1. Первооткрыватели

1. Первооткрыватели

Туземные названия сих островов я заменил навеки нашими — в честь великой княгини Елизаветы Алексеевны, графа Орлова-Чесменского, адмирала Ушакова и посольской миссии камергера Резанова

И. Ф. Крузенштерн, мореплаватель

— Годдэм! Московиты обнаглели! — в раздражении воскликнул первый лорд адмиралтейства, когда лондонские газеты сообщили об открытии русскими трёх новых земель на севере Тихого океана. — Для чего мы посылали туда Кука и Ванкувера? Чтобы они всё проворонили? чтобы подарили острова этому…

— Крузенштерну! — подсказал секретарь.

— Знакомая фамилия. Где я мог её встречать?

— В наградных списках, милорд. Прежде он служил в британском военном флоте. Его коллега Лисянский — тоже.

— Но теперь они на царской службе. Все их достижения — на пользу императору Александру, а не нам. Вот что такое «обрусеть»! Это значит стать варваром, монголом и татарином, и под знаменем гордыни завоёвывать, захватывать, присваивать!..

«Захватывать — это по-нашему!» — Секретарь на миг представил себя Чингисханом, водружающим над миром флаг Великобритании. Но лицо его выражало по-английски сдержанное презрение, поскольку чужие успехи следует только презирать.

Что поделать, если из всего архипелага, лежащего между Командорскими и Сандвичевыми островами, злополучный Чарлз Кларк — преемник съеденного Кука, — открыл лишь пару островов, и то его на два с половиной века опередили испанцы.

Впрочем, они не смогли подчинить эти земли — ни во времена Кортеса, ни при просвещённом Карле III, когда русские (опять они!) дали туземцам оружие и покровительство империи. Теперь московиты контролируют простор шириной в тысячу морских миль, охватив его со всех сторон, словно зажав в кулак — это не считая так называемой Русской Америки!

А ведь совсем недавно, когда Беринг и Чириков по приказу мёртвого Петра I искали таинственную «землю Жуана-да-Гамы», многие в Европе полагали, что всякие Рико-де-Оро, Рико-де-Плата, Исла-дель-Арменьо и Лукария — не более чем выдумки испанцев и голландцев…

Пришедшие с севера

— Хмарь и хлябь, — ворчал сердитый Витус-Йонассен, кутаясь в промокший плащ. — Здесь нечего искать, ни клочка суши… Курс норд-ост!

Было отчего досадовать — лето выдалось промозглое, туманное и мерзкое, землю Жуана-да-Гамы не нашли, а сколько ещё предстояло сделать!

Пакетботы «Святой Пётр» и «Святой Павел» пошли на северо-восток. Так в 1741 году капитан-командор Беринг, изменив курс на рубеже 50° с.ш., упустил возможность открыть искомую землю, а она была совсем рядом.

Здесь преуспел лейтенант Семён Лотарев, высадившись 10 июня 1748 года на доселе неизвестном острове. Бородатые айны встретили его приветливо: им понравился красивый флаг (они ещё не догадывались, что он означает), а более того — русская водка.

Земля Жуана-да-Гамы, случайно найденная португальцами в начале XVI века, перестала существовать, и появились —

Лотаревские о-ва (айнск. Репун мосири, «Заморские земли») — самые северные из о-вов Русской Океании; расположены по 170° в.д., между 44°25’ и 48°50’ с.ш. Площ. ок. 5970 км². Цепь длиной 550 км. В сост. Камчатского края РФ. Население — 15 641 чел. (2002 г.)

В 1580–1590-ых острова открыли испанцы, регулярно плававшие по 43° с.ш., однако утаили находку. Их приоритет выяснился после Семилетней войны, когда англичане разграбили архивы в Маниле, но было поздно — кто первый подал заявку, тот и владелец!

Лотарев имел свой ориентир — «скаску» колымских казаков, которых восемьдесят лет назад отнесло течением вдаль от юга Камчатки, к лесистым островам, где жили «люди мохнатые и бородатые». Вытребовав у «мохнатых» ясак в пользу московского царя, казаки убрались восвояси и походов на юго-восток не повторяли, ибо Курилы гораздо ближе.

