Американский мировой порядок. Киссинджер как аналитик и планировщик
Американский мировой порядок. Киссинджер как аналитик и планировщик
Все эти стратегии построения и деятельности нефтяной империи Дж. Рокфеллера практически совпадают с выработанными евреями-кочевниками в экстремальных условиях пустыни несколько тысяч лет назад стратегиями и связанными с ними технологиями (см. Приложение к данной книге). Именно эти стратегии, технологии и особенности иудаизма как вполне определенной философии жизни с их неограниченными возможностями, с их интеллектуальным и организационным потенциалом были взяты планировщиком Запада в его иудаистско-протестантской версии для использования на практике в XIX и XX столетий.
Весь багаж знаний иудаизма дал возможность Г. Киссинджеру стать мощным стратегическим аналитиком, одним из активных участников иудейско-протестантской версии планировщика Запада, обладающим колоссальным интеллектуальным потенциалом. Поэтому рассмотрим ряд стратегических концепций выдвинутых Г. Киссинджером, которые сделали мир таким, каким он является сейчас, в начале XXI столетия.
Первая концепция, относящаяся к новой стратегии ядерной войны. Вполне естественно, что в качестве стратегического аналитика молодой Г. Киссинджер подготовил фундаментальное исследование, посвященное значимости стратегии ядерного сдерживания во внешней политике Соединенных Штатов Америки. Им в 1957 году написана и издана научная монография «Ядерное оружие и внешняя политика», в которой он предлагал отказаться от военно-политической доктрины «массированного возмездия» и перейти к более гибкой стратегии ограниченного применения ядерного оружия. Его инициатива нашла признание со стороны элиты Запада, получила название «стратегии гибкого реагирования» и в 1960-х годах ей был придан статус официальной доктрины Северо-Атлантического военного альянса (НАТО)[28]. Эта доктрина в качестве «стратегии гибкого реагирования» была выработана Г. Киссинджером на основе гибкости мышления, чтобы иудаизм в своей иудейско-протестантской версии планировщика Запада мог осуществить свой стратегический потенциал.
Толчком для проявления на практике таланта стратегического аналитика Г. Киссинджера послужил разразившийся в конце 1958 г. и начале 1959 г. «Берлинский кризис», несущий в себе большой риск ядерной войны между Советским Союзом и Америкой. «Из всех глав союзных государств, — пишет Г. Киссинджер, — Эйзенхауэр нес на себе самое тяжкое бремя ответственности, ибо решение пойти на риск возникновения ядерной войны ложилось почти исключительно на его плечи. И потому для Соединенных Штатов Берлинский кризис означал осознание того, что ядерное оружие, представлявшееся на протяжении десятилетия американской ядерной монополии, или почти монополии, наиболее быстрой и относительно недорогой дорогой к обеспечению безопасности, стало в эпоху приближения к ядерному паритету все более тяжкой гирей, сковывающей готовность Америки идти на риск и потому ограничивающей свободу дипломатического маневра»[29].
Действительно, до того, как Советский Союз создал собственное ядерное оружие, Америка обладала монополией на ядерное оружие, имея фактически преимущества в виде абсолютного естественного иммунитета от прямого нападения. Самое интересное состоит в том, что американские аналитики из «мозговых трестов» дали развернутый анализ всех этих преимуществ именно тогда, когда они оказались на грани исчезновения. «Примерно в конце периода американской ядерной монополии, или почти монополии, Даллес разработал концепцию «массированного возмездия» для отражения советской агрессии и исключения на будущее застойных ситуаций типа корейской. И тогда вместо того, чтобы сопротивляться агрессии в точке ее возникновения, Соединенные Штаты могли наносить удар по первоисточнику нарушения спокойствия в такое время и таким оружием, которое было бы им наиболее удобно.
Однако Советский Союз стал разрабатывать свое собственное термоядерное оружие и свои межконтинентальные стратегические ракеты как раз тогда, когда была провозглашена стратегия «массированного возмездия». Таким образом, практическое значение подобной стратегии стало очень быстро сводиться на нет — причем в мыслях еще быстрее, чем в реальности»[30]. Всеобщая ядерная война стало тем средством войны, которое выходит за рамки большинства возможных кризисов, подобных Берлинскому, поэтому необходима была иная стратегия, позволяющая биполярному миру существовать мирно.
