VII Различные племена париев

VII

Различные племена париев

ИНДУСЫ В СВОЕМ ПРЕЗРЕНИИ СМЕШИВАЮТ всех париев в одну сплошную массу, и не устанавливают между ними никакого различия по племени и по происхождению. На самом же деле парии носят разные имена, смотря по местности, где они обитают, и по занятиям, которым предаются, все они, вместе взятые, внушают одинаковое отвращение людям полноправных каст; но между собой парии проводят совершенно определенные разграничительные черты, почти такие же резкие и глубокие, как и та, которая отделяет их от остальных индусов.

Самый распространенный на юге Индии класс париев — это курубару. Эти люди занимаются многими ремеслами, которые в силу религиозных предрассудков индусов считаются оскверняющими и позорными. Так как люди из других каст чуждаются этих ремесел, то курубару и являются в них монополистами. Это обстоятельство дает многим из них возможность достигнуть некоторого благосостояния, если только глубоко укоренившаяся, можно сказать, почти врожденная склонность к пьянству не отшибает у них всякой охоты к накоплению сбережений. По какому-то странному излому мышления те товары, которые выделывают курубару, свободно обращаются на рынках и не считаются нечистыми, каковыми, казалось бы, должно было считаться все, что выходит из их нечистых рук. Люди из каст купцов и ремесленников могут спокойно пользоваться этими вещами. Однако представители двух высших каст, брахманы и воины, не могут пользоваться этими вещами.

Некоторые из курубару занимаются перевозкой соли на ослах с Коромандельского берега вглубь страны. На вырученные деньги они покупают рис и другие зерновые хлеба и перепродают их потом своим сородичам. Другие плетут корзины и циновки из прутьев и бамбука. Для того, чтобы добыть себе работу, они беспрерывно должны переходить с места на место. Как только они появляются в какую-нибудь деревню, местный старшина прежде всего отводит место для их стоянки на все время их пребывания. Когда все их дела с местными жителями заканчиваются и никто больше не испытывает надобности в их услугах, они обязаны удалиться.

Эти курубару, по словам Дюбуа, подобно нашим цыганам, занимаются хиромантией и всякими другими видами предсказания. Для того, чтобы входить в сношения с жителями разных местностей, курубару с течением времени создали особый язык, который понятен и им, и индусам разных племен. Вообще, по их нравам, обычаям, по образу жизни они очень напоминают наших европейских цыган. Предсказаниями занимаются по преимуществу их женщины. Но ворожба их отличается от ворожбы наших цыган некоторой особенностью церемониала. Наша цыганка просто берет руку и, глядя на нее, плетет все, что ей взбредет в голову. Ворожея же курубару, усадив перед собой своего клиента и заставив его протянуть руку, бьет в маленький барабан и читает какое-то заклинание, обращенное к богам и домашним духам, которое заканчивается быстро и громко произносимым набором разных непостижимых слов. Только после этого она приступает к подробнейшему изучению линий руки сидящего перед ней простофили и предсказывает ему все худое и доброе, что с ним должно приключиться.

Очень долгое время происхождение наших цыган было темным и спорным вопросом. Его разрешение получилось путем лингвистических сближений. Оказалось, что наши цыгане говорят на языке, весьма схожем с наречиями некоторых племен, обитающих в Декане, откуда и можно было заключить, что цыгане — выходцы из этой местности.

Женщины курубару — искусные татуировщицы. В Индии молодые женщины очень любят татуироваться, и бродячие артистки очень искусно накалывают им на теле фигуры птиц, цветов и разные символические рисунки.

