Г. Т. БЕРЕГОВОЙ ТЫ ЗОВЕШЬ СЕБЯ ЮНЫМ ЛЕНИНЦЕМ

Г. Т. БЕРЕГОВОЙ

ТЫ ЗОВЕШЬ СЕБЯ ЮНЫМ ЛЕНИНЦЕМ

На письма ребят отвечает дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт СССР Г. Т. БЕРЕГОВОЙ.

Спрашивают, все время спрашивают отцов ребята:

«А каким ты был, когда тебе двенадцать лет было? А когда четырнадцать?»

Я в свои двенадцать лет, помню, все ждал той минуты, когда мой отец присядет чуток передохнуть и я с ним. А вдруг начнет вспоминать? Что-нибудь припомнит из жизни?

Отцу я всегда завидовал и крепко, как мальчишки умеют, им гордился. Старый партиец с 1918 года, он прожил свою жизнь верно, сурово и прямо.

А недавно письмо получил я, и в нем знакомый вопрос от незнакомой девочки: «О чем вы мечтали лет так в тринадцать-четырнадцать?»

О чем думается, о чем мечтается в отрочестве?

Среди самых разнообразных раздумий и самых невообразимых мечтаний всегда есть главные, любимые, постоянно возвращающиеся: «Что я могу, кем стану?»

Эти вопросы объединяли всех нас, ребят далекой поры — начала тридцатых годов.

Эти же вопросы, оказывается, волнуют и вас, сегодняшних ребят, в не меньшей мере.

Об этом говорят ваши письма.

Что ж, они вовремя, эти вопросы.

Когда пришла пора мне делать выбор дороги в будущее, долгих поисков не потребовалось: мой выбор был сделан — авиация. Старший брат Виктор уже летал, а я страстно мечтал летать, как мне кажется, всегда!

Мальчишки тридцатых годов бредили небом. Мы знали тогда, кто и сколько совершил полетов на льдину лагеря Шмидта, сколько вывез людей.

Для ребят нынешнего поколения все это история. А для нас — начало взросления.

Отважная семерка первых Героев Советского Союза была тогда кумиром всех мальчишек.

В детстве мы все, как один, были убеждены, что авиации принадлежит будущее, что подвиг можно совершить только в авиации и что формы лучше, чем форма военного летчика, нет во всем мире.

 

Один мой приятель мальчишеских лет сочинил клятву. В ней очень красиво говорилось, что он во что бы то ни стало покорит стихию великого и безбрежного пятого океана.

— Покори для начала стихию сна, встань в пять часов, — говорили ему. (В шесть начинались занятия в аэроклубе.) — Что ты все время просыпаешь?

Парень обещал клятвенно:

— Во! Голову на отсечение, клянусь!

Он был славным малым, этот парень, но летчиком он так и не стал.

Я тогда смутно догадывался, что клятвы себе и клятвы товарищам были нужны ему, чтобы взнуздать свою довольно хилую волю.

В школе он слыл «героем» — ему все было нипочем: прыгнуть из окна, бросить бумажного голубя перед носом учителя. А вот встать в пять часов он не мог.

Сегодняшний мальчик Андрей Новиков из Костромской области пишет в своем письме: «Учусь я неплохо, без троек. В отряде меня, в общем-то, уважают. Все помнят, как осенью отряд, которым я командовал, в трудной обстановке сумел добыть знамя и победить в «Зарнице». А сейчас командиром, видно, мне не быть. Мне говорят: «Дисциплина у тебя, Новиков, хромает». Да я и сам знаю, что хромает, но ничего поделать с собой не могу...»

Вот какие дела.

 

— Что такое дисциплина? — спросил я одного знакомого мальчика.

Сначала он не знал, что ответить. Видно, не думал никогда об этом. Но походил-походил и сказал:

— Это когда делаешь не то, что хочешь, а то, что надо.

Вся хитрость, весь смысл, вся глубина понятия «дисциплина» заключены в одном этом словечке «надо».

В школе учиться — надо. Работать в отряде — надо. Эти главные «надо» состоят из сотен других каждодневных «надо».