Итак, лейтенант знал, куда плыть — но, как у нас водится, приплыл не туда, а к безлесному и мрачному Пойнамуширу, до которого чуть-чуть не дошёл Беринг.

Уныние простиралось зимой над Пойнамуширом — выли собаки, буран-упун трепал снасти и терзал суда у причала. В обступившей Мариинский Порт угрюмой тундре бродили горбатые призраки, а за штормовой мглой рокотал и мерцал адским маяком вулкан на острове Фора. Тряслась неспокойная земля. Мохнатые айны-ряпунцы, алеуты и камчадалы в своих землянках грызли юколу и простодушно дивились тому, какая окаянная судьба им выпала.[1]

Лотарев выдал айнскому ниспе (вождю) здоровенную медаль с орлом и профилем императрицы Елизаветы Петровны, медный котёл, пару ножей и десяток гвоздей. Ожидалось, что ниспа расчувствуется и в знак покорности охотно даст лейтенанту аманатов (заложников) для увоза на Камчатку, в Большерецкий острог. Не тут-то было. Вождь радовался подаркам, с интересом пробовал на зуб медаль, говорил: «Ещё давай!» и делал намёки на офицерскую шпагу.

«Ну, борода, сейчас ты её получишь!» — начал вскипать Лотарев, но тут молодой туземец принёс, как образец желаемого, клинок незнакомого лейтенанту образца. Офицер тотчас насторожился и с помощью толмача — им был камчатский казак, знавший язык курильских айнов, — повёл тонкий расспрос о происхождении этой сабли.

Где слов не хватало, казак до поту разводил руками и кривлялся, будто паяц балаганный, однако вызнал у князька, что сия вещь привезена с зюйда. Оттуда ж бывает на Пойнамушир много мануфактуры дорогой и красивой. Я показал, что желаю меняться, чтоб приобресть те вещи. Мне показали штуку шёлку, подмоченную и подпорченную, фарфоровые чашки и стклянку-ароматницу. Всё это было китайское. Кроме той сабли, ряпунцы вынесли шпагу гишпанскую и пистоль без кремня.

Лейтенант решил идти на юг, описать острова и разведать, что за мореходы в этих водах плавают. Щедрые бонусы — оловянные тарелки, иглы, листовой табак и морской кортик, — убедили ниспу выделить сведущих проводников.

При встречном ветре пакетбот шёл медленно, лавировкой, но к исходу лета Лотареву удалось картографировать земли до Макутана. Если вначале ему представали хмурые горы, тундра и луга, то с Утармушира началась тайга из лиственниц и елей, затем появились берёзы. Птичьи базары, лежбища котиков и сивучей — будущее раздолье для промысловых артелей.

Лотарев отмечал всё, что может быть полезно русским поселенцам: лесные угодья, выходы медных и железных руд, залежи серы, тёплые источники. «Те воды, пустив их по трубам, резонно употребить для дармового согреву жилищ, а лесу отнюдь не жечь зря, но применить угль на фабрикацию железа и пороха. На островах зюйда сенные покосы объявляются богаты. Земля годна для посеву конопелей, ечменя и ржи».

Пока лейтенант размышлял о железоделательных заводах и убеждал айнов присягать государыне-императрице, его подчинённые, истомившись без ласки, живо интересовались ряпунками. Женщины айнов с их своеобразной нравственностью были чрезвычайно привлекательны, несмотря на страховидные татуировки вокруг рта. Опять-таки, шастая между айнскими «юртами», приезжие подпадали соблазну приобрести за так ценную «мягкую рухлядь». Понадобились строгие меры, чтоб туземцы не возмутились и не вырезали экспедицию.

То чуду подобно, что мы никого не убили до смерти и большого грабежу не учинили. Приструнять казаков и морских солдат стоило мне немалых сил. Будучи народ распутный и отчаянный, большею частью из преступников, сосланных в Сибирь, они собственную жизнь ни во что не ставят, то же думают и о жизнях других.

После того ещё более сил надобилось, дабы склонить ряпунцев платить в казну ясак и быть верными в усердии к российскому народу. Их тёмным головам невдомёк, какое счастие обретут они взамен ясачного сбору. Сюда следует прислать монахов для внушения православной веры и русской грамоты, а также учредить военные посты…

Последним в гряде явился остров Макуне-котан, где князёк ряпунский принял нас мирно.