Другое очень распространенное племя париев, носящее имя колла-бантру, живет в лесах и горах Малабарского берега. Эти занимаются по преимуществу грабежами и кражами, и за ними так и утвердилась репутация великих художников этого дела. Родители с самого нежного возраста приступают к выучке своих чад, и в то же время готовят их к выносливости по части побоев и вообще всяких лишений, каковые им угрожают в их будущей карьере. Тут имеется ввиду главным образом закалить будущего вора, чтобы впоследствии, будучи пойман и подвергнут пытке, он не выдал ни себя, ни своих сообщников, невзирая ни на какое усердие палачей. Англичане лишь недавно уничтожили пытку в индийском законодательстве, так что еще и теперь можно встретить представителей колла-бантру, кого без носа, кого без ушей, а иного даже без правой руки. Таковы кары за воровство, предписываемые законами Ману. Само собой разумеется, что в глазах соплеменников эти увечные статьи свидетельствуют о доблести изувеченных.

Колла-бантру в самом деле изумительные артисты по части кражи. Они умеют проскальзывать ночью в жилой дом и буквально опустошить его, не потревожив никого из спящих обитателей. Есть между ними такие доки, которые даже снимают все украшения со спящих женщин, не разбудив их. Один из моих знакомых, путешествующий по Майсуру, однажды ночевал в своей повозке, держа в руке заряженный револьвер и вообще приняв все меры предосторожности, так как очень хорошо знал, что та местность кишит ворами и грабителями колла-бантру. Однако, несмотря ни на какие предосторожности, он был начисто ограблен, так что ровнехонько ничего не слышал, а между тем у него с мизинца был снят очень дорогой перстень. Утром он вспоминал только, что во время сна чувствовал какой-то легкий зуд в этом мизинце и даже наполовину проснулся от этого ощущения, но не придал ему значения и снова заснул. Обычно колла-бантру совершают свои артистические подвиги по ночам. В Индии, стране тропической жары, человек измается за день так, что, когда ночью его охватит относительная свежесть воздуха, он спит крепко, и в это время можно с ним распорядиться по усмотрению.

Есть еще особый класс воров, так называемые канеджи; но эти специализировались на краже пищевых припасов, преимущественно разного зерна, риса, проса, сорго и других. Крадут они не из жилищ, а прямо с полей, когда приближается время жатвы. Нагрянут они обычно целой шайкой и живо кончают дело. На другой день владелец посева приходит посмотреть на свое добро и находит лишь аккуратно сжатый участок.

В Траванкоре и Майсуре обитает племя ламбади, внушающее местным жителям немалый страх. Я сам редко встречал этих людей и не видал, где они ютятся, потому что английская полиция загнала их в неприступные дебри гор. Но вот, что говорит о них Дюбуа.

«О происхождении этого племени ничего не известно. У них есть особая религия, особые нравы и обычаи, каких не встретишь у других каст Индии. Эти ламбади — очень опасные и смелые хищники и грабители. Одно время местному населению не было от них житья, потому что они грабили решительно все, что только попадало под руку. Но потом начались против них жесточайшие преследования, которые несколько ограничили их хищничество. Они уже не смеют предаваться открытому грабежу. Но горе путнику, который попадется им в руки в укромном месте. Эти люди весьма охотно поступают в войска тех мелких царьков-раджей, которые еще не признали английского владычества. Эти войска в сущности простые шайки воров и грабителей, потому что они знать не знают никакой дисциплины. Ламбади охотно идут в эти войска, потому что находят в них все благоприятные условия для применения на практике своих грабительских наклонностей. Случается, что два таких соседних независимых царька поднимают войну. Тогда для ламбади наступает сущее раздолье. Они предлагают свои услуги и той, и другой воюющей стороне, избирая в данный момент ту из них, где предвидится больше поживы. А если вслед за тем фортуна станет более ласковой к противной стороне, то и ламбади спешат перебежать туда. Кроме того, они хорошо зарабатывают в военное время как носильщики и возчики. У них имеются волы, и они поставляют целые обозы для перевозки военных грузов и припасов. Так, например, во время войны англичан с майсурским султаном англичане наняли их в количестве нескольких тысяч для передвижения своих припасов, Однако наниматели потом горько раскаивались в своей оплошности. Им было известно, что они связываются с людьми, свободными от всяких уз совести и нравственности, и следовало заранее представлять последствия подобного шага. Их возчики с таким азартом грабили местности по пути своего следования, что подвергли их почти полному опустошению, да и самим англичанам нанесли такие убытки, какие не нанесла бы и неприятельская армия. Англичане без всякой пощады расправлялись с их главарями, но эти несчастные ничего не могли поделать со своими строптивыми подданными».