Именно выработанная стратегическим аналитиком Г. Киссинджером как членом СМО стратегия ограниченного применения ядерного оружия оказалась адекватной сложившейся непростой ситуации, позволила человечеству избежать гибели в горниле ядерного пожара.
Вторая концепция, связанная с установлением дипломатического треугольника «Вашингтон — Пекин — Москва». Фундаментальный труд Г. Киссинджера «Ядерное оружие и внешняя политика» имел весомую значимость для выживания человечества в условиях «холодной войны» между супердержавами — Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом. До этого правящая элита Америки рассматривала Китай как все более опасного врага, новый центр революционного коммунизма и источник губительной заразы, каким в прежние годы была Россия. Такой подход Америки к Китаю не изменялся, несмотря на стремление Китая в лице Чжоу Эньлая к мирному сосуществованию в то время, когда в Китае усилились националистические тенденции, а коммунистические установки сдвинулись на второй план. В этот момент между Советским Союзом и Китаем установились враждебные отношения — весьма удачный момент для изменения внешней политики Америки относительно Китая.
Связующие линии китайско-советских отношений и политики XX века соединились в инициативе президента Ричарда М. Никсона и его советника по национальной безопасности Генри Киссинджера по восстановлению китайско-американских связей»[31]. Эта инициатива воплотилась в жизнь потому, что и Китай, и Советский Союз опасались того, что кто-то из них может вступить в тайный сговор с Америкой (так оно и получилось, когда Китай пошел на сближение с Америкой). Президент Р. Никсон дал 9-го августа 1968 года интервью «Ю.С. ньюс энд Уорлд рипорт», в котором сформулировал следующую мысль: «Мы не должны забывать о Китае. Мы не должны забывать о Китае. Мы должны всегда искать возможности договориться с ним, как и с СССР, а не просто следить за изменениями. Мы должны стремиться создавать возможности»[32]. Такие возможности президент Р. Никсон получил, когда после знакомства с трудом «Ядерное оружие и внешняя политика» привлек к выполнению своего плана стратегического аналитика, слывшего гуру в вопросах внешней политики и советника Нельсона Рокфеллера Г. Киссинджера.
Г. Киссинджер дал свое согласие и предложил Р. Никсону организовать Совет национальной безопасности (СНБ), который должен вырабатывать и принимать оптимальные политические решения. Это дало возможность при помощи СНБ предлагать президенту Р. Никсону выработанные стратегическим аналитиком Г. Киссинджером политические решения и воплощать их в жизнь. Об этом свидетельствуют воспоминания самого Г. Киссинджера об американо-китайских отношениях, который писал, что «независимо пришел к тому же суждению, что и Никсон, и хотя я спланировал немало ходов, я не имел политической и бюрократической пробивной силы, чтобы в одиночку совершить столь фундаментальный сдвиг в политике», что Р. Никсону понравилась система СНБ по «выработке решений» и «разведки, информировавшей его о настроениях бюрократии, которой он не доверял, в том числе за ее способность маскировать свои собственные цели»[33].
* * *
Эти оптимальные политические решения основывались на такой установке еврейского сознания Г. Киссинджера, как непрямое, косвенное управление поведениям человека (лидера того или иного государства — Китая и Советского Союза в данном случае) и общества. Такой подход к внешней политике Америки времен Р. Никсона означал, что Америка во главу угла ставит свои национальные интересы. Вполне закономерно, что в первом ежегодном докладе президента по вопросам внешней политики, представленном 18 февраля 1970 года, акцентировалось внимание именно на национальных интересах Америки: «Нашей целью в первую очередь является подкрепление наших интересов в долгосрочном плане при помощи здравой внешней политики. Чем более эта политика базируется на реалистической оценке наших и чужих интересов, тем более эффективной становится наша роль в мире. Мы связаны с миром не потому, что у нас имеются обязательства; у нас имеются обязательства потому, что мы связаны с миром. Наши интересы должны предопределять наши обязательства, а не наоборот»[34]. В результате челночной дипломатии Г. Киссинджера были восстановлены отношения между Америкой и Китаем, что вызвало к жизни эру трехсторонней дипломатии.