Дальше лежал, по словам айнов, Большой Пролив или, как растолмачил казак, Перелив. «Плыть его долго-долго!» — самой собой, айны говорили о байдарах. «По Переливу ходят великие лодки, много богатые! Сабли, красота, гладкий шёлк, гладкие женщины!»

Легко было догадаться, что по Переливу идёт важный корабельный путь.

Лотарев, окончив гардемарином Морскую академию, практиковался в Архангельске, Амстердаме и Кадисе. Он слышал о некоем «пути Урданеты», ведущем с Филиппин в Мексику — громадные галеоны испанцев едва не полгода шли с западными ветрами через водную пустыню. Оказалось, не пустыня это!

Земля, зовомая Жуан-да-Гама, была стояночным местом, где гишпанцы брали пресную воду и провизию, никому о том не сказывая и храня свои лоции в тайне. Однако же секреты рано или поздно объявляются на свет. На пути гишпанцев не замедлили явиться тати, как всегда бывает у проезжего шляху.

На Макуне-котане навстречь мне из юрты, крытой сеном, выбегла женщина не здешнего обличия со словами: Сеньор офицер, ради Пресвятой Девы, увезите меня отсюда! Это оказалась филиппинка Корасон Лирия из челяди вдовы Ровельяс, плывшей на галеоне «Нуэстра Сеньора де Ковадонга». Судно везло в Акапулько шелка, специи, наряды и благовония. Всё досталось голландским пиратам, поджидавшим галеон за Переливом у острова Оруторо. Ряпунцы им пособничали.

Лейтенант встал перед выбором: возвращаться ли в Петропавловск — благо, ветер попутный, — или зимовать на Макутане, посвятив время ремонту корабля, а затем продолжить путешествие на юг?

После смерти Петра I мизерный русский флот (в основном — гребной!) стухся на ноль и крейсировал не дальше Ревеля, редко высовываясь из Балтики. Куда им было, на галерах-то… Проще сказать — полный дестрой. Суда клепали абы как, чтоб только на воде держались.

Пакетбот «Святой Андрей», построенный в Охотске, был того же типа «Господи, помилуй!» — сколочен из сырого леса на гвоздях и деревянных нагелях, доски расходятся, обшивка протекает. При спуске это горе так углубилось, что пришлось снимать часть пушек, иначе в штиль утонет. При шторме пакетбот рисковал лечь на бок, а тогда — руби мачты.

Лотарев решил остаться, кренговать и чинить судно, а заодно построить избы и блокгауз. На месте зимовки экспедиции теперь стоит посёлок Нитумский.

Осмелимся предположить, что одной из причин, побудившей лейтенанта провести полгода на юге Лотаревских островов, были прекрасные очи Корасон Лирии. Он не сообщает, каким образом филиппинка переместилась из юрты «князька» в его избу, а говорит об этом, как о свершившемся факте.

Сердечко привела с собою жить сына Косямаина пяти лет и дочь Маци трёх лет, которых я прозвал Козьмой и Марьею. Она знатно сведала о языке ряпунском и переводила на гишпанский, толкуя мне всё неясное.

Здесь в обычае многомужество и многожонство, и куру, сиречь мужи, имеют на других островах пон моци, верных полюбовниц. Меня прозвали нуца утару паке, главою русских.

Дальнейшие земли за Переливом простираются на зюйд, где море тёплое, и там на крайних островах живут фуре сисам, красные чужаки, изрядные пловцы, которые к себе ряпунцев не пускают и сражаются, метко кидая камни из пращей и копья из металок.

Познавая сии земли и народы, я полагаю себя как бы Кортецем, а Сердечко своею Мариной, помогающей мне из приязни. Касаемо судна «Нуэстра Сеньора де Ковадонга» она…

Последнее незавершённое предложение в записях Лотарева замазано, даже низ страницы оторван, поскольку (это известно из других источников) речь шла о полутораста тысячах золотых песо из груза галеона, которые были зарыты на островах за Переливом. Очевидно, лейтенант смекнул, что написал лишнее.

Со снегами и туманами пришла морская зима. Будущий посёлок Нитумский погрузился в полусон, нарушаемый лишь стуком топоров у пакетбота, порой — выстрелами охотников и криками «шумства», как тогда именовалось пьянство. Русские трудились, знакомились с национальным напитком айнов — саке, — и миловались с ряпунками, закладывая начало этнической общности метисов-«лотарей». Камчадалы и алеуты влились в этот замес позже.