В мирное время эти разбойники прикидываются купцами. Они скупают и перепродают зерно и соль, перевозя эти товары с места на место на своих волах. Но как только в области вспыхивает война или просто становится неспокойно, они сейчас же держатся настороже, ловя первый благоприятный момент для того, чтобы безнаказанно предаться грабежу. Злополучные жители области не так трепещут перед вторжением неприятельской армии, как перед набегом ламбади, почуявших добычу. Из всех париев ламбади обладают самой зловещей внешностью. Черты лица у них грубые и жестокие, и у мужчин, и у женщин; выражение лица злобное и лукавое. Вся их внешность сразу выдает всю их внутреннюю суть. Полиция зорко следит за ними на всем протяжении полуострова, потому что, где бы они не появлялись, от них нельзя ожидать добра.

Женщины их очень безобразны и отталкивающе неопрятны. Сверх того они отличаются распущенностью нравов, чуть не вошедшей в пословицу по всей Индии.

Еще ламбади приписывается жестокий обычай, а именно человеческие жертвоприношения. Когда наступает время совершения этого обряда, они, как рассказывают, очень ловко и таинственно похищают первого попавшего человека, уводят его куда-нибудь в пустынное место и закапывают по самую шею в землю. Затем они месят муку в тесто, выделывают из этого теста нечто вроде чашки, чашку эту ставят на голову своей жертвы. В чашку наливают масло, в масло опускают четыре светильни и зажигают их. После этого все участвующие в жертвоприношении берутся за руки и, образовав круг около жертвы, с дикими криками и воплями исполняют какой-то дьявольский танец.

Есть у ламбади один удивительно курьезный обычай, в происхождение и значение которого до сих пор никак не удавалось проникнуты они пьют воду, только взятую из источников и колодцев и никогда не пользуются водой из рек и прудов. В случаях неизбежной необходимости они выкапывают яму на самом берегу реки или пруда и ждут, пока в эту яму просочится вода. Эту воду им можно пить, она становится как бы родниковой и колодезной.

В последнее время кровавые междоусобицы в Индии мало-помалу прекращаются, потому что независимые раджи один за другим подчиняются Англии. Вместе с тем ламбади лишаются совершать свои обычные подвиги. Но это обстоятельство нисколько не смягчает их нравов, и они по-прежнему живут в полном отчуждении от остального населения, с которым входят в сношения лишь побуждаемые к тому крайней нуждой. Ламбади по складу своей жизни — настоящие кочевники, подобно древним обитателям Декана. Их основное имущество — скот, и их главари иногда обладают значительными стадами волов, буйволов и ослов. Кочуют они всегда группами по десять, двадцать, тридцать семей. Они живут в кибитках, плетенных из лозняка или бамбука, которые везде возят с собой. Каждая семья обладает такой кибиткой. Обычные размеры этого жилья — семь-восемь футов в длину, четыре-пять в ширину, и три-четыре фута в вышину. В эту клетку набиваются отец, мать, дети, куры, часто даже и свиньи; другого крова и защиты от непогоды у них не имеется. Свои становища они устраивают в самых глухих и потаенных местах, чтобы отбить у любопытствующих всякую охоту подсматривать, как они проводят время у себя дома и чем занимаются.

