КЛЮЧ К БЕЗРАЗДЕЛЬНОМУ ГОСПОДСТВУ

КЛЮЧ К БЕЗРАЗДЕЛЬНОМУ ГОСПОДСТВУ

Славен был «Дредноут» не тем, что сделал, а тем, чем был.

Д. Ховард

Рано утром 18 марта 1915 года главные силы Гранд–Флита, состоявшие из 24 линкоров, вышли на учения под командованием адмирала Джона Джеллико. Огромные серые гиганты, разбитые на шесть колонн по четыре корабля в каждой, крушили воды Северного моря своими форштевнями, двигаясь на запад — к острову Фэр. Эта точка на карте не намного больше в реальности. Именно здесь, севернее Оркнейских островов, Большой Флот чувствовал себя в безопасности от германских субмарин и мог заниматься практическими стрельбами. По обе стороны гигантской эскадры, на расстоянии двух миль, рыскали многочисленные эсминцы охранения, еще дальше — крейсера дальнего дозора Шла война, и флоту приходилось быть начеку!

— Не своди глаз с мачт флагмана, — едва слышно прошептал матрос Сэм Ригби стоявшему рядом приятелю Майклу Лернеру. Оба вахтенных сигнальщика украдкой взглянули на спину капитана, обладавшего богатырской фигурой, и вновь подняли бинокли к глазам Капитан 1–го ранга Майкл Олдерсон напряженно ждал.

— Сэр, сигнал с «Мальборо» адмиралу Стэрди, — громко доложил Ригби. — Начать поворот на зюйд — идти в Кромар- ти! — Олдерсон, командир линейного корабля «Дредноут», лишь кивнул головой — приказ Джеллико на крайней левой колонне линкоров давно ждали. Теперь все пять кораблей адмирала Доветона Стэрди (командовавшего 4–й эскадрой, которую возглавлял «Дредноут») должны были склониться к югу, пройдя за кормой огромного флота, и двигаться на базу.

На мачте «Мальборо» затрепетали флаги подтверждающего сигнала, и флагман Стэрди — «Дредноут» отреагировал незамедлительно.

— Сигнальщики, исполнительный к подъему! — баритон Олдерсона обладал металлическим тембром, и все невольно съежились. Адмирал находился в штурманской рубке — палубой ниже, но командиру корабля доверял всецело.

Лернер стал перебирать нужные флаги, одновременно распутывая концы фалов, когда шипящий звук донесся от рубочного окна, заглушив монотонный гул турбин. Капитан Олдерсон, не отрывавший взгляда от картушки компаса, невольно вздрогнул. Корабельный кот Чилдерс, любимец команды и всей эскадры, взъерошив шерсть, бил лапой по стеклу иллюминатора. И почти сразу же где?то рядом послышался хлопок. Ракета прочертила дымный яркий свет, отчетливо видимый с ходового мостика. Она еще не успела погаснуть, как раздался новый выстрел. С «Темерера», мателота (следующего за флагманом корабля) «Дредноута», с криком пускали фальшфейеры.

— Сэр, сигнал с «Мальборо»: «Опасность! Вижу подводную лодку!» — взволнованно отчеканил Ригби.

Едва сигнальщик закончил доклад, как с фор–марса, с высоты треногой мачты, раздался крик:

— Торпеда, след к «Нептуну»!

Наблюдатель, повиснув над ограждением марса, вытягивал руку в сторону второго после «Мальборо» линкора 1–й эскадры.

Моментально сориентировавшись в обстановке, Олдерсон перевел ручки машинного телеграфа в положение «full speed» («полный ход»), резко оттолкнул рулевого и довернул штурвал на два румба влево.

— Перископ по курсу, левее двадцать градусов! — прокричали с крыла мостика, и почти сразу все находившиеся в рубке увидели белопенный бурун — труба «всевидящего ока» субмарины кромсала легкую зыбь моря, поднятая над поверхностью почти на три фута. «Дредноут», начавший плановый поворот, резко увеличил ход и, пересекая курс своей колонны, склонился еще левее. Каково было удивление капитана Олдерсона, когда справа в окна ходовой рубки заползла серая громада «Темерера» — мателот почти шел на обгон!

Перископ вражеской субмарины был замечен в 12 часов 15 минут на «Мальборо» и, с опозданием в полторы минуты, — на самом «Дредноуте». За это время ход флагмана возрос до 19 узлов (35 км/ч), хотя вся 4–я эскадра двигалась с 16–узловой скоростью (29,6 км/ч). Тревогу не объявляли — субмарина находилась в мертвой зоне, недосягаемой для орудий, и любой выстрел уходил в перелет.

На «Темерере» были настроены решительно — стволы его 102–мм противоминной артиллерии пришли в движение, пытаясь нащупать дистанцию до врага. Десятки биноклей не отрывались сейчас от двух огромных, серо–черных силуэтов, идущих полным ходом на своего едва видимого, но смертельно опасного противника! Глядя в перископ, немцы проводили неудачно выпущенную торпеду, след которой еще держался на воде и уходил под корму «Нептуна». Риск был смертельный, но игра стоила свеч! Нечасто можно подобраться к главным силам Королевского флота, удачно миновав завесу рыскающих по сторонам эсминцев охранения и крейсеров дальнего дозора.

Субмарина шла под тупым углом к двум мчавшимся мстителям Еще мгновение — и она, заметив опасность, уйдет на спасительную глубину. У леерных ограждений носовой части «Дредноута» собрались все свободные от вахты. Люди в возбуждении игнорировали опасность! Не меньшая толчея наблюдалась и на баке «Темерера». Прошли долгие 10 минут с момента обнаружения противника, и субмарина наконец увидела, что надвигается на нее. Перископ стал уходить в глубину, британские моряки отчаянно кричали, вновь хлопнул фальшфейер, а затем вдруг наступила звенящая тишина. Олдерсон на мгновение отпустил штурвал и, разочарованный, повернулся к старшему офицеру Рону Гринвуду:

— Проклятье, они успели! Этот гунн просто счаст… — капитан осекся на полуслове: после сильного удара раздался жуткий металлический скрежет, а еще через мгновение — свист вырывающегося под давлением воздуха.