«Игра называлась «равновесие», — отмечал позже Киссинджер. — Мы не стремились к присоединиться к Китаю в его провокационной конфронтации с Советским Союзом. Но мы согласились с необходимостью обуздать геополитические амбиции Москвы». У Вашингтона не было причин ввязываться в идеологический диспут Москвы и Пекина, свою задачу он видел в борьбе «за сосуществование», что предполагало исключение агрессии Советского Союза против Китая. В противном случае «весь вес советской военной машины был бы брошен в бой против Запада», причем Америка должна была убедить Китай в отсутствии тайного сговора с Советским Союзом. Мао сформулировал это весьма кратко: Америка не должна «становиться на плечи Китая» в попытке достать до Москвы. В результате переговоров Р. Никсона и Г. Киссинджера с руководством Китая изменился мир, чьи преимущества достались Р. Рейгану и Дж. Бушу-старшему.
Третья концепция — это концепция сохранения социально-экономического строя Советского Союза, при изменении параметров его внешней политики. При президентстве Р. Никсона среди американской правящей элиты, особенно в СМО, который после 1947 года становится тайным стратегическим центром по разработке действий Запада против социалистической системы, шла борьба двух тенденций — столкновение, согласно Г. Киссинджеру, «моралистско-идеологического» и «геополитического» подхода к американо-советским отношениям. Сторонники первого подхода считали необходимым уничтожение социально-экономической и политической системы Советского Союза. К ним относятся в СМО А. Даллес, З. Бжезинский, Р. Пайпс и др. Второй подход представлен Р. Никсоном и Г. Киссинджером, считавшими необходимым сохранение существующих социально-экономических и политических отношений в Советском Союзе при изменении его внешнеполитического поведения и устранения угроз для интересов Америки в различных регионах мира.
В конечном счете, возобладал первый подход, ориентированный на уничтожение Советского Союза раз и навсегда как геополитического конкурента Запада, тогда как существующая коммунистическая идеология выступала прикрытием. Этому способствовала проводимая Америкой внешняя политика: не успел завершиться очередной передел мира в результате окончания Второй мировой войны, как американская правящая элита уже прорабатывала планы по сокрушению Советского Союза.
Данная стратегическая линия Соединенных Штатов Америки нашла свое дальнейшее продолжение в принятой Советом национальной безопасности директиве СНБ-68 (1950 год). В ней был дан тщательный анализ коренных геополитических изменений, произошедших в мире за последние десятилетия и приведших к новому очертанию мира с его военным равновесием между США и СССР. Само собой разумеется, что для американских стратегов такое положение дел оказалось нетерпимым. И поэтому наряду с многократным увеличением военных расходов в директиве намечаются планы ведения психологической войны против Советского Союза. В ней подчеркивается следующее: «Нам нужно вести открытую психологическую войну с целью вызвать массовое предательство в отношении Советов и разрушать иные замыслы Кремля. Усилить позитивные и своевременные меры и операции тайными средствами в области экономической, политической и психологической войны с целью вызвать и поддерживать волнения и восстания в избранных стратегически важных странах-сателлитах»[35].
* * *
Вполне естественно, что российские либералы-демократы, осуществившие, как по нотам, американский сценарий, стремятся объяснить исчезновение Советского Союза с карты мира целым рядом причин. Здесь якобы и исторически закономерный конец советской «империи», ибо такой «монстр» заранее обречен на погибель, и банкротство государственной идеологии, так как коммунизм противен человеческой природе, и одряхлевшая и заржавевшая советская экономика, которая рухнула под собственной тяжестью. Зарубежные исследователи тоже приходят к выводу, что Советский Союз якобы должен был закономерно развалиться. Один из крупных западных социальных мыслителей Р. Коллинз в своей статье «Предсказание в макросоциологии: случай советского коллапса» показывает, что еще в 1980 г. им был сделан прогноз о том, что Советский Союз распадется в ближайшие 30–50 лет.