Кроме плетенных изделий и всех принадлежностей, необходимых при кочевой жизни, у них всегда есть еще запасы провизии, главным образом в виде разного зерна, и некоторые домашние принадлежности для изготовления пищи. Таким образом, в ряду других париев, ведущих не только нищенский, но почти животный образ жизни, ламбади могут считаться чуть не богачами. К тому же у них есть скот, который служит и для передвижения грузов, и в пищу.

Эти кочевники разбиты на множество отдельных групп, и в каждой из них установились особые нравы, обычаи и законы, так что каждая такая группа образует особую маленькую, независимую республику, управляемую собственными законами.

Окрестное население никогда не имеет никаких сведений о том, что творится среди этих людей. Вожди каждого племени избираются и смещаются общей подачей голосов. На их обязанности все время, пока власть держится в их руках, лежит забота о поддержании порядка, разбор всевозможных дел и приведение в исполнение судебных приговоров. Все это у них, конечно, совершенно своеобразно и не имеет ничего общего с соответствующими актами жизни цивилизованных народов.

Постоянно бродя из области в область, эти бродяги не платят никаких податей правительству; так как большинство из них не владеет никаким имуществом, то и не имеет никакой надобности в покровительстве закона. Правосудие у них свое, домашнее, и они не обращаются со своими делами в правительственные суды. Им некого просить о помиловании, потому что, находясь под гнетом общего презрения, они и мечтать не смеют ни о каком милосердии.

Другой бродячий класс париев — это так называемые оттеры, или колодезники. Эти люди тоже постоянно бродят с места на место, ища себе работы. Кроме рытья колодцев, они принимают на себя также исправление каналов, плотин и запруд. Нравы у них такие грубые и скотские, что они считаются настоящим бичом той местности, где поселились; их, впрочем, и выпроваживают немедленно вслед за тем, как они кончают работу, ради которой переносили их присутствие.

В южной части полуострова есть еще племя, члены которого носят имя паканатти и говорят на языке телинга. Лет двести тому назад они входили в состав признанной и законной местной касты голлавару, т. е. пастухов; эта каста считалась разветвлением третьей индусской касты купцов — шудра. Они занимались земледелием. Потом они перешли на скотоводство и так пристрастились к этому занятию с его кочевым образом жизни, очевидно пришедшимся им по натуре, что с тех пор их стало невозможно вернуть к прежней жизни. Самый же переход к пастушеству был вызван тяжким оскорблением, которому подвергся один из их главарей со стороны правителя той провинции, где они жили. Так как они не добились воздаяния за эту обиду, которое их удовлетворило бы, то они в виде мщения за нанесенную обиду поднялись все как один человек, ушли из той области и раз и навсегда оставили земледелие.

С тех пор они ни разу даже и не подумали о возвращении к прежнему образу жизни и теперь беспрестанно бродят с места на место, никогда и нигде не оседая. Некоторые из их главарей, с которыми мне приходилось сталкиваться, уверяли меня, что все их племя состоит из двух тысяч семей и что часть их бродит по области Телинга, а другая — по Майсуру. Их старейшины иногда собираются на совместные совещания, на которых разбирают дела своих подчиненных.

Эта каста паканатти из всех описываемых племен и каст — самая мирная, причиняющая наименьший вред населению. Правда, они обычно бродят целыми шайками, но никто никогда и нигде не ставил им в упрек воровства или грабежа, совершенного скопом, как это делают, например, ламбади, о которых сказано выше. Если же отдельные члены касты совершают какое-нибудь преступление, то их за это сурово наказывают свои же соплеменники, среди которых учрежден весьма бдительный полицейский надзор. Живут они в нищете; самые богатые из них владеют разве только несколькими буйволами да коровами и продают их молоко. Большая часть из них занимается тем, что собирает разные травы да коренья, использующиеся либо в лекарство, либо для разных технических применений, например для окраски тканей. Этот товар у них охотно забирают местные туземные врачи и мастера; этим путем они отчасти и прокармливаются, а кроме того занимаются еще охотой, рыбной ловлей, отчасти также и попрошайничеством.