Немцы не успели! Кованый штевень «Дредноута» мгновенно разрезал субмарину, не оставив малейшего шанса на спасение. Корма ушла на дно сразу, обрекая на страшную гибель своих обитателей, а вот нос лодки с искореженной боевой рубкой, раздавленной корпусом многотонного исполина, поднялся вертикально, подобно небольшой башне.

«Дредноут» прошел место тарана почти полностью, когда рассеченное тело подводного убийцы исчезло с глади Северного моря. Кильватерная струя играючи разбросала плавающие деревянные обломки. На поверхности расплывалось огромное маслянистое пятно. Все притихли. Люди искали глазами выживших. Напрасно. Лодка забрала с собой всех!

— Сэр, это U-29, номер был виден… — Лернер выглядел потрясенным, — как же так, сэр…

На мостик «Дредноута» поднимался адмирал Стэрди, и все стали приводить себя в порядок, поправляя форму. Коренастый сэр Доветон был внешне невозмутим и спокоен, словно его флагману каждый день приходилось таранить субмарины кайзера. Однако лицо его выражало крайнюю озабоченность человека, пропустившего нечто важное. Едва переступив комингс рубки, командующий огорошил офицеров:

— То, что мы утопили сейчас, — случайно, не наше?

Олдерсон ответил дерзко и иронично:

— Сэр, по последним сводкам, мы можем уничтожить наши лодки чуть севернее, миль на 450, — дерзкий ответ Олдерсона содержал неприкрытую иронию, но адмирал пропустил ее мимо ушей.

— Ну что же, великолепно! Идем в Кромарти. Да, передайте приказ эсминцам — пусть подберут спасшихся и проверят этот квадрат.

Лернер вновь принялся за флаги, а Олдерсон вернулся к машинному телеграфу. Стэрди молчал, вспоминая что?то. Опустив руку в карман кителя, с огорчением бросил;

— Джеллико всегда берет себе на флагман самых глазастых сигнальщиков. Старый хитрец! — Присутствующие офицеры улыбнулись — командующий флотом был моложе Стэрди на несколько лет. Олдерсон остался верен себе и сейчас:

— Сэр, лодку первыми заметили не с «Мальборо». Отличился наш экипаж.

— Вот как! Наши марсовые?

— Нет, сэр, мой бобтейл, Чилдерс, у переднего окна ходовой рубки…

IV эскадра, ведомая «Дредноутом», держала курс на Англию. Корабли направились в Кромарти. Основные силы Гранд–Флита продолжили свой путь к острову Фэр. На грот- мачте флагманского линкора «Мальборо» реяли флаги сигнала, видимые всему флоту; ««Дредноуту». Отлично сделано!»…

Только намного позднее выяснится, что потопленной субмариной U-29 командовал один из самых известных и знаменитых подводников германского флота—Отто Веддиген. Именно этот капитан–лейтенант совершил атаку века, потопив 22 сентября 1914 года сразу три (!) британских броненосных крейсера: «Абукир», «Кресси» и «Хог»! Подобного мировая история еще не знала! Потери англичан оказались чудовищными. Из 2296 человек экипажей трех кораблей погибли 62 офицера и 1397 матросов. Спаслось лишь 837 человек. Не только Королевский флот испытал шок — дыхание затаил весь мир.

Кайзер наградил счастливчика Железными крестами первого и второго класса сразу. Последней наградой щедрый император одарил и весь экипаж субмарины U-29. Случай этот, кстати, просто уникальный! Настоящим подарком для молодого командира был его перевод и назначение на новую, более современную лодку U-29. Веддигену везло, но 18 марта 1915 года удача изменила офицеру: выпущенная торпеда страдала дефектом гирокомпаса — прибора, удерживающего смертоносный снаряд на заданном курсе. Это спасло «Нептун»! Подводник увлекся, играя со смертью: держать перископ над водой при небольшой волне на виду у противника — полное самоубийство. Форштевень корабля, ставшего при рождении символом военного кораблестроения первой половины XX века, настиг свою жертву. И хотя война продолжалась, более «Дредноут» не отличился. Он даже не стрелял по врагу! Но переоценить значение этого линкора в истории прошлого столетия просто невозможно.

В контексте событий, происшедших сразу после Русско- японской войны, публицист И. Бунич (редкий для нашего времени англофил) пишет, подводя итоги не только самого конфликта, но и целой эпохи в кораблестроении: «Класс эскадренных броненосцев окончательно вымирал. Однако смерть всего старого и рождение нового происходит в муках. В огненном вихре Русско–японской войны, поглотившем весь боеспособный русский флот (кроме Черноморского), англичане увидели новый класс корабля, а сами русские увидели только то, что их корабли никуда не годятся». О флоте России мы еще поговорим, а вот на том, что увидели англичане, стоит остановиться подробнее.

Так уж традиционно повелось в литературе, посвященной кораблю Его Величества «Дредноуту», что его появление неразрывно связывали с обобщенным опытом Русско–японской войны, англо–германским военно–морским соперничеством и, разумеется, гениальным предвидением адмирала и Первого Морского Лорда, сэра Джона Арбутнота Фишера.

Конечно, все не так однозначно, и история корабля, вооруженного значительным количеством тяжелых орудий, — так называемая концепция «oil big gun» («все пушки большие»), — началась задолго до конфликта на Дальнем Востоке и реализации планов германского императора Вильгельма II оспорить у англичан скипетр властелинов морей.