Рейд за Перелив

Слово из уст камчатского казака зачеркнуло все предыдущие названия и дало имя очередной земле, лежащей на пути Лотарева –

Переливные о-ва — расположены по 170° в.д., между 37°40’ и 43°18’ с.ш. Площ. ок. 7860 км². Цепь длиной 719 км. В сост. Камчатского края РФ. Население — 27 117 чел. (2002 г.)

Эти острова, лежащие поперёк течения Куросио, открывали многие. Около VIII–VII тысячелетия до н. э. на южные Переливы пришли австронезийцы, которых монголоиды выперли с юго-востока Китая. Затем в VII–VI вв. до н. э. явились айны с Лотарей и освоили северные Переливы, назвав их Циотаннэ мосири, «Протяжённые земли». Китайцы именовали их Хайтан, «Страна диких яблонь», испанцы — Исла-дель-Арменьо, «Острова армянина», голландцы — Кастрикум…

Казалось, тут оттоптались все, кто мог — но закрепились немногие. Оно и понятно: острова далёкие, туземцы злобные, ни золота, ни пряностей.

Даос Сюй Фу (219 г. до н. э.) осел здесь потому, что вернуться к императору Цинь Шихуанди без плодов бессмертия — это подставить шею под меч. К приезду буддиста Хуэйшаня (486 г.) Сюй Фу и его бригада из сотен невинных девиц — видимо, только им можно доверить сбор волшебных персиков! — растворились среди австронезийцев.

Возможно, удержались бы опорный пункт и фактория, созданные адмиралом Чжэн Хэ (1407 г.), но его проект заморской экспансии свернулся под давлением конфуцианцев (хотя китайцы ещё век тайком шныряли в «Страну диких яблонь» за ценными шкурками).

Но Семён Лотарев двинул за Перелив так, будто он первый. Так и надо всюду лезть! Хоть бы там народ кишел и торчали флаги всех прежних посетителей — ни на что не взирать! Всё попрать, повергнуть, наплевать на всех и топорщиться, как петух на заборе! Это гарантия победы.

Примеры успешного самолюбования и планомерного отрицания всего чужого нам являют торжествующие нации.

Скажем, англичане до сих пор не ведают, кто открыл Антарктиду. На фамилиях «Беллинсгаузен», «Лазарев» им сводит челюсти — и всё! ни звука, кроме Кука.

Или японцы. В 1798-ом, уничтожив следы полувекового пребывания на Итурупе русских, они установили столб с табличкой: «Эторофу, владение великой Японии», а позже табличку подправили: «Остров издревле принадлежит великой Японии». Теперь требуют Итуруп назад и предъявляют филькину грамоту — то есть ту «древнюю» табличку.

…При отъезде Корасон Лирия со слезами сообщила лейтенанту, что зиму они провели не впустую. Командуя подъёмом парусов, Лотарев подумывал о честной женитьбе, но ближайший поп находился в Петропавловске. Наличие Козьмы и Марьи, прижитых Сердечком от «князька», Семёна не смущало — истинный герой детей не считает!

Энтузиазм первопроходца, долг перед государыней и золотые песо звали его на юг. В конце концов, семье необходимо прочное обзаведение — а шкурок каланов, добытых на Макутане, Лотареву казалось мало. Всякий ум бы смутился, вычисляя головокружительную разницу между камчатской ценой морского бобра (30 рублёв) и кяхтинской (до 80 рублёв), даже за вычетом госпошлины.

Предо мною оказался остров Оруторо, что по ряпунски значит — Противуположный Брег. Он густо порос елями и пихтами. От макутанского князька ведомо, что здесь водятся лисицы, соболя и протчие пушные звери. Помимо того, водятся и разбойники, каковых я обрёл в лице мингера Ван-Флиссингена, явившегося из Батавии на бриге «Маврициус» с командой из разной сволочи.