Немецкий историк А. Каппелер в своей интересной монографии «Россия — многонациональная империя», исследуя процесс формирования многонациональной Российской империи, формулирует следующее положение: «Крах Советского Союза, который мы пережили в последнем десятилетии XX в., венчает не только семидесятилетнюю историю многонациональной коммунистической империи: это заключительный акт более чем четырехвековой истории России как многонациональной державы. Поэтому попытки объяснить развал СССР только кризисом социалистической системы, были бы проявлением близорукости. Лишь при учете длительной исторической перспективы, уходящей в прошлое Российской империи, мы можем понять распад Советского Союза как часть универсального процесса разрушения, ухода с исторической арены многонациональных империй, их раскола и дробления на национальные государства — того процесса, который можно было наблюдать в Европе с особенной отчетливостью на примере распада Османской и Габсбургской империи в XIX — начале XX в., а также во внеевропейском пространстве в регионах, переживающих деколонизацию, в процессе освобождения бывших колоний. С этой точки зрения можно сказать, что Октябрьская революция и установление советской власти лишь затормозили на несколько десятилетий распад Российской империи»[36].
Им делается вывод о том, что Россия — этот уменьшенный в своем составе Советский Союз все же уцелеет в виде ослабленного союза государств[37]. Не следует сбрасывать со счетов и то обстоятельство, согласно которому другие державы не скоро освободятся от наследия многонациональной империи.
Все эти моменты действительно имели место, однако не они сыграли решающую роль в распаде Советского Союза. Дополнительный анализ причин этого грандиозного обвала в цивилизационной и геополитической структуре мира необходимо проводить в контексте американской политики. В своем сенсационном бестселлере «Победа» П. Швейцер на основе документального материала показывает тайную стратегию США, которая была разработана президентом Р. Рейганом и директором ЦРУ У. Кейси и направлена на развал советской «империи».
Воплощение этой тайной стратегии в жизнь означало финансовую и материальную помощь подпольному движению «Солидарность» в Польше, помощь афганским моджахедам против советского ограниченного военного контингента, использование геополитических трещин в советском блоке и успешное углубление кризиса советских ресурсов. «Советский Союз развалился не в результате стечения обстоятельств, не благодаря тому, что нам благоприятствовало время, — делает вывод П. Швейцер. — Если бы Кремлю не пришлось сопротивляться совокупному эффекту СОИ и расширению оборонного арсенала, геополитическим неудачам в Польше и Афганистане, потере десятков миллиардов долларов в твердой валюте, получаемой за экспорт энергии, и ограничению доступа к технологии, можно было бы, не боясь ошибиться, предположить, что ему удалось бы выжить. Советский коммунизм не был организмом, способным на самопожирание ни в какой международной ситуации. Это именно американская политика могла изменить и изменила ход истории»[38].
Необходимо к этому добавить, что Советский Союз сохранился бы в качестве великой державы, если бы не предательство со стороны небольшой группы советской правящей элиты. «Документы, — отмечает С. Коэн, — свидетельствуют, что Союз не столько «рухнул», сколько был «разобран» небольшой группой высокопоставленных советских чиновников во главе с Ельциным в борьбе за власть и собственность»[39].
Понятно, что судьбы цивилизаций Америки и Советского Союза (России) взаимопереплетены; и даже, несмотря на исчезновение с карты мира Советского Союза, он оказывал и будет еще долго оказывать влияние на будущее Америки. Наиболее проницательные западные политологи и социологи (Р. Пайпс, С. Коэн, И. Валлерстайн и др.) вполне верно отмечают эту взаимосвязь и считают необходимой помощь Америки России в осуществляемых ею реформах[40]. Ведь непродуманная эгоистическая политика в отношении России скажется весьма негативно на будущем Соединенных Штатов Америки.
Сторонники второго подхода были более дальновидные, они просчитали, что будущее Америки неразрывно связано с судьбой Советского Союза. Не случайно, в докладе президента Р. Никсона отмечалась значимость отношений с Советским Союзом для Америки. В нем основная идея — это то, что американская политика будет базироваться на доскональном понимании характера советской системы, не допуская ни недооценки глубины коммунистической идеологической убежденности, ни рабского следования иллюзии, будто коммунистические лидеры «уже отказались от своих верований или готовы это сделать…». Не позволит себе Америка и эмоциональной зависимости от отношений с Советским Союзом. Критерием прогресса будет суть конкретных договоренностей, отражающих взаимные интересы, а не атмосферу. Что самое главное, ослабление напряженности должно иметь место на широком фронте: «Мы будем видеть в наших коммунистических оппонентах в первую очередь нации, преследующие свои собственные интересы в том виде, как они им представляются, точно так же, как мы следуем нашим собственным интересам… Мы будем оценивать своих оппонентов по их делам, и такой же оценки по отношению к нам ожидаем от них. Конкретные договоренности и способ достижения мира, вырабатываемый при их помощи, будут проистекать из реалистического приспособления конфликтующих интересов друг к другу».