Острое желание найти выход из тупика, в котором оказалась вся тактика и стратегия морской войны в конце XIX века, послужило катализатором новых поисков и идей. Научнотехнический прогресс способствовал развитию морских технологий, намного опережая костное, заиндевевшее мышление адмиралов, водивших эскадры в бой и продолжавших мыслить категориями далекого прошлого. Адмирал Нельсон, разбивший франко–испанский флот в 1805 году у мыса Трафальгар, был образчиком для всех последующих поколений морских офицеров, как и тактика времен Крымской войны 1854 — 1856 годов, когда броня держала удар любого снаряда, а пар начал вытеснять паруса. И если в кораблестроении ясно обозначился технологический прорыв, то в адмиралтействах царил полный «мозговой штиль».

Когда в 1866 году произошло знаменитое сражение между флотами Австрии и Италии у острова Лисса в Средиземном море, это сразу же вызвало широкий резонанс и в политических, и в военных кругах. Флоты двух противоборствующих сторон были молоды и, разумеется, не отличались такой боевой мощью, как тот же британский или французский. Однако в условиях отсутствия тактических инноваций их опыт восприняли как откровение свыше.

Австрийский адмирал Тегетгоф, буквально возродивший флот своей империи из металлолома, атаковал броненосцы своего итальянского оппонента — адмирала Персано, решив окончательно покончить с противником на Средиземноморском театре.

Так, 20 июня 1866 года началось первое, после Трафальгара, крупнейшее морское сражение XIX века. Тегетгофу, сразу перехватившему инициативу, стоит посочувствовать — бой случился в эпоху, когда броня была непроницаема для снарядов, и жалкие попытки броненосцев решить спор с помощью артиллерийского огня приводили лишь к невообразимому грохоту и незначительным потерям в личном составе. Грохот и в самом деле стоял неимоверный, но результат нулевой. Поняв, что шансов потопить противника и хоть что?то изменить в этой битве мало, Тегетгоф, скорее от отчаяния, превращает сражение в свалку и своим флагманским броненосцем «Фердинанд Макс» таранит борт итальянского корабля «Ре д’Италия». Штевень австрийского броненосца сделал пробоину в 16 квадратных метров, и, как только «Фердинанд Макс» дал задний ход, в нее хлынули сотни тонн воды. Ошалевшие итальянцы едва успели покинуть свой обреченный корабль, затонувший через три минуты. После катастрофы адмирал Персано ретировался со всей своей эскадрой, удрученный таким «варварским» способом ведения морской войны.

Теперь, с легкой руки отчаянного австрийца, любой, даже небольшой, военный корабль оснащался специальным шпироном — тараном Флоты некоторых государств даже обзавелись специальными таранными судами, чей шпирон выдавался вперед на 2— 3 метра. Англичане и здесь оказались новаторами, построив уникальный корабль — «Полифемус». Названный именем мифического циклопа, ослепленного Одиссеем, этот «плавающий таран» снабдили скорострельными пушками и парой торпедных аппаратов. По замыслу создателей, «Полифемус», разметав из орудий вражеских канониров, окончательно добьет противника, вонзив в его борт свой бивень. Таран у «циклопа» был выдающийся — 3,5 метра!

Восхищенные американцы, увидев «Полифемуса», похоже, окончательно утратили здравый смысл. В 1893 году флот США обзавелся собственным «технологическим чудом». Судно- таран «Катадин» обшили броней, но не вооружили совсем! Однако подобная тактика означала скорее регресс, больше напоминая эпоху греко–персидских морских битв IV века до нашей эры. Теорий по этому поводу (таран как средство достижения победы над противником) выпустили много, но без реальной пользы. При всей своей радикальности, подобный метод ведения боя напрочь перечеркивал возможности артиллерии и сводился, в реальности, к абордажной сватке. Да и таранить противника — дело весьма опасное для атакующего корабля. Не всегда могло повезти так, как Тагетгофу у Лиссы. Понимали это все, и поэтому более таран в морских сражениях не применялся. Чаще от случайных столкновений со шпироном гибли гражданские суда и корабли собственного флота. Проблема к концу XIX века стала настолько злободневной, что российский вице–адмирал Макаров предложил одевать на корабельный бивень особые «колпачки».

Вопрос об уничтожении противника, недосягаемого для артиллерии вследствии мощного бронирования, оставался открытым до тех пор, пока не произошли кардинальные изменения в способе плавления стали и улучшении ее прочности путем различных добавок. Новаторами здесь выступили англичанин Гарвей и немец Крупп, чей металл в последней четверти XIX столетия не имел конкурентов. Значительный прогресс произошел и в производстве нарезной артиллерии большого калибра. Заметно возросла дальность и скорострельность пушек. Твердосплавному снаряду придавали теперь коническую форму, и вероятность пробития толстой брони существенно возрастала. Важнейшим фактором становилась скорость снаряда. На полигонах ведущих морских держав — Великобритании, Франции, России, Германии — шли непрерывные испытания самых различных артиллерийских систем Бронеплиты расстреливались под разными углами и с разных дистанций.

К сожалению для адмиралов и политиков (и к счастью для моряков), серьезных морских сражений в тот период почти не было и проверить в реальных условиях инновации инженеров и конструкторов можно было, лишь практикуясь в стрельбе по хижинам туземцев где?нибудь в дельте африканской реки Руфиджи или глиняным укреплениям арабских бедуинов. Конечно, это был не тот оселок, на котором оттачивается боевое мастерство и проверяется техника.

Мир активно вступал в эпоху «политики канонерок». Страсти тогда кипели нешуточные. Шел небывалый раздел и захват «бесхозных» территорий в самых различных уголках земного шара. В этом беспрецедентном колониальном разбое лидерами всегда были англичане. Их флот, ставший после Трафальгара чем?то вроде недосягаемого идеала и законодателя мод для остальных морских держав, в реальности представлял из себя огромный и неуклюжий организм. Эвентуальный противник подавлялся авторитетом старых имен, памятью о громких победах прошлого, консерватизмом вековых традиций и количеством кораблей. Вопрос о качестве с повестки дня не снимался, но и особо не рассматривался.

