко рыдая, протягивает к ней руки.

— Виолетта, дочь моя, то, что ты сказала о своем бедном отце, — немыслимая, ужасная ложь, но могу ли я забыть, что ты мое дитя?!

Виолетта тянется к матери. Будь это возможно, они упали бы друг другу в объятия. Пейр в затруднении. Он обращается к Жермеие Нозьер:

— Вы свободны, мадам. Суд благодарит вас и искренне сочувствует вашему горю.

Госпожа Нозьер на мгновение останавливается перед присяжными. Заломив руки, она молит:

— Пожалейте! Пожалейте мое дитя!

Зал оцепенело молчит. Каждый спрашивает себя, что еще может произойти, чем кончится вся эта мелодрама.

Один за другим выступают психиатры, освидетельствовавшие Виолетту в тюрьме Птит-Рокет. Три психиатра, среди которых особо выделяется доктор Трюэль, главный врач психиатрической лечебницы Сент-Анн. Это его ЗЗбЗ-я экспертиза.

У экспертов сомнений нет. Виолетта полностью ответственна за свои действия. Она не страдает душевными заболеваниями. Ее сифилис не сопровождался нарушениями мозговой или нервной деятельности. Скорее всего, подсудимая — обыкновенная девушка, непомерно эгоистичная, мечтающая о свободе и приключениях, лживая, но отнюдь не нимфоманка.

Здесь есть чему удивляться. Если Виолетта не нимфоманка, то почему она придумывала себе жизнь, даже отдаленно не напоминающую ту, которую она вела в действительности? Не объясняется ли это страстным стремлением соединить воедино мечту и реальность? Зачем такое нагромождение лжи по любому поводу? Если Виолетта не нимфоманка, то как могло появиться обвинение в кровосмесительстве? Разве можно доводить ложь до таких пределов?

Эксперты, похоже, даже не удосужились разобраться в этих вопросах. Да и беседовали они с Виолеттой всего часа полтора.

После треволнений, вызванных встречей Виолетты с матерью, сообщение психиатров выслушано с недоумением. Но останавливаться на этом не стоит— для дачи свидетельских показаний вызван Жан Дабен.

Любовник Виолетты не вызывает никаких симпатии у публики. Известно, что он злоупотреблял щедростью девушки, что касается прессы, то она представила его чуть не сутенером, хотя он им и не был. Оказавшись под угрозой исключения из университета, Дабен предпочел пойти добровольцем в армию и вскоре должен отправиться к месту службы в Южный Тунис. На нем кавалерийская форма цвета хаки. Высокий стройный молодой человек не лишен известной привлекательности. Но неприкрытое презрение, с которым он относится к окружающим, еще больше настраивает против него и так не расположенных к нему магистратов.

Не глядя на Виолетту, он рассказывает о связи с пей и закапчивает следующими словами:

— Несмотря на все случившееся, я сохраняю о мадемуазель Нозьер самые лучшие воспоминания. Ее поступок представляется мне необъяснимым.

— Вы не чувствуете себя в какой-то мере ответственным за него? — спрашивает председатель суда.

— Конечно! — отвечает Дабен. Но его тон противоречит словам.

— На что она тратила деньги? — задает вопрос Пейр.

— Она оплачивала номер в отеле и давала мне ежедневно пятьдесят — сто франков.

— И вы считали это нормальным?

Дабен небрежно, пожалуй слишком небрежно, отвечает:

— Она говорила, что у нее богатые родители.

— Жан Дабен, — буквально рычит Пейр, — я не имею права судить вас, но вы проявили исключительную беспечность я аморальность! Вы поступили теперь на военную службу. Желаю, чтобы новая жизнь помогла вам обрести уважение хотя бы в собственных глазах.

Жан Дабен снисходительно улыбается, чем вызывает гнев прокурора Годеля:

— Пора изменить манеру поведения, Дабен. Разве вы не чувствуете, что думают о вас люди, сидящие в этом зале.

Дабен пожимает плечами, всем своим видом показывая, что мнение публики для него ничего не значит. На этот раз Годель теряет самообладание:

— Вы обесчестили свою семью! — кричит он. — Вы жили за счет несчастной девушки, которую я должен обвинять. Весьма жаль, что вы не предстали перед судом. Но вы заслужили всеобщее презрение, знайте это!

Все это время Виолетта сидит не шелохнувшись; она очень бледна, и чувствуется, что ее нервы натянуты до предела и что она бесконечно устала. Пустым взглядом провожает она уходящего под свист публики молодого военного, которого больше никогда не увидит. Она любила его, любила по-настоящему. Теперь она понимает, что Жан Дабен всего лишь забавлялся с ней, и забавлялся не без пользы для своего кармана.