Доклад 1971 года повторно проводил ту же тему. «Внутреннее устройство СССР как таковое не является предметом нашей политики, хотя мы не скрываем нашего неприятия многих его черт. Наши отношения с СССР, как и с другими странами, определяются его поведением в международном плане»[41].
* * *
Данный лейтмотив доклада президента Р. Никсона своей основой имеет присущую стратегическому аналитику Г. Киссинджеру такую особенность установки мышления, как нестандартное поведение, чтобы максимально адаптироваться к окружающему миру. Эта установка еврейского мышления, сочетающей разногласия «гибкости», доминирует в деятельности Г. Киссинджера, она выражает внутреннюю сущность живой Торы, зафиксированную в «Зогаре». Данная сущность предстает в виде фундаментальной концепции иудаизма — образ Срединной Опоры, гармонизирующей противоборствующие тенденции, создавая из них нечто новое. В данном случае выражение созидательного духа Торы, содержащий в себе императив выживания, который представляет собою стремление к «золотой середине», гармонии, дающей эффективные результаты на практике. Это проявилось в стремлении Г. Киссинджера осуществить на практике конвергенцию Америки и Советского Союза, чтобы обеспечить будущее Америки на качественно новом уровне. Иными словами, перед нами не вульгарная бинарная диалектика, а тернарная, троичная диалектика, которая зафиксирована в ядре мировых религий, в том числе и иудаизме, чье ядро представляет собою философию жизни.
Однако подход Г. Киссинджера (и Р. Никсона) не был осуществлен на практике, что в перспективе привело Америку и Запад к глобальному финансово-экономическому кризису, когда под вопросом находится существование самого Запада. В этом плане представляет значительный интерес мировой бестселлер известного американского экономиста Мойо Дамбисы «Как погиб Запад. 50 лет экономической недальновидности и суровый выбор впереди». Этот бестселлер является тревожным звонком для самодовольной западной элиты — в нем красной нитью проходит мысль о том, что в последние пятьдесят лет Запад неуклонно теряет экономическое превосходство в мире. «Виноват весь Запад, — пишет М. Дамбиса. — Например, как говорится в этой книге, в последние пятьдесят лет американское государство, частные корпорации и отдельные люди принимали катастрофические решения, которые в то время с виду обходились даром, а на самом деле стоили слишком дорого и нанесли убийственный удар в самую основу длительной и надежной работы экономики.
В течение многих поколений, при разных правительствах США, как левых, так и правых, государственная политика использовала капитал не по назначению, поощряя доступность жилья для всех, независимо от доходов, проводя неустойчивую в перспективе пенсионную политику, удешевляя стоимость научных исследований и разработок для мира и не окупая затраты для себя, да еще раздавая спасительные дотации целым отраслям по схеме «купи дорого, продай дешево»!
Западные корпорации строили заводы в бедных развивающихся странах (и проложили широкие пути для тамошнего рынка труда), но прибыль и, в частности, доход на капитал накапливались только у горстки акционеров. И конечно, решение миллионов семей во всем западном мире добиваться успехов на звездных, потенциально очень прибыльных поприщах в ущерб образованию приводят к растущему избытку дорогостоящих, малообразованных, неквалифицированных и не способных к мировой конкуренции граждан»[42]. Таким образом, будущее для Америки выглядит мрачным, так как она из-за ошибочных решений и ограниченного выбора форм развития капитала, трудовых отношений и технологий — ключевых составляющих экономического роста и успеха — пришла к тому, что экономическое и геополитическое лидерство может перейти к Китаю[43].
Близорукость Америки, которая обусловлена внешнеполитической линией противников Советского Союза (А. и Ф. Даллесов, З. Бжезинского и других членов СМО) во времена президента Р. Никсона и Г. Киссинджера, теперь оборачивается против единственной сверхдержавы.