Во–первых, почти 100 лет Британии никто не решался бросить вызов на морях, во–вторых, флоты потенциальных противников были и слабее, и хуже. Особняком в этом списке стояла Франция, имевшая самобытную кораблестроительную школу, но потерявшая интерес к собственному флоту после Крымской войны. Иногда удивляла мир Россия. Уже упоминалось о шоке британцев при появлении на Балтике монитора- броненосца «Петр Великий». В последнее десятилетие XIX века вызов владычице морей — Британии бросят немцы. И все же «просвещенные мореплаватели» (англичане) могли не беспокоиться — над их империей никогда не заходило солнце, а фактор ее стабильности и процветания обеспечивался самым «совершенным боевым инструментом в истории человечества» (по словам молодого У. Черчилля) — Королевским флотом В это хотелось верить, и этому верили!

Поддержанию иллюзии небывалой мощи, позволяющей почивать на лаврах, способствовали и события в июле 1882 года, когда правительство королевы Виктории взялось урегулировать политический кризис в нестабильном Египте. Хедив страны Исмаил–паша, взяточник и казнокрад, с легкостью передал англо–французам контроль над важнейшей стратегической магистралью — Суэцким каналом Пока Лондон и Париж пытались согласовать финансовую сторону этой «законной сделки» с хедивом, в столице Египта Александрии вспыхнуло народное восстание. Возглавил его некий Араби–паша, что наталкивает на мысль скорее о нежелании Исмаила делиться с этим оппозиционером, чем о подлинно народном протесте. Однако, погромы в городе начались, и пострадали в первую очередь европейцы.

Пока в Париже раздумывали, в Лондоне решили действовать незамедлительно. Терять такую лакомую добычу, как Суэц, в Уайт–Холле не собирались, и вскоре в виду Александрии появилась эскадра адмирала Сеймура. Почтенный лорд привел под своим началом 14 кораблей, восемь из которых были броненосцы!

11 июля 1882 года Сеймур начал бомбардировку старых и только возведенных фортов древней столицы. Британская эскадра несла 97 крупных и 270 мелких современных орудий, позволяющих стереть с лица земли любые укрепления и сломить самое упорное сопротивление. Египтяне, укрепившиеся в тринадцати фортах, отвечали атакующим из 44 нарезных пушек и 250 старинных (даже не старых) гладкоствольных, дульнозарядных мортир и орудий времен легендарных сражений конницы мамелюков с пехотой Наполеона Бонапарта. Часто лафеты этих архаичных, почти музейных, экспонатов разваливались после первого выстрела.

Корабли самого могучего флота в мире начали операцию по «приведению фортов к молчанию» в 7 часов утра. Канонада стояла невообразимая. Всю Александрию заволокло дымом и пылью. Такой же чад стоял и над морем — эскадра изрыгала огонь, стараясь не отстать от флагманского броненосца Сеймура «Александра». Наконец, потеряв пять человек убитыми и сорок восемь ранеными, корабли стрельбу задробили. Бой длился до 17 часов 30 минут и продолжился утром следующего дня. Особо отличился броненосец «Темерер», подошедший к берегу вплотную и развивший ураганный огонь. Эскадра Сеймура неистовствовала до тех пор, пока египтяне не подняли белый флаг. Их потери оказались внушительнее: пало 150 защитников фортов, около 400 оказались ранены. Все было завершено! Окончательно очаговое сопротивление подавил высаженный с броненосцев десант…

Итак, адмирал Сеймур еще раз, после Трафальгара, напомнил миру, кто правит морями железной рукой. В Лондоне пышно отметили победу, и имя адмирала стало таким же олицетворением морской доблести, как имя лорда Китченера — символом успехов британского оружия на суше. Будущий фельдмаршал Китченер впервые в истории массово применил пулеметы, уничтожив в Африке несколько тысяч махдистов (восставших суданцев), вооруженных кремневыми ружьями и холодным оружием Сейчас такой способ ведения войны назвали бы варварским, но не тогда. В Лондоне ликовали. И только часть прогрессивно настроенных молодых офицеров сделала противоположные выводы, которые позднее выкристаллизуются в проект «идеального линкора для флота Его Величества». Среди обеспокоенных результатами акции в Александрии был и командир броненосца «Инфлексибл» молодой капитан Джон Арбутнот Фишер. Пройдет совсем немного времени, и это имя навсегда свяжут с самым знаменитым и концептуальным линкором XX века — «Дредноутом». А пока…

Военно–морской историк Альфред Штенцель пишет: «С военной точки зрения эта операция в Александрии не содержала в себе ничего особенного, но за донесениями о ней везде следили с большим интересом, ожидая новых данных о действиях современных снарядов». При дефиците серьезных боевых столкновений подобный интерес закономерен. Опытом этого боя воспользовались позднее флоты всех государств, наделав, как и британцы, массу ошибок.

За громом победных фанфар просмотрели невероятно долгое время бомбардировки и, как следствие, просто чудовищный перерасход боеприпасов. Опустили и тот факт, что орудия египтян были не столько уничтожены, сколько просто засыпаны грудами земли, а значит, подлежали восстановлению. И будь восставшие храбрее, неизвестно, как сложилась бы судьба кораблей Сеймура, даже при их подавляющем превосходстве.

Сразу после боя в одном из писем своему другу капитану Джону Джеллико командир «Инфлексибла» Фишер прямо указывает, что будь у Сеймуры под рукой броненосцы с большим количеством тяжелой артиллерии, «дело окончилось бы за пару часов и с меньшим количеством кораблей». Джеллико корректно, по–джентльменски, отметил недостатки в системе управления огнем (точнее, в отсутствии таковой). Пока это были только разговоры двух близких по духу и устремлениям людей. Всё, о чем они (и не только они) говорили или писали, казалось в те дни фантастикой. Но это были крупицы фундамента, на котором очень скоро встанет новый, по–настоящему могучий флот.