Надо еще упомянуть о так называемых домберах, которых включают в число самых жалких отверженцев среди индусского населения. Эта группа париев состоит из всякого рода шарлатанов и фокусников; среди них попадаются акробаты, странствующие актеры, атлеты, борцы, канатные плясуны и т. д.

Некоторые из этих бродяг собираются в компании и образуют группы бродячих артистов. Они бродят по самым захудалым деревенькам, населенным представителями низшей касты, и представляют главным образом религиозные мистерии вроде десяти воплощений Вишну. Другие артисты этого племени бродят небольшими группами и дают представления на подмостках, сооружаемых посреди улицы; они разыгрывают смешные, грубые и совершенно неприличные фарсы. У многих из них есть куклы, с которыми они распоряжаются, как с нашими Петрушками; тут тоже идут на сцене такие пьесы, которые были бы нестерпимы для зрителя-европейца. Правда, там, в Индии, публика на этих спектаклях состоит сплошь из представителей четвертой касты, т. е. разных ремесленников, рыболовов, птицеловов, вообще людей, на которых представители высших каст смотрят чуть ли не с таким же презрением, как на париев.

Далее, отметим племя кахду-курувер; это земледельцы, но земледельцы особенные, бродячие. Они заявляются куда-нибудь в дикий лес или в джунгли, расчищают клочок земли и засевают его. Когда жатва поспела, они снимают ее и вместе с ней сами снимаются с места и уходят.

Так называемые солигуру занимаются врачебным искусством, но исключительно в среде париев. У них есть известные лекарства, и они не без пользы применяют их. Но к этим чисто врачебным средствам они присоединяют разные заговоры, заклинания, воззвания к демонам, от которых, по местному верованию, исходят все хвори и которых надо умилостивить, чтобы добиться исцеления недужного. Однако же, я должен сказать, что был свидетелем-очевидцем того, как один солигуру вылечил человека от проказы, в наличности которой не было никаких сомнений. А известно, что эта ужасная болезнь не поддается никакому лечению по приемам европейской медицины. И невольно задаешь себе вопрос: не обладают ли эти люди, которые вечно бродят по лесам и джунглям, вечно возятся с разными травами и кореньями, изготовляя из них целебные снадобья, не обладают ли они какими-нибудь особенными, совершенно нам, европейцам, не известными врачебными средствами, которые им могла доставить роскошная тропическая флора? Этот вопрос было бы очень интересно изучить на месте какому-нибудь преданному науке европейскому врачу, который бы не отступил перед решимостью прожить несколько лет среди лесов и джунглей Индии, в обществе своих полудиких коллег.

В некоторых местностях Малабарского берега встречается племя, носящее название малаи-кондиайриу. Это грубые дикари, но все же не так далеко отступившие от общественной жизни — по крайней мере, низших классов населения Индии — как племена, только что нами упомянутые. Малаи-кондиайриу живут в лесах. Их главное занятие — извлечение сока из пальмы каллу. Часть этого сока идет на их собственные нужды, а остальное они продают. Извлечением сока занимаются исключительно женщины, которые путем постоянной практики достигают величайшего совершенства в искусстве лазить по деревьям.

Люди этой касты ходят совершенно нагие, и только женщины обматываются небольшим куском ткани, да и то больше для соблюдения условного приличия. Последний независимый майсурский раджа во время одного из своих вторжений в горную область встретил толпу этих дикарей и был весьма смущен их наготой. Он был мусульманин, и хотя его индийские единоверцы в частной жизни не очень церемонны, но зато вне дома, на публике, проявляют утонченную щепетильность в соблюдении скромности и приличий и в этом смысле особенно требовательны к женскому полу. Раджа велел привести к себе старшин встреченной толпы и задать им вопрос: По какой причине они сами и их женщины не носят на теле никаких покровов? Старейшины сперва сослались на ужасную нищету, а затем на обычаи своего племени. Раджа на это возразил, что он требует и повелевает, чтобы они носили одежду, как все прочие обыватели области, и что если у них нет средств на приобретение одежды, то он будет доставлять им каждый год безвозмездно запасы ткани в достаточном количестве.