После этих волнующих сцен публика уже без всякого интереса выслушивает показания друзей машиниста Батиста Нозьера, говорящих о нем как о честном труженике, примерном супруге и отце.

Третий, и последний день процесса Виолетты Нозьер. Любопытствующих собралось не меньше, чем накануне. Все ждут обвинительной речи прокурора Годеля. Тронули ли его слова матери, молившей о сострадании, или он сосредоточит все внимание на ужасном преступлении дочери?

Первым выступает метр Буатель, представитель гражданского истца. Вначале он напоминает о высоких качествах Батиста Нозьера как человека и отца, Батиста Нозьера, ставшего жертвой своей собственной дочери, которая, если верить ее словам, сама оказалась его жертвой. Метр Буатель говорит очень сдержанно, но в его голосе слышится волнение, когда он пересказывает содержание утреннего разговора с госпожой Нозьер, которой снова нет в зале.

— Госпожа Нозьер сказала мне: «Не надо обвинять Виолетту, Передайте, что я прощаю все причиненное ею зло. Я прощаю ей все, даже мерзкую ложь».

Метр Буатель на мгновение замолкает. Затем поворачивается к присяжным и, к всеобщему удивлению, произносит:

— Госпожа Нозьер отказалась от выступления. Впрочем, она не собиралась обвинять свою дочь. Я передаю вам ее слова. Господа присяжные, Жермена Нозьер умоляет проявить сострадание к ее ребенку.

Присутствующие поражены. Итак, госпожа Нозьер отказалась от обвинений; неужели любовь к дочери оказалась сильнее и скорби, и ненависти! Трудно поверить. Даже Виолетта ошеломлена этим сообщением.

Но если мать, жертва, не требует наказания, по требует ли его общество? Годель встает при полном молчании зала.

Преступление Виолетты Нозьер относится к тем деяниям, которые не дают проникнуть в душу и сердце человека никакой жалости, никакому снисхождению. Метр Годель делает паузу. Прокурор — грозный противник: его обвинительные речи могут служить образцом сдержанности и в то же время эффективности,

— Господа присяжные, прошу вас приговорить эту несчастную девушку к смертной казни, ибо она не только убила, но и, не пощадив памяти отца, вылила на него целый ушат гнусной клеветы и лжи, подсказанной ей ее извращенным воображением.

Виолетта в который раз теряет сознание, И потому не слышит заключительной части речи прокурора Годеля.

— Прежде чем выступить с обвинительной речью, мне пришлось выдержать сильнейшую внутреннюю борьбу. Моя душа разрывалась между долгом и состраданием к этому несчастному девятнадцатилетнему ребенку. Но в ее действиях нет ни единого обстоятельства, которое могло бы облегчить ее участь. Господа присяжные, вам известно, что женщин у нас не посылают на гильотину. Я призываю вас выполнить свой долг, как я выполнил спой.

Председатель суда Пейр объявляет перерыв. Виолетта пришла в себя, она вдруг вскакивает с места и кричит:

— Они хотят моей смерти, по они меня не получат! Я покончу с собой!

Полицейские силой выводят ее из зала.

Когда заседание возобновляется, председатель суда Пейр предоставляет слово молодому защитнику Виолетты метру де Везин-Ларю. И снова зал застывает в изумлении. Вместо защитительной речи адвокат приглашает неожиданного свидетеля. Это двадцатилетний студент факультета права, как и Жак Дабен. Его имя Ронфлар, он сын консула Франции в Варшаве. Виолетта ни разу не называла следственному судье его имени.

— Я пришел сюда, — заявляет он, — чтобы облегчить свою совесть. Я встретил Виолетту два года назад. Я никогда не был ее любовником, мы всегда оставались только друзьями, но она доверила мне тайну своих отношений с отцом. Она говорила мне: «Он слишком часто забывает, что я его дочь». И говорила она это не мне одному. Меня удивляет, что у других не хватило мужества заступиться за нее в такой трудный момент.

Как расценить это показание? Председатель суда Пейр в замешательстве. Годель берет под сомнение слова свидетеля, чем вызывает его возмущение,

— Здесь верят лишь свидетелям обвинения! — восклицает он.

Председатель суда призывает его к порядку, и Ронфлар удаляется, дружески махнув рукой Виолетте.

На публику его выступление произвело смешанное впечатление. Было непонятно, какие цели преследовала защита, вызывая Ронфлара в качестве свидетеля, тем более что вопреки его собственному обещанию он не сообщил никаких новых фактов.