Тревожить своими рапортами почтенных лордов Адмиралтейства офицеры не решились — требовалась скрупулезная проверка их умозаключений. Иными словами, необходим был очередной конфликт с привлечением сил флота. И такой случай вскоре представился.

В 1894 году, не поделив своего влияния в Корее, стали на путь вооруженного противостояния два разделенных морем государства — полуфеодальный Китай и набирающая силу Япония. Это была еще не та Япония, чьи миноносцы в 1904 году дерзко атаковали спящие русские корабли I Тихоокеанской эскадры на рейде Порт–Артура. К началу военных действий с Китаем флот Страны восходящего солнца имел всего четыре крошечных броненосца водоизмещением около 3000 тонн и вооружением из 6 — 10 орудий и семнадцати крейсеров, из которых только семь несли палубную броню и 6 — 12 артиллерийских стволов. Японцы обладали флотилией миноносцев в сорок вымпелов, прикрывающей силы основного ядра флота. Экипажи этих кораблей по своей выучке заслуживали самой высокой оценки. Высочайшим профессионализмом отличался офицерский состав молодого японского флота.

Китайские ВМС насчитывали около 80 кораблей различных классов с 500 орудиями на борту. Эту армаду обслуживали 9000 офицеров и моряков. С учетом возраста кораблей силы противников были примерно равны, но сказывалась разница в подготовке и боевом духе личного состава. Японцы были на голову выше, что и сказалось в ряде сражений, решающим из которых было столкновение двух флотов в 80 милях от устья реки Ялу.

Это вторая, после Лиссы, крупная морская битва началась 17 сентября 1894 года около полудня. Японской эскадрой командовал вице–адмирал граф Ито, чей флаг реял над бронепалубным крейсером «Мацусима». Японцы шли в бой, имея 120 корабельных орудий таких фирм, как Канэ, Крупп и Армстронг. Пушек большого калибра, стреляющих бездымным порохом, было около 15. В распоряжении китайского адмирала Тина (в прошлом полковника кавалерии, что уже говорит о многом) находилось 14 кораблей различных типов. Основу эскадры составляли три небольших барбетных броненосца и три бронепалубных крейсера Китайские моряки готовились встретить «алчных островитян» огнем 48 тяжелых крупповских орудий и почти сотни пушек поменьше. Но главным козырем флота Поднебесной империи (Китая) являлись его военные советники: пятеро немецких и английских офицеров под общим командованием капитана Ганнекена Адмирал–кавалерист Тин, стоя на мостике своего флагманского броненосца «Тин–Иен» и обмахиваясь огромным цветным веером, ловил каждый взгляд этого эксперта, предпочитая разделить с ним не только радость победы, но и тяжесть возможного поражения…

Японцы открыли огонь первыми с дистанции около трех километров, и вскоре огонь скорострельных пушек и выучка их комендоров дали о себе знать. Через несколько минут броненосец «Тин–Иен» лишился мачт, оставив эскадру без управления. Второй броненосец, «Чи–Иен», ринулся, в панике, на таран собственного крейсера В отличие от свалки при Лиссе, японцы предпочитали описывать вокруг китайской эскадры круги, держа противника под сосредоточенным обстрелом на дистанции двух–трех километров. Китайцы отвечали беглым, но малоэффективным огнем К тому же их действиями никто не управлял — флагманский «Тин–Иен» нещадно дымил и с его бортов в воду гроздьями сыпались люди. В просветах серо–бурой пелены мелькал цветастый веер незадачливого адмирала Тина. Через полтора часа случилось непоправимое — избитые китайцы окончательно израсходовали свой боезапас! Их последние снаряды смогли?таки достать флагман графа Ито, крейсер «Мацусиму». На этом скромные успехи моряков Поднебесной империи окончательно завершились и их корабли бросились наутек. Ито поднял сигнал общей погони, но преследовал врага осторожно, опасаясь его миноносцев, и дал возможность Тину укрыться в мелководье Порт–Артура. Складывалось впечатление, что пишется пролог следующей трагедии. Ровно через 10 лет подобная ситуация повторится с I Тихоокеанской эскадрой Российской империи. Но оружие и тактика будут кардинально усовершенствованы.

Бой при Илу длился около пяти часов. Львиная доля времени ушла на маневрирование и выбор дистанции, что японцы проделали блестяще. В западной прессе замелькали ранее не известные, но теперь многообещающие имена капитанов эскадры Ито: Того, Дева, Камимура, Уриу. К началу войны с Россией все из этой когорты наденут адмиральские эполеты.

Китайцы лишились пяти крейсеров, а их броненосцы, хотя и не пропустили снаряды сквозь свой панцирь, получили от 150 до 200 попаданий в незащищенные части надстроек и корпуса. От японского огненного шквала в разной степени пострадали все корабли эскадры Тина. Граф Ито, перенесший свой флаг на крейсер «Хашидате», принял доклад о потерях: 94 убитых и 160 раненых моряков. Ни одного корабля флот Страны восходящего солнца не потерял! И хотя убыль в китайских командах оказалась меньшей (всего 36 человек убитыми и 90 ранеными), что объяснялось желанием моряков скорее прыгнуть за борт, чем сражаться, для флота Поднебесной империи это был разгром. Избитая эскадра «закупорилась» в теснине Порт–Артура, оставив торжествующим японцам власть над морем и абсолютную стратегическую инициативу.

Так победа при Илу стала триумфом, предопределившим и сам исход Японо–китайской войны. Через несколько месяцев блокированный с моря Артур и ряд других крепостей будут взяты штурмом со стороны суши. В следующем 1895 году японцы овладели Вейхайвэем — крепостью недалеко от мыса Шантун. Огромное значение флот сыграл и в этой операции, периодически обстреливая китайские укрепления и корабли с запредельной для того времени дистанцией — пять–семь километров! Китай, с потерей важнейших стратегических пунктов, сопротивление прекратил. Действия флота Страны восходящего солнца вызвали в мире шок!