Отродясь не наблюдал я стольких проходимцев в одном месте, кроме как в лондонских портерных. При том, что собственные мои людишки отнюдь не святые, и даже превосходны своею грубостью перед англицкими матросами (кои все до единого востребованы из-под виселицы и коих всюду гнушаются из-за их хамства), но команда Ван-Флиссингена хлеще будет. Поистине антихристово семя. Абордажный отряд из арапов, до пояса голых, за кушаками вложены кривые сабли и ножи. Чего нам не доставало, так это иметь под боком новую Тортугу.

Капитан приветствовал меня в рупор: «Какого чорта ты тут делаешь, приятель? Я пришёл первым! Уважь меня, как полагается, тогда я возьму тебя в долю!»

В ответ Лотарев кратко и ясно потребовал от голландца убираться хоть к самому дьяволу, но здешние воды покинуть и впредь не появляться, разве что для честной торговли. Была помянута «Нуэстра Сеньора де Ковадонга», в ограблении и потоплении которой лейтенант громко подозревал Ван-Флиссингена.

— Моя добыча взята честным трудом, и она священна, как всякая собственность. Я накажу этого нахала, — подытожил голландец и приказал своим людям готовиться к бою.

— Правый борт — картечью — огонь! — скомандовал Лотарев, у которого всё было готово заранее.

Он чётко сознавал, что для манёвров времени не будет, а если промедлить, бриг отправит кривобокое охотское корыто прямиком на дно.

Картечь метлой прошлась по палубе голландца, следом загремели ружья и пистоли, частой пальбой внося беспорядок в ряды пиратов. Казаки — умелые охотники, — зря пуль не тратили.

Когда пакетбот встал бортом к бригу, Лотарев с обнажённой шпагой взметнулся на вражеский корабль, крикнув своим: «На абордаж!» Дав залп, морские солдаты дружно ринулись за ним в штыки.

Завязалась рукопашная. Потеряв преимущество в артиллерии, Ван-Флиссинген сам бился с Лотаревым — тут ему явилось (последнее в жизни) откровение: насколько же схватка с озверевшими русскими опасней налёта на неповоротливый галеон!..

Через полчаса всё кончилось. Первое военно-морское сражение россиян на Тихом океане было выиграно; следующий манильский галеон мог без опаски пройти Перелив и плыть в Акапулько.

Следует заметить, что казаки, воодушевлённые успехом, намекали лейтенанту — мол, не худо бы самим пресечь путь галеону и разжиться китайскими товарами, а заодно обзавестись красотками. К счастью, Лотарев преодолел соблазн и жёстко объявил: «„Маврициус“ есть боевой трофей, а разбою я не потерплю!»

Читать карты и ходить на паруснике «в голомень» (в открытом море) казаки не умели, штурман и матросы из поморов были на стороне лейтенанта — поэтому шальные мысли поднять чёрный флаг быстро выветрились из казацких голов.

Принципиальность Лотарева привела к тому, что на островах вслед за голландскими появились могилы других наций, а самые удачливые из заезжих удальцов смогли примерить кандалы и ознакомиться с условиями восточносибирской каторги.

— По закону я обязан выслать вас на материк, в Охотск. Оттуда вы проследуете в Верхоянский острог. Суровые места, должен вам сказать. Зимой там от мороза трескаются лиственницы, снизу доверху. С вашей горячей кровью вы в Верхоянске года не протянете. Чахотка обеспечена.

— Судьба! — воскликнул испанец. — Я готов.

— Но есть и другой выход. Квалья, переходите к нам на службу. У нас на Лотарях…

— В нашей русской Лотарингии… — не удержался Дивов.**

Предав земле погибших, описав Оруторо — и пошарив по нему в поисках клада, — Лотарев направил бриг, принявший имя пакетбота, далее на юг по цепи гористых островов.

Лейтенант расположился в комфортабельной каюте покойного Ван-Флиссингена, с интересом изучая его морские карты и судовой журнал «Маврициуса». Судя по всему, голландец был контрабандистом, продавал ост-индские товары в испанских колониях Америки, не брезговал пиратством и работорговлей, а порой разведывал острова в этой части океана. Его корабль был построен из тика, твёрдого как железо и не поддающегося гниению — лучше трофея не придумаешь.