Например, по заданию отряда надо написать статью в стенгазету. На уроке — понять объяснения учителя. Сидеть на уроке и сосредоточенно слушать — дело трудное, утомительное, серьезное.

Выдержки не хватает, упорства, н е  х в а т а е т  в о л и.

Но разве можно в этом признаться? Даже себе. Ни за что на свете!

Буду скрипеть партой, буду мяукать, буду пускать бумажных голубей. Накажут? Не страшно! Зато я смелый! Зато отважный, зато бесстрашный, смотрите, какой!

Всех обмануть, и себя в первую очередь, утешить себя, оправдаться перед собой — вот для чего эта демонстрация смелости, независимости, отваги. Надо скрыть, забыть, вытеснить из головы неприятные, зловещие догадки: «Значит, я слаб, ничего не могу?»

Бить стекла и кошек — какая тут смелость? Прикрытие слабости. А часто и трусости. Готовы ли «храбрецы» открыто заявить: «Это сделал я»? Смелость в надежде на безнаказанность — подлый обман.

Не верь такой смелости. У настоящих людей она вызывает презрение.

 

Но вот человек понял, что слаб, понял, в чем слаб, и начинает действовать.

Достав страшно непонятную книжку, с невероятным трудом продирается через одну страницу, другую. Сидит часами в неудобной, скрюченной позе.

— Зачем?

Удивляется:

— Как — зачем? Вот развиваю в себе выдержку.

— Получается?

— Не очень...

И не получится.

На вспышке энтузиазма можно осилить и больше, чем себе назначил. Но первый пыл угас, и тут-то дело пошло хуже.

Воспитывать характер как самоцель, делая то-то и то-то, чтобы только воспитать волю, мужество, выдержку, — так не получится.

Надо увидеть цель, настоящую, серьезную, большую цель, очень захотелось ее достигнуть, и это стремление, устойчивое, постоянное стремление во что бы то ни стало добиться поставленной цели, притянет все заложенные в тебе силы, организует их и приведет в действие.

Помнишь Камо? Легендарного революционера-подпольщика Камо, которому в обстановке любой опасности — и, главное, постоянной опасности — ни разу не изменило самообладание. В самые критические минуты, идя на страшный риск, он в одном был уверен всегда — он в себе был уверен до конца.

Что питало мужество Камо? Цель, ради которой он сражался.

Помнишь большевистского комиссара продовольствия Цюрупу?

Каждый мешок хлеба для голодающего Петрограда приходилось добывать и защищать в бою. Комиссар продовольствия доставлял в Петроград эшелоны с хлебом и падал в обморок от голода.

Что стояло за ежедневным героизмом большевика Цюрупы? Создание цели, во имя которой боролся Ленин и партия, во имя которой жил и боролся он сам.

Таких примеров можно привести сотни, тысячи, если обратиться к делам и дням нашей партии, к судьбам ее верных борцов.

Сознание цели, ради достижения которой была создана Лениным наша партия, ради достижения которой она боролась и борется, рождает у ее борцов самоотверженность, и мужество, и самодисциплину.

Это дисциплина особого рода. Добровольная, сознательная. Суть ее в том, что здесь «надо» сливается с «хочу». Они действуют вместе, подкрепляя и усиливая друг друга.

 

Не знаю, кем собирается стать Андрей Новиков и ты, мой читатель, но знаю: кем бы вы ни стали, ваша работа будет нужна народу. И все ваши победы, подвиги, достижения будут тем значительнее, чем теснее ваша цель связана с сегодняшними делами в вашем пионерском отряде.

Организация юных пионеров — замечательная организация. В ней требуют, должны требовать друг от друга самого главного — воли, мужества, стойкости, выдержки, упорства. Но важно, чтобы ее требования к тебе стали твоими требованиями к себе. Добровольными, сознательными. Чтобы требование отряда — «надо» стало для тебя — «хочу».

«Пионерский отряд, — говорила Надежда Константиновна Крупская, — детская организация, которая хочет довести дело Ильича до конца. Вот почему пионерам надо воспитывать в своих рядах не принудительную, а добровольную дисциплину».