* * *
Четвертая концепция — это концепция детанта (разрядки международной напряженности), предложенная Г. Киссинджером и осуществленная на практике. Логическим следствием треугольника отношений между Америкой, Советским Союзом и Китаем является политическая необходимость для администрации Р. Никсона и его государственного секретаря Г. Киссинджера сосредоточить внимание на «структуре сохранения мира». «Треугольник отношений между Соединенными Штатами, СССР и Китаем, — отмечает Г. Киссинджер, — лег в основу целого ряда крупных прорывов: и окончания войны во Вьетнаме; и договоренности о гарантированном доступе в разделенный Берлин; и драматического сокращения советского влияния на Ближнем и Среднем Востоке и начала арабо-израильского мирного процесса; и Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (завершенного при администрации Форда). Каждое из этих событий оказывало воздействие на все прочие. Принцип увязки действовал во всю мощь»[44]. Разрядка международной напряженности дала мощный импульс европейской дипломатии, театру внешнеполитической деятельности, который был заморожен после окончательной раздела сфер влияния Востока и Запада в 1961 году.
Эта разрядка международной напряженности была документально зафиксирована в «Хельсинкских соглашениях», которые состояли из трех так называемых «корзин»: в «первой» и «второй» «корзинах» рассматривались соответственно политические и экономические вопросы, однако наиважнейшей была «третья корзина» по вопросам прав человека. В своей «Дипломатии» Г. Киссинджер следующим образом характеризует значимость этой «третьей корзины»: «Третьей корзине» было суждено сыграть ведущую роль в исчезновении орбиты советских сателлитов, и она стала заслуженной наградой всем активистам в области прав человека в странах НАТО. Американская делегация, безусловно, внесла свой вклад в выработку заключительного акта Хельсинкских соглашений. Но особой благодарности заслуживают именно активисты движений за права человека, потому что в отсутствие давления с их стороны прогресс осуществлялся бы гораздо медленнее и масштабы его были бы куда менее значительны»[45].
В соответствии с положениями «третьей корзины» все подписавшие соглашения страны обязаны были воплощать их в жизнь и обеспечивать определенные, конкретно перечисленные основные права человека. Западные составители данного раздела рассчитывали, что эти положения будут выступать в качестве основы международного стандарта, необходимого для ограничения советских репрессий против диссидентов и реформаторов. Практика показала, каким образом реформаторы в Восточной Европе использовали «третью корзину» как политический инструмент борьбы за освобождение своих стран от советского владычества. Так, Вацлав Гавел в Чехословакии и Лех Валенса в Польше сумели применить эти положения как во внутреннем, так и во внешнем плане для подрыва не только советского господства, но и социализма собственных странах. «Европейское Совещание по безопасности, таким образом, сыграло важную роль двоякого характера: на предварительных этапах оно делало более умеренным советское поведение в Европе, а впоследствии — ускорило развал советской империи»[46].
Хельсинкские соглашения, особенно их «третья корзина» были эффективно использованы противниками коммунизма для развала Советского Союза. Одним из таких непримиримых противников был Ватикан, который осуществлял тайную деятельность, направленную на разрушение мировой социалистической системы. В восьмидесятые годы прошлого столетия Советский Союз начал дипломатическое наступление, направленное на то, чтобы в ходе переговоров получить гарантию неприкосновенности своих границ. «Давление Москвы в семидесятые годы стало почти непереносимым. Вьетнамцы подошли к предместьям Сайгона. Ангола и ее нефть были потеряны для Португалии в результате революции гвоздик. Леонид Брежнев чувствовал себя достаточно сильным, чтобы предложить созыв мирной конференции, которая гарантировала бы сложившиеся в результате войны границы»[47]. Поэтому Советский Союз настоятельно предложил созвать конференцию по европейской безопасности с участием Ватикана.
Связанного с Ватиканом офицера французской армии и парижского адвоката Жана Виоле беспокоил прогресс советской дипломатии, которая без какого-либо заметного противодействия посвящала все свои усилия тому, чтобы гарантировать будущее. «Это должно быть похоже на джиу-джитсу: столкнувшись с превосходящей силой, не следует сопротивляться, рискуя быть разбитым, а нужно отступить, чтобы увлечь остальных и как можно дальше отвести от себя угрозу». И ему в голову пришла блестящая идея: «Свободное перемещение людей и идей во имя дружбы и понимания между народами!» Кто сможет что-либо возразить против этого? Эта идея возникла у него в начале 1972 года, однако если бы СССР узнал, что эта идея принадлежит ему, он рефлекторно отбросил бы ее в порядке самозащиты[48]. Следовало убедить его в развитии и безопасности того, что называется «приемом джиу-джитсу», что и было сделано благодаря именам Г. Киссинджера и других известных политиков Запада.