Иными словами, защита попала впросак. Метр де Везин-Ларю понимает свою оплошность и поэтому в защитительной речи старается обойти молчанием фактическую сторону дела. Все те, кто предвкушал, что в своей речи защитник сделает упор на факте кровосмешения и будет доказывать его, приводя множество скабрезных подробностей, разочарованы. Адвокат ограничился лишь намеками, отдавая себе отчет в том, что у присяжных по этому поводу уже сложилось собственное мнение. Никто не верит Виолетте.

Метр де Везин-Ларю пытается доказать, что Виолетта даже не помышляла об убийстве матери. Зачем ей это было делать?

— Госпожа Нозьер, — сообщает он, — пообещала дочери приданое в шестьдесят тысяч франков, если Дабен женится на ней. Разве этого мало, чтобы обрести счастье с любимым парнем?

Адвокату не удается полностью убедить в своей правоте никого из сидящих в зале, хотя все еще находятся под впечатлением вчерашней трогательной сцены между матерью и дочерью. Если сказанное правда, то зачем было давать госпоже Нозьер яд, который едва не свел ее в могилу?

Однако Виолетта убила своего отца. Но в какой мере она несет за это ответственность? Психиатры утверждают, что она совершенно вменяема, но ведь у них было слишком мало времени на обследование Виолетты. И адвокат обрушивается на назначенных прокуратурой экспертов.

— Вспомните, что в настояшее время молчаливость— доминирующая черта характера моей подзащитной. Эксперты признают, что не могли добиться от нее нужных разъяснений. Вспомните это, и вы, как и я, придете к выводу, что с научной точки зрения их доклад ничего не стоит.

Метр де Везин-Ларю не ограничивается этим… С особой силой нападает он на доктора Трюэля, который провел уже 3363 экспертизы.

— Не забудьте, — восклицает он, обращаясь к присяжным, — что именно доктор Трюэль был среди тех, кто в прошлом году обследовал сестер Папен из Ле-Мана, чудовищным образом умертвивших своих хозяек! Какое же заключение дал наш эксперт? Он заявил, что обе сестры душевно здоровы! А ведь всего через несколько недель после приговора суда одну из них, Кристину, признали невменяемой и поместили в лечебницу для умалишенных. Господа, вот что такое эксперт, когда он работает на обвинение! Метр де Везин-Ларю не стесняется в выражениях, но присяжные невозмутимы. Затем адвокат затрагивает «специфическое заболевание» Виолетты — сифилис.

— Для второй стадии заболевания, — разъясняет он, — характерно помутнение сознания: воля ослабевает, моральные устои расшатываются, эмоции требуют выхода.

Однако адвокат не собирается все объяснять только заболеванием. В наступившей тишине он продолжает:

— Я защищаю детей. И здесь я помогаю ребенку. Чтобы понять происшедшую трагедию, следует вспомнить о своих собственных чувствах, которые обуревают нас в нашем трудном путешествии через отрочество. Ведь преступление Виолетты Нозьер — жестокая реакция потерянного поколения,

И метр де Везин-Ларю рисует нелицеприятный портрет родителей Виолетты. Он упрекает их в отсутствии должного внимания и заботы, в полном непонимании своей дочери, в попытках привить ей мелкобуржуазные идеалы и взгляды. Родители хотят сделать из Виолетты — жизнерадостной и впечатлительной девушки с богатым воображением — ученого сухаря. Виолетта восстает против родительской опеки и, ослепленная искушениями и миражами Латинского квартала, теряет здоровье и душевную чистоту. Адвокат на некоторое время замолкает, затем говорит:

— Ответственность всегда лежит на тех, у кого в руках власть. За проступки своей дочери прежде всего ответственны родители Виолетты. Я прошу вас простить их виновное дитя.

Метр де Безин-Ларю закончил свою речь.

— Хотите ли вы что-нибудь добавить? — спрашивает председатель суда у обвиняемой.

Нет, ей нечего сказать. Она только еще раз повторяет:

— Я прошу прощения и благодарю мать за то, что она простила меня.

Объявляется перерыв, и присяжные удаляются на совещание. Оно длится час. Наконец первый член суда присяжных, генеральный инспектор Академии, зачитывает утвердительные ответы на все вопросы, обрекая таким образом подсудимую на смертную казнь. Не было найдено ни одного смягчающего обстоятельства. Зал молчит.

— Введите обвиняемую!