Подводя итог этой далекой от Европы и Америки войны, А. Штенцель отмечает: «Конечно, это единичное сражение (при Илу) между противниками неодинаковой силы и качества не могло дать определенных тактических аксиом, но дало все?таки во всех отраслях военно–морского дела сильный импульс к дальнейшему развитию. Значение флота было снова доказано…»

Военные эксперты отреагировали на происшедшее однозначно — роль скорострельной артиллерии и быстроходности кораблей оказалась важнейшей. Адмирал граф Ито сам выбирал дистанцию, диктуя противнику условия боя. Новый лозунг — «быстро подойти и сильно ударить» — в одночасье нашел апологетов по обе стороны океана. Скорость и огневая мощь кораблей — залог успеха в будущих морских сражениях! Эта аксиома как никогда импонировала Джону Фишеру, ставшему незадолго до Японо–китайской войны, в 1891 году, контр–адмиралом. От открывающихся перспектив и возможностей перехватывало дыхание. Теперь Фишер мог использовать и свои связи, и немалую власть. План реорганизации флота Великобритании пока не созрел, но дальность и плотность огня кораблей графа Ито оставили в душе контр–адмирала неизгладимый след. К идее создания мощного броненосца с большим количеством тяжелых, дальнобойных орудий был сделан еще один шаг!

Японо–китайская война стала значительной вехой в развитии военного кораблестроения. Небольшие броненосцы адмирала Тина выдержали сильнейший огонь, оставшись при этом на плаву и не потеряв боеспособности. Разумеется, сожженные шлюпки и разбитые мачты повлияли на решение Тина ретироваться в Порт–Артур не так категорично, как закончившийся боезапас и разбегающиеся моряки. В реальности, одержав победу, Ито так и не смог утопить ни одного бронированного корабля противника. И если где?то в прессе звучала иногда критика дорогостоящих и неуклюжих броненосцев, то теперь сомнения были развеяны — только эти корабли, с их мощной артиллерией и способностью «держать удар», могли быть тем ядром, вокруг которого формируется остальной флот.

Крейсера, миноносцы, канонерские лодки и тральщики выполняют функции разведки, рейдерства, добивания врага или его блокирования, очистки фарватеров от мин и обеспечивают тем самым успешные действия «капитальных» кораблей — броненосцев. Термин «капитальный» вошел в обиход с легкой руки англичан, оценивавших морских бронированных аристократов как по стоимости постройки, так и по их значению в артиллерийском бою.

Несмотря на дороговизну подобных исполинов, мир охватила броненосная лихорадка. Великобритания, имевшая развитую судостроительную промышленность, сразу оказалась в лидерах, завалив свои верфи заказами на постройку собственных и чужих броненосцев. Флот королевы Виктории рос как на дрожжах, прочно занимая главенствующее положение как по количеству («two power standard»), так и по качеству создаваемых линкоров. Мнения военных историков относительно качества неоднозначны. Живуч стереотип, что Королевский флот той эпохи, подобно жене Цезаря, вне подозрений.

Итак, классический «капитальный» линейный корабль конца XIX — начала XX века—это двух-, трех- или четырехтрубный гигант весом от 10 до 16 тысяч тонн, который нес, как правило, четыре больших орудия (калибр от 10 до 13 дюймов, или 254 — 330 мм) в двух башнях, или барбетных установках, расположенных в передней и задней частях корабля. Эти четыре орудия и являлись тем разящим мечом, которым броненосцы крушили противника, решая судьбы морских сражений. В качестве артиллерии вспомогательного калибра (так называемой противоминной) использовались 20 — 40 пушек, размещенных по бортам в казематах (подобно парусникам прошлых веков) или в башнях меньшего размера (как, например, на «Цесаревиче»). Своим названием эта артиллерия обязана все тем же англичанам. Британец Уайтхед, создав одну из первых в мире торпед, окрестил свое детище «самодвижущейся миной». Вскоре те небольшие корабли, которые вооружались торпедными аппаратами, стали называть миноносцами.

Угрозу эти быстроходные морские истребители представляли огромную, но вести по ним огонь из орудий главного калибра было немыслимо — так же, как стрелять по воробьям из пушки. Для этого и ввели на броненосцах артиллерию поменьше. Все свободное пространство на марсах, многочисленных мостиках, прожекторных площадках, крышах башен конструкторы старались «нашпиговать» самым различным арсеналом: от 37–мм скорострельных артсисгем до вошедших в моду пулеметов.

Броненосцы в полном вооружении напоминали рассерженного дикобраза — стволы различных пушек, подобно иглам, смотрели во все стороны, и подступиться к подобному чудовищу было непросто. Часто в подводной части корпуса монтировались торпедные аппараты. Но все без исключения броненосцы, как и корабли меньших классов, оснащались многотонным кованым тараном — тактический прием адмирала Тегетгофа у Лисы наложил свой отпечаток на идеи кораблестроителей.

Широко распространенным калибром вспомогательной артиллерии броненосцев являлись шестидюймовые орудия (152 мм). Когда в атаку выходили миноносцы врага, 12 — 16 подобных пушек могли с легкостью отразить нападение.

О наращивании огневой мощи линкоров после сражения при Илу заговорили много, но дело шло гораздо медленней, чем хотелось бы. Такие корабли, как российские броненосцы типа «Синоп», вооруженные целыми шестью (!) тяжелыми орудиями, воспринимались скорее как исключение. Две башни (а точнее, барбета с четырьмя пушками) устанавливались на баке (носовой части корабля) и рассчитывались на встречный бой в узостях турецких проливов с английскими броненосцами. Барбеты стояли бок о бок и могли вести огонь только по курсу броненосца сразу из четырех орудий. При стрельбе бортом в ансамбль включалась кормовая установка, но автоматически выпадала одна носовая с противоположной стороны. Как ни крути, а общее число орудий, доведенное в этом проекте до шести единиц, при залпе давало «магическую» цифру — четыре. Дальше эксперимента дело и не пошло. Россия ограничилась четырьмя такими броненосцами («Синоп» и «Георгий Победоносец», «Чесма» и «Екатерина II») и вновь вернулась к традиционной схеме.