Этот план заключался в разложении Советского Союза с помощью «вируса свободы», что и удалось сделать путем Хельсинкских соглашений. Впервые в международном тексте был признан этический характер справедливости — папа Павел VI подтвердил 8 сентября 1965 года, что «то, что плохо для Европы, плохо и для всего мира». На пленарном заседании 6 июля 1973 года магистр Казароли заявил о «свободе религии в самом точном и самом полном смысле этого слова для всех верующих». Он подписал заключительный акт конференции в Хельсинки 30 июля 1975 года вместе с представителями еще тридцати пяти стран.
В Хельсинкских соглашениях была заложена бомба замедленного действия, замаскированная пунктом № 6 «Государства-участники воздерживаются от всякого вмешательства, прямого или косвенного, индивидуального или коллективного, во внутренние или внешние дела, относящиеся к национальной компетенции другого государства-участника». Этот деструктивный «вирус свободы» представляет собой пункт № 7 «Государства-участники уважают права человека и фундаментальные свободы, включая свободу мысли, сознания, религии или убеждений для всех людей без различия расы, пола, языка и религии».
Главный результат Хельсинки проявился внутри стран Восточного блока. В социалистических странах, включая СССР, были созданы многочисленные комитеты по проверке Хельсинкских соглашений. Они доставляли особые неудобства властям, так как отчеты об активности этих групп поддерживали замечания, высказывавшиеся на встречах-«продолжениях», проходивших в Белграде, Мадриде, Стокгольме и так далее. Шеф аналитического подразделения КГБ Н.С. Леонов в своих воспоминаниях отмечает, что он более трезво, чем Брежнев и Крючков, смотрел на эти вещи: «На первый взгляд Заключительный акт Хельсинки создавал впечатление большой победы СССР, так как в нем признавались послевоенные границы, что всегда было хрупкой мечтой Советского Союза. Только специалисты обнаружили в этом акте невидимые на первый взгляд слабости, которые привели к большим проблемам для СССР. Уступки по вопросам гуманитарного сотрудничества, свободы передвижения, обмена идеями (третья корзина) разрушили советскую систему»[49]. Эта третья корзина явилась в действительности настоящим троянским конем свободы, который в итоге привел к «бархатной революции» в Праге, к событиям в Польше, а затем и к развалу Советского Союза.
* * *
Следует иметь в виду то, что схема Жана Виоле представляла собою часть американского «Плана Лиоте», который, как показывает генерал КГБ Ф.Д. Бобков, был рассчитан на создание в Советском Союзе мощной, ориентированной на Запад прослойки в среде интеллигенции и в верхних эшелонах власти: «Это был первый серьезный документ холодной войны, он пришел из Англии, так же как и первый клич к этой войне (имею в виду, конечно же, речь Черчилля в Фултоне). План «Лиоте» предусматривал далекую перспективу — он не был рассчитан на скорую удачу, скорее, исходил из того, что говорит наша пословица: «Вода камень точит». Цель в плане была обозначена достаточно четко — постепенное изменение государственного строя в СССР, развал нашей страны.
Американцы пошли еще дальше, они разработали механизм длительного разрушения Советского Союза, он состоял из двух разделов. В первый входило ведение массированной, широкомасштабной работы, направленной на подрыв государственного строя изнутри. К этому разделу были привлечены ранее существовавшие и вновь созданные центры, которые выделили особо три направления: компрометация компартии как руководящего органа страны с целью полного ее развала и ликвидации; разжигание национальной вражды; использование авторитета церкви.