С точки зрения законности поступок Лотарева был небезупречен — голландские историки до сих пор нудят, что-де русский лейтенант силой отнял у их соотечественника и славу, и открытия, и жизнь, — однако записи Ван-Флиссингена о дележе добычи, включая рабов, так живо напоминали песню «Там дуванит дуван воровская артель», а его наложница-испанка выглядела так бледно и забито, что Лотарев решил про себя: «Я прав!» Мы добавим: «Наш парень всегда прав».

В поисках золотого клада (возможно, не избегая популярных тогда методов Тайной канцелярии) он открыл всю цепь Переливных островов.

Умеренный морской климат, на юге П.о. близкий к субтропическому. Тёплое З (Северо-Тихоокеанское) течение. Ветры января — ССВ, июля — Ю. Средние температуры: в январе –3 °C на С., +5 °C на Ю.; в июле — соотв. +17 °C и +24 °C. На средних и южных П.о. — широколиственные леса (дуб, бук, клён), встречаются также хвойные леса из японской криптомерии, кипарисов и сосны. В горах выше границы леса — заросли рододендрона, кедровый стланик, верещатники, субальпийские и альпийские луга.

«Следовало взять с собой Сердечко» — думал Лотарев, разглядывая в подзорную трубу зелёный остров Коробок. Он убедился, что ряпунцы и ситанцы (они сознавали себя единым народом, сингу-тара) высоко ставят женщин и прислушиваются к их мнению. Лейтенант уже встречался с тем, когда ниспой рода или селения была женщина. Удивительные нравы!

Впрочем, он хорошо овладел языком айнов, умел ладить с ними и терпимо относился к их божкам-камуи. Было бы глупо рассориться с туземцами, тем более — воевать. Ряпунцы далеко и метко били стрелами (в том числе отравленными), бегали проворно, словно скаковые кони, ловко плавали на байдарах и умели днями укрываться под водой, дыша через тростинку. Похвальбу о том, что они могут напускать туман, Лотарев всерьёз не принимал.

Но как относиться к их россказням, будто пять южных Переливных занимают фуре сисам, хитрые инородцы, древние как само море?

«Мы к ним не ходим! Они охряные, красные, дышат водой. Их покойники живут в холмах, они лазят в холмы за советом. Плохие люди. Чёрные с запада возили красным серебро» — и всё в том же роде, и чем дальше, тем запутанней.

— Шлюпки на воду, — распорядился Лотарев. — К высадке!

От Коробка до брига было три морских мили, погода стояла тихая — ни пловца, ни байдары с берега. Но вдруг в воде забелело пятно, по плечи всплыл светловолосый парень, оглядел «Святого Андрея» и людей, замерших у фальшборта, после чего без всплеска, без вдоха погрузился и пропал.

Лейтенант, лично бывший свидетелем, поспешно и взволнованно записал: «Ручаюсь, то был не тюлень, не морская корова, открытая Стеллером, а всамделишный человек, сколь я успел заметить — стройного и сильного сложения, сходный с архангелогородским или каргопольским мужиком, но имеющий черты лица, чем-то подобные аннамитским».

На дворе был 1749 год. Только что кончилась война за австрийское наследство и внедрилось кесарево сечение, прежде бывшее под церковным запретом. Мария Терезия отменила процессы против ведьм; берлинский аптекарь Маркграф впервые обратил внимание на высокое содержание сахара в свёкле; во Франции начали выпускать часы типа «брегет»; начались раскопки Помпей; 1500 английских солдат отравились рыбой на острове Родригес (из-за чего сорвался захват Маврикия), а в будущих США (по свидетельству Г. Ф. Лавкрафта) от браков с некими полинезийцами начали рождаться дети с чешуёй, очень любящие воду.

В Петров пост его превосходительство Константин Викентьевич получил запрос Володихина: что делать с 1247-ю вольными поселенцами, оказавшимися на Лотарях «Божьим промыслом»?

— Это саке, — была первая реакция Бенедиктова. — Плохое, вредное для рассудка саке.

Но тысяча двести с лишком душ — не шутка, даже если они с луны свалились.

— Сергей Петрович пишет, что они опытны в морских промыслах, знают ветра и течения, прекрасные пловцы и ныряльщики, — совещался наместник с заместителем. — Но вот это… «бывают под водой час и долее» — явное преувеличение. Это же не индийские факиры! И какой прок от их умения?

— Жемчужный лов, — кратко молвил заместитель. — Сбор кораллов и перламутровых раковин.**