Александр Ткаченко. Происхождение вида
Александр Ткаченко. Происхождение вида
Александр Ткаченко «Происхождение вида». М.: Вест-Консалтинг, 2007.
Открывая новую книгу Александра Ткаченко «Происхождение вида», вышедшую в 2007 году в издательстве «Вест-Консалтинг», сразу попадаешь на Манифест автора, без которого, пожалуй, книгу эту понять и принять невозможно — настолько она необычна. Александр Ткаченко в своеобразном предисловии объясняет читателю, что «смена парадигм — это есть революционность видения».
Напоминая слова Бориса Пастернака: «Поэт должен иметь мужество, меняя круг тем и материал, идти на то, чтобы временно писать как бы плохо, т. е. не плохо вообще, а плохо со своей прежней точки зрения», Александр Ткаченко ищет новые пути саморазвития. Жесткость и устойчивость формы тесны поэту, и он пытается разорвать устоявшуюся оболочку, выйти за ее рамки, даже если это окажется как бы в ущерб внешней красивости стиха.
Конечно, это мнение спорно, как и любое индивидуальное мнение, но каждый человек, каждый творец ищет свою точку отсчета, от которой и идет в своем пути, в своем поиске какого-то то ли хаоса, то ли миропорядка… Попытаться понять поэта, писателя, не отталкивая изначально новое, — путь развивающегося человека, человека думающего, познающего, ищущего…
Баланс содержания и формы — это весы, которые колеблются от малейшего изменения миллиграммов, и это нормально, это естественный закон природы. Жертвовать чем-то для достижения каких-то определенных целей может только смелый человек, не страшащийся упреков, укоров, неприятия…
поистине беда когда не знаешь кто ты такой и откуда
и ураганы носят тебя беспечно
с правой руки на левую
с левой руки на правую
оставляя на память
только ресничку на
щеке…
Как легчайшее прикосновение бабочки — летят слова, оставляя еле заметный след пыльцы на кончиках пальцев.
Но буквально через несколько страниц — другое стихотворение, где и смысл и выражение этого смысла, и ритм совершенно другие, принять которые сможет далеко не каждый:
Люблю я девушку с веслом,
Она стоит под кипарисным жаром,
И обреченная на слом
Не даст за деньги или даром.
В ее бисквитной полуплоти
Сокрыта лень и кротость сталинистки.
Эпоха поставила ее напротив
Моих инстинктов самых низких.
Прекрасно понимая, что хочет выразить автор и почему он выбирает именно такую манеру выражения, я, тем не менее, не готова принять ее. Для меня это не та форма, она вне литературы, вне поэтического пространства. Но, сравнивая совершенно разные по форме и содержанию произведения автора, проникаешься уважением и осознанием, что мировидение может быть разным. Восприятие мира у разных видов, как известно из школьного курса биологии, может фантастически отличаться, и это естественно.
Поэтому, пытаясь разобраться в том, почему, как и зачем автор стремится изменить существующую форму, я ищу строки, которые открыли бы мне его душу, его способ взгляда на этот мир.
И глаза их светились
глубиною античных скульптур —
У одних пустота, у других выражение
изумленного разума…
Пустоты в этой книге нет, а вот «выражение изумленного разума» явно прослеживается. Не зря книга называется «Происхождение вида» — в этом и есть та зацепка, которая помогает понять поэта, оттолкнуться от точки опоры, или, если хотите, от «точки сборки» по Кастанеде, чтобы пройти вслед за автором по другой параллели мира, по новому пути человека неравнодушного, неуспокоенного, страдающего трагической болезнью собственного диагноза — «чувственным аналитизмом». Это болезнь страшная и неизлечимая, потому что красота и уродство окружающего мира болезненно ощутимы для восприятия:
Конь лежит с торчащей
Пружиной из развороченного брюха
Пешки валяются с открытыми глазами
В которых навсегда замерзли отразившиеся
Звезды…
Или так:
Чаинки птиц сносит в сторону юга
Око стоит стеклянным протезом
в щеке безвольного неба
Ты — единственное сопротивление на пути
Звездного электричества
Кто стоит за всем?
За всеми нами? Пространство можно развести
Со временем
В щель кто-то подсматривает Кто нас организует?
Мы дышим сквозь панцирь объятий извне
Объем моих легких семь двести,
Разница на вдохе и выдохе — это любовь —
это море шумит во мне,
раскачивая позвоночник — игральные кости нищих…
Книга Александра Ткаченко не дает ответов на вопросы, она их ставит, она визуализирует мир, пространство, мысли, выворачивает наружу чувственные ощущения, разрывая форму и прядя таинственную нить Ариадны, которая может и не вывести из лабиринта, а увести на какие-то другие уровни мира, чтобы ощутить дыхание вселенной и дыхание самого автора.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.