Телевидение в Витебске

Телевидение в Витебске

Я бродил по городу целый день и теперь сидел в летнем кафе, где меня нагнал мой старый знакомый – запах дыма. Я переночевал у Валерия и Наташи, они ехали со мной в одном вагоне и пригласили к себе, когда мы прибыли в Витебск. Валерий был когда-то моряком, мы выпили немного водки и весь вечер проговорили о Сингапуре, о том, как большие корабли встают на якорь в море, о том, где лучшие китайские рестораны. А потом его жена, не выдержав, рассказала историю. Тетя ее мужа была партизанкой, ей было двадцать лет, во время пыток в гестапо ей выкололи глаза, а потом ее повесили вместе с другими напротив ратуши, которую Валерий и Наташа показали мне утром. Ее мать заставили наблюдать за казнью. Тотчас после этого – другое воспоминание. Дед Наташи оказался в плену в Германии, и один немецкий врач регулярно припрятывал для него еду. Он спас ему жизнь. Одну жизнь отняли, другую сохранили. Наташа сказала, что всюду есть хорошие и плохие люди. Мог ли я что-нибудь добавить? Нет, вряд ли.

Запах пожара поднимался из лощины, начинавшейся прямо у пивной палатки, он быстро сгустился и загнал всех внутрь.

Я пошел посмотреть на его источник и только теперь заметил, насколько глубокой была лощина, но я быстро потерял интерес к дыму и перешел на другую сторону по узкому мостику. Там находилось большое здание, дом культуры, я зашел в него и направился внутрь мимо вахтера. В какой-то момент я обнаружил пустой кафетерий. На барной стойке был телевизор, я расположился перед ним. Показали дымящийся небоскреб, затем возник самолет и полетел в его сторону; я подумал, этого еще не хватало: сначала пожар, потом врезается самолет, вероятно, из-за потери управления; дым валил густыми клубами, затем последовал взрыв, а самолет так и не вылетел с другой стороны. Эту программу показывало русское телевидение, и постепенно я осознал, что происходит нечто исключительное, голос диктора за кадром сообщал о подробностях, которые я не понимал или понимал лишь наполовину, затем повторили ту же сцену, но с другого ракурса, и я наконец догадался, что связь между самолетами и пожаром была отнюдь не случайной.

Я покинул кафетерий. В будке вахтера теперь тоже работал телевизор, русский канал, перед экраном стояли несколько мужчин и смотрели. Странным образом ни одна женщина не задерживалась у телевизора, а мимо проходило много женщин, в доме культуры были всевозможные курсы, балет и тому подобное; женщины то и дело входили и выходили, но ни одна из них не останавливалась перед экраном хотя бы секунд на десять. Тем временем мне стало совершенно ясно, что произошло, и я не понимал, что приводило меня в большее замешательство: само событие или тот факт, что оно транслируется одновременно по всему миру в прямом эфире. То, что человек, уже несколько недель идущий в одиночку на восток, без газет, без телевидения, лишь с верой в то, что он медленно соскальзывает с наезженной колеи мира, включающий, лежа на убогой гостиничной койке, единственный доступный ему канал – белорусское государственное телевидение, где передают вести с полей, – что этот человек вдруг, как по сигналу со спутника, бросается искать ближайший телевизор, чтобы увидеть, как на другой стороне света люди выбрасываются из атакованного террористами небоскреба навстречу собственной гибели. Мои ноги вольны делать, что захотят, но мои глаза все равно были в миллион раз быстрее. И у меня был пульт дистанционного управления.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.