Не менее оригинальными оказались и американские проекты. Так, в 1900 году в США вошли в состав действующего флота два броненосца типа «Кирсардж», чья артиллерия главного и вспомогательного калибров эшелонировалась по высоте. Придерживаясь традиционной схемы, американские конструкторы установили две двухорудийные башни на баке и корме линкоров, но водрузили на них сверху (!) башни поменьше — с орудием калибром 203 мм Эта «артиллерийская этажерка» имела весьма внушительный и устрашающий вид, однако страдала целым рядом недостатков. Во–первых, башни были намертво приклепаны друг к другу и не могли действовать самостоятельно. В случае отражения атак миноносцев управлять четырьмя восьмидюймовками (203 мм) приходилось, вращая и главный калибр. Во–вторых, при ведении совместного огня прислуга четырех башен буквально глохла от грохота и звона внизу (или вверху), а вести прицельную стрельбу реальной возможности не имела — мешал густой дым от выстрела соседей «по этажу». Опробовать действия своего нововведения в боевых условиях флоту США не довелось, и страдающее манией величия после разгрома испанцев Морское министерство утвердило еще одну серию подобных броненосцев.

В 1904–1905 годах на воду спустили четыре линкора с эшелонированным вооружением Головным в серии шел «Нью- Джерси». И хотя янки предпочитали учиться на своих ошибках, чаще игнорируя чужой опыт, следует отдать им должное. Флот США одним из первых пошел на увеличение главного калибра своих «капитальных» кораблей. Пока корабли остальных стран грозили противнику двенадцатидюймовыми орудиями (305мм) и считали это достаточным, броненосцы упомянутых выше серий несли по четыре пушки калибром 330 мм! Эго был несомненный прогресс, докатившийся до европейцев только с началом «дредноутной гонки».

Прошло чуть более трех лет после окончания Японокитайской войны, как в другом конце света, у берегов далекой Америки, возник новый конфликт, ход и последствия которого в очередной раз продемонстрировали возросшую роль флота и капитальных кораблей.

В 1898 году началась Испано–американская война. Это событие мировой истории особого внимания писателей и исследователей не заслужило. Небольшая, маловыразительная война, где?то на периферии цивилизованного мира, стерлась из памяти намного быстрее, чем, скажем, Англо–бурская. Но менее значимым в военной истории этот конфликт не стал.

Во–первых, это была первая империалистическая война. Да- да, читатель! Задолго до всемирного пожара 1914 — 1918 годов две державы западного мира решили доказать свое право на колониальные владения. Во–вторых, итоги этого противостояния оказались знаковыми, ясно продемонстрировав — в Западном полушарии появилась страна, чьи имперские амбиции и захватнические устремления следует учитывать остальным державам И, в–третьих, американский успех подхлестнул дальнейший перераздел пока еще свободных «ничейных территорий» (Китая, Кореи, многочисленных тихоокеанских островов и т. д.), что привело к очередному витку гонки морских вооружений.

Подоплекой конфликта стало стремление Соединенных Штатов установить свой контроль над зоной Панамского канала. Для Западного полушария эта важнейшая рукотворная артерия имела не меньшее стратегическое значение, чем Суэц для полушария Восточного. На Панамский канал положили глаз англичане, а допустить его захват европейской державой могло означать ущемление торговых и транспортных интересов США. В 1893 году с просьбой о протекторате (защите) или принятии в союз к Вашингтону обратилась Республика Сандвичевых островов. После подобного прецедента возникло желание подчинить и другие территории в зоне Мексиканского залива. И тут, как нельзя кстати для янки, вспыхнуло восстание против испанского господства на острове Куба Инсургенты (восставшие) сражались отчаянно, и Мадрид был вынужден перебросить на мятежный архипелаг 150 тысяч своих солдат. В Вашингтоне упустить подобный шанс не могли, и в 1897 году президент США Мак–Кинли впервые озвучил идею признания восставших воюющей стороной. Правда, и без подобного демарша поток оружия и добровольцев на «жемчужину Антильских островов» — Кубу шел непрерывно. Благодарные островитяне еще не знали, чем обернется для них эта помощь. Озлобленный Мадрид выслал в Нью–Йорк один из своих боевых кораблей — начиналась игра нервов. Бронированный посланец еще не успел пересечь океан, а в бухте столицы Кубы — Гаваны бросил свой якорь броненосец ВМФ США «Мэн». Дальше случилась трагедия, ставшая столь необходимым Вашингтону «казусом белли» — поводом к войне.

15 февраля 1898 года в 21 час чудовищный взрыв разворотил три четверти американского корабля, погубив 250 моряков. Газеты всего света затрубили об испанской диверсии, и конгресс США моментально создал следственную комиссию. И хотя позднее выяснилось, что причиной взрыва стало возгорание пороха в крюйт–камере броненосца, в Вашингтоне сразу «окрасились в боевые цвета». Принимать извинения и искать политические компромиссы мистер Мак–Кинли не стал — началась война!