Эти слова звучат в последний раз. Обвиняемая превратилась в осужденную. Виолетта, выпрямившись, заслушивает приговор, никак не проявляя своих чувств. Однако видно, что она крайне напряжена. Доктор Сикар настороже. Опасаясь, что Виолетта потеряет Сознание или с ней случится нервный припадок, он приближается к ней. Но Виолетта не нуждается в нем, она больше ни в ком не нуждается. Еще ни разу в жизни она не была в столь полном одиночестве. И вдруг Виолетта поворачивается к присяжным и кричит срывающимся голосом:

— Вы мне все отвратительны! Вы — безжалостные негодяи! Вот вы кто!

Ее уводят силой.

В тот же вечер директор тюрьмы Птит-Рокет, знакомя Виолетту, которой адвокат уже дал подписать кассационную жалобу, с тюремным распорядком, сказал:

— Теперь ведите себя хорошо. Увидите сами: заслужив помилование п снижение срока наказания, вы окажетесь на свободе через десять лет. Вы еще будете молоды.

«Ведите себя хорошо…» С этого дня во французских тюрьмах ни один заключенный не будет вести себя более образцово, чем Виолетта Нозьер. Страстно желая обрести свободу и в своем одиночестве цепляясь за любовь матери, девушка-убийца совершенно преобразится. Она ни разу не повысит голос. ни разу не взбунтуется от отчаяния, совершенно не поддастся деградирующему влиянию тюремного мира. Для надзирательниц, для администрации, для всех тех, кто продолжает интересоваться ее судьбой, Виолетта — из ряда вон выходящее явление.

Перед Рождеством в 1934 году президент Альбер Лебрен смягчает ей наказание: ее переводят в эльзасскую тюрьму Агио. Мать чисто навещает ее, они переписываются. В 1937 году Виолетта в письме к матери публично отказывается от обвинений в кровосмесительстве, которые выдвигала против отца.

С этого дня Жермена Нозьер всячески помогает метру де Везин-Ларю, который надеется добиться освобождения Виолетты. В дело вмешивается орден доминиканцев — Виолетта заявила, что, выйдя из тюрьмы, пострижется в монахини.

Шестого августа 1942 года маршал Петен заменяет пожизненное заключение лишением свободы на двенадцать лет, и 28 августа 1945 года, ровно через двенадцать лет после своего ареста, Виолетта Нозьер выходит на свободу. Рядом с ней улыбающийся молодой человек галантно несет ее чемоданчик. Это ее жених.

Жених! Виолетта Нозьер не перестает удивлять. Доминиканцы не скрывают своего разочарования. Несмотря на данные обещания, раскаявшаяся отцеубийца ускользнула от них.

Наконец-то она свободна. Она свободна жить где угодно, поскольку генерал де Голль отменил и сопутствующее наказание в виде двадцатилетней ссылки. Она обрела свободу жить и любить. В декабре 1946 года Виолетта выходит замуж за того самого молодого человека, который встречал ее у выхода из тюрьмы. Она забирает к себе мать. Отныне две женщины не расстаются. Виолетта умирает первой в 1966 году от рака костей. Она похоронена в одной могиле с отцом на кладбище деревни Неви-сюр-Луар, где родилась.

Но та, которая покоится рядом с убитым ею человеком, уже не преступница. Ее образцовая жизнь и упорство адвоката де Везин-Ларю, который не переставал бороться за дело своего первого клиента, привели к совершенно невероятному результату.

В марте 1963 года Виолетта Нозьер, отравительница и отцеубийца, была реабилитирована судом города Ренн и полностью восстановлена в правах; более того, с нее полностью была снята судимость — совершенно уникальная мера в истории французской юстиции по отношению к приговоренной к смерти преступнице.

Почему суд города Ренн и министерство юстиции вынесли такое беспрецедентное решение в пользу Виолетты Нозьер? Вразумительного публичного разъяснения не последовало. Однако, как предполагают, было сочтено, что девушка стала жертвой приставаний подвыпившего отца, хотя мать и не подозревала об этом. Мотив необходимой обороны не был упомянут, но пришли к заключению — таково по крайней мере всеобщее мнение, — что безупречное поведение осужденной и ее стремление к социальной реабилитации послужили мотивами для реабилитации юридической.

Известно, что, обретя свободу, выйдя замуж и став примерной и преданной матерью семейства, Виолетта Нозьер превосходно воспитала своих детей и до самой своей смерти окружала горячей заботой мужа. Сегодня, когда ее уже нет в живых, дети хранят о пей воспоминание как о нежной доброй матери.

Жила-была однажды девушка восемнадцати лет, с которой никогда ничего не случалось!