Дикари, понуждаемые своим владыкой, принялись униженно и усердно молить его, чтобы он избавил их от такой напасти, что одежда для них одно мученье. Они заключили свои мольбы уверением, что если он будет настаивать на своем, вопреки их укоренившимся обычаям, то они скорее решатся уйти из его области, нежели подчинятся такому варварскому притеснению, и уйдут куда-нибудь в другой отдаленный лес, где их оставят в покое. Раджа отступился от своего требования.

Нам остается еще упомянуть о последней группе париев, о так называемых иеру-вару. Это тоже дикари по складу жизни, но далеко не достигшие тех степеней испорченности, как другие.

Иеру-вару живут в области Курга и в окружающих местностях, составляя несколько групп, рассеянных по лесам. Это настоящие парии, но так как страна, в которой они живут, населена народом, относящимся к париям с некоторым снисхождением, то их легко принимают на всякого рода работы, в том числе и земледельческие.

Побуждаемые нуждой, иеру-вару приходят из своих лесных дебрей в населенные места и нанимаются в батраки к местным крестьянам, которые ставят их на самые тяжкие работы, а вознаграждают непосредственно натурой, т. е. отсыпают им несколько мер проса и риса. Но только эти дикари народ беззаботный. До тех пор, пока у него в шалашике остается мерочка зерна, он ни за что на свете не пойдет ни на какую работу. Он поднимается с места только тогда, когда уже доест последнее зернышко из своих запасов. Окрестные жители дорожат этими дешевыми работниками, стараются по возможности не обижать их, потому что они очень злопамятны. Если один из них претерпел обиду, то и все другие принимают ее к сердцу, и тогда уж никто из них не пойдет в работники к хозяину, обидевшему их соплеменника. Примирение же с ними обходится недешево.

Иеру-вару ведут чрезвычайно простую жизнь. Они не носят никаких украшений, до которых так охочи индусы, а особенно их женщины. Они и в пище чрезвычайно умеренны и редко изъявляют претензию на что-либо, кроме соли и перца, которыми приправляют свою обычную еду, зерна и коренья.

Эти дикари — народ очень мирный и тихий. У них нет никакого вооружения, и часто достаточно одного только появления чужого человека, чтобы целая толпа их обратилась в бегство.

Индусы, как мы видели, относятся к ним с терпимостью, однако ставят им в вину колдовство, которым будто бы они занимаются. Индусы глубоко убеждены, что иеру-вару посредством разных волшебных операций могут наносить вред своим недругам.

Среди них соблюдается некоторое деление на касты. Они никогда не едят говядины. Они сохранили обычай очищения после соприкосновения с нечистыми вещами. А эти обычаи, как известно, свято соблюдаются индусами признанных каст. Очень возможно, что это племя париев не было отторгнуто от общества, а само от них отторглось по каким-то неведомым причинам и превратилось в дикарей. Именно за этот-то дикарский образ жизни индусы и презирают вообще всех париев. Презирают их также и за то, что они очень невнимательно относятся к религиозным церемониям, и, наконец, за гнусную распущенность нравов, которая царит среди многих племен париев: обжорство, пьянство, пожирание падали и разных нечистых животных, вроде крыс, змей, шакалов, к которым индусы питают неодолимое отвращение.

Все это, да еще в сочетании с религиозным предрассудком, укоренило в индусе такое отвращение к париям, что он скорее согласится тысячу раз умереть, чем ввести парию в свою семью. Для правоверного индуса уже одно только мимолетное общение с женщиной-парией влечет за собой неминуемое отлучение от касты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.