Боевые действия развернулись в основном на Кубе и водах, омывающих остров. Американцы имели на тот момент очень символическую армию, но весьма мощный, хорошо сбалансированный флот: 6 броненосцев, 2 броненосных крейсера, 14 бронепалубных крейсеров, 11 канонерок и 10 миноносцев. Не покладая рук трудились рабочие на верфях, готовясь сдать своим ВМС еще 6 линкоров и 16 миноносцев. Выше всяческих похвал была подготовка офицерского состава. В США обучение моряков носило строго научный характер, и нет ничего удивительного, что именно капитан американского флота Тайер Мэхэн в 1890 году выпустил в свет свою знаменитую книгу «Влияние морской мощи на ход истории», ставшую настольной для политиков и военных всего мира. Позднее этот труд сыграет свою роль, предвосхитив появление «Дредноута» и оправдывая развернувшуюся после появления этого корабля беспрецедентную гонку морских вооружений.

Все, что смогла выставить королевская Испания против неприятеля, это, по меткому выражению писателя Джека Лондона, «свое желание сражаться и спасти честь монархии». Испания конца XIX столетия являлась совсем не тем государством, чьи галеоны еще два–три века назад бороздили океаны всей планеты, внушая трепет и страх остальным флотам Европейского континента. Тогда короли Кастилии и Наварры владели целой империей, дающей им золото, рабов и небывалое могущество. Времена эти ушли навсегда, и все, что смогла собрать дряхлеющая монархия в борьбе за собственную колонию — Кубу, не шло в сравнение с силами, брошенными в бой американцами.

Опасаясь увидеть корабли противника в водах метрополии, Мадрид спешно отрядил в экспедицию адмирала Серверу, чья эскадра формировалась на островах Зеленого Мыса. Сил было явно недостаточно, но на Кубе Серверу ждали 4 старых крейсера, два из которых едва держались на плаву, 5 допотоп–ных канонерских лодок и еще 4 минных крейсера. О качестве эскадры испанцев красноречиво свидетельствует яркий эпизод: один из немногих современных броненосных крейсеров Серверы — «Кристобаль Колон» — шел в бой, не имея в башнях орудий главного калибра!

Машинные команды испанцев были укомплектованы наемниками–иностранцами. Случай уникальный в истории мировых войн. Приняв под свое командование спешно собранный и плохо укомплектованный флот, Сервера отправился снимать морскую блокаду Кубы. Так и не попав в блокированную флотом США Гавану, корабли испанского командующего оказались заблокированными сами. Но уже в порту Сантьяго. Теперь для американцев уничтожение кораблей Серверы становилось первоочередной задачей. Осуществить подобный замысел поручили контр–адмиралу Сэмпсону.

Первое, что предпринял блокирующий флот, была попытка закупорить испанцев в узком выходе из гавани затопленным брандером Сервера был начеку, и, когда в узости появился старый пароход «Мерримак» с командой из семи добровольцев во главе с лейтенантом Хобсоном, сильнейший артиллерийский огонь с кораблей и фортов изрешетил судно. «Мерримак» лег на грунт в стороне от фарватера. Проход остался открытым, и испанцы, боясь быть расстрелянными в гавани, решили прорываться! Так 3 июля 1898 года началось следующее, после Илу, крупное морское сражение броненосных кораблей.

Сервера пошел на прорыв в 9 часов 30 минут, держа свой флаг на броненосном крейсере «Инфанта Мария Тереса», благо у этого корабля в наличии имелись орудия главного калибра. За флагманом, в кильватерном строю, вышли остальные корабли эскадры. Чуть поодаль от главных сил резво бежали номерные испанские миноносцы. Маленькие смертоносные корабли могли бы здорово помочь своему адмиралу, но выучка их экипажей оставляла желать лучшего. При единственном торпедном залпе миноносники умудрились промахнуться с расстояния 500 метров!

Сэмпсон сразу пошел на противника, хотя его эскадра держала малый пар в котлах и не могла дать полный ход. Ближе всех к уходящим испанцам оказался «Бруклин», развивший жаркий огонь по концевым кораблям Серверы. С поднятием паров в бой постепенно вступали новые американские броненосцы. Всех превзошел «Орегон», чья стрельба была на редкость меткой — в 10 часов пылающий «Инфанта Мария Тереса» выбросился на берег. Вскоре судьбу корабля разделили еще один миноносец и два крейсера — «Охендо» и «Вискайя». Почти безоружный «Кристобаль Колон» продержался дольше остальных, пройдя около 50 миль на запад. Корабль едва развивал 13 узлов (24 км/ч), настолько отвратительно работали его машины и обслуживающий их персонал. «Бруклин» и флагманский «Нью–Йорк» покончили с «Колоном» в половине второго. Броненосный крейсер испанцев спустил свой флаг и также выбросился на берег. Океан стащил корабль на мелководье во время бури, где он, затонувший, покоится по сей день, как немой свидетель гибели флота некогда великой и могучей империи. Пустые глазницы его башен стали идеальным пристанищем осьминогов и мурен.

Испанцы потеряли 400 человек убитыми и 150 ранеными. Еще 1800 моряков попали в американский плен. По свидетельству некоторых историков, контуженного и окровавленного адмирала Серверу бравые янки подцепили багром за портупею и втащили на палубу «Нью–Йорка».

Сэмпсон мог праздновать блестящую победу: потери флота США в этом бою оказались ничтожны — всего один моряк (по данным историка Т. Харботла). Теперь дальнейший захват Кубы становился лишь делом времени.

Не успели в Мадриде прийти в себя, как последовал новый разгром. 1 июля 1898 года коммодор Дьюи нанес поражение эскадре контр–адмирала Монтохо при Кавите, на Филиппинских островах. И хотя бой шел на дистанции от 1800 до 3000 метров, американцы начали пристрелку с 6 километров, постепенно увеличивая темп стрельбы и сокращая расстояние.

Сразу после сражения о необходимости усиления огневой мощи броненосцев заговорили и в США. Серьезных изменений требовало и качество стрельбы — расход боеприпасов оказался просто огромен, а процент попаданий крайне низок. К счастью, испанцы стреляли намного хуже, либо не стреляли совсем (как лишенный орудий главного, 203–мм калибра «Кристобаль Колон»),

Данный текст является ознакомительным фрагментом.