Во второй раздел входил план максимального наращивания новейших видов вооружений, чтобы втянуть СССР в тяжелейшую гонку вооружений и истощить экономически. Был также разработан так называемый «проект демократии», который предусматривал широкомасштабную помощь тем кругам в СССР и в странах Восточной Европы, которые находились в оппозиции к правящему режиму. Помощь планировалось предоставлять в виде денежных средств, вооружения, типографского оборудования, предусматривалось необходимое снаряжение для подрывной деятельности и осуществления тайных операций, вплоть до физического устранения неугодных лиц»[50]. В итоге должна была достигнута основная цель плана «Лиоте» — уничтожение Советского Союза путем его расчленения на части.
План «Лиоте» исходил из ряда существовавших «болевых точек» Советского Союза, которые были обусловлены прозападной ориентацией представителей правящей советской элиты и интеллигенции, которые не были способны решать фундаментальные задачи развития страны. Действительно, фактор распада Советского Союза заключается в неспособности правящей партийной и государственной номенклатуры управлять развитием гигантской страны, что и привело к ее самоликвидации. Известный российский американист А. Уткин вполне аргументированно указывает на внутренние причины исчезновения СССР. Он пишет о «добровольном уходе» Советского Союза с мировой арены и считает одной из главных причин этого — неспособность советской однопартийной системы обеспечить социальный отбор неординарных, талантливых людей, необходимых для нормального функционирования власти[51].
Академик Г. Арбатов с начала 1960-х годов входил в одну из двух групп внешнеполитических консультантов Центрального Комитета КПСС, с 1967-го — возглавил академический Институт США и Канады, стал членом ЦК и консультировал советское и российское руководство по американским делам почти три десятилетия. В своих мемуарах он пишет о «крайней бедности талантами и яркими личностями руководства» СССР, о том, что «через расставленные на каждом уровне густые сети сколько-нибудь талантливые люди могли проскакивать лишь чудом»[52].
Аналогичные оценки были даны и скончавшимся А. Бовиным, в свое время писавшего речи для Л. Брежнева, а позднее работавшего политическим обозревателем. В своих воспоминаниях он утверждал, что в брежневский период «судьба великой страны» находилась «в руках у посредственностей», что «разрушение» Советского Союза было осуществлено «узкой группой людей, большинство из которых, без всякого сомнения, может быть отнесено к посредственностям»[53]. Наконец, А. Яковлев, соратник Горбачева по «перестройке», дал такую оценку: «Времена угодничества и приспособленчества воспитали боязнь к живым и непоседливым людям, что-то отвергающим и чего-то ищущим. Система стихийно, без каких-либо руководящих директив продолжала и после Сталина работать, как гигантский фильтр пропуская наверх, как правило, людей покладистых и примерно одного умственного развития»[54].
Все эти авторы воспоминаний и многие политологи считают советскую политическую систему продуктом и результатом сталинизма, исходя молчаливо из того, что до прихода к власти большевиков в 1917 году Россия развивалась приблизительно по той же траектории, что страны Запада лишь с некоторым опозданием. Однако все обстоит совершенно иначе, так как со времен становления Московского государства (с XV века, со времен Ивана III) Россия и ее государственность развивались своим, отличным от европейского путем. Известно, что слово «государство» в русском языке происходит от слова «государь», которое со времен Киевской Руси означало хозяина, собственника своих рабов. Московское государство создавалось по образу и подобию древнерусского княжеского двора и древней патриархальной семьи, где отец выступал полновластным хозяином для своих детей, т. е. «государем-батюшкой». Со временем данный термин стал применяться в отношении царей и императоров. И на многие столетия, вплоть до крушения СССР (за исключением полувекового периода после отмены крепостного права и до 1917 года), принцип «самый надежный подданный — несвободный человек» стал сущностью российской государственности. «С такой государственностью связана, — пишет С. Самуйлов, — и соответствующая политическая культура. Ее главной отличительной особенностью выступает угодничество чиновников перед вышестоящим начальством, воспринимающееся последним как наиболее убедительное проявление лояльности и преданности. Славословия на партийных съездах в адрес весьма посредственных вождей СССР были ярким проявлением этой традиционной политической культуры»[55].
Вполне естественно, что славословить начальство, раболепствовать перед ним могли только неуверенные в себе посредственности, но не таланты. Самодержавная государственность оказалось своего рода фильтром, который отсеивал талантов за много столетий до возникновения Советского Союза и сталинизма. У кормила управления находились некомпетентные, неспособные управлять сложной, нелинейной социальной системой, что и привело к самоликвидации мощной державы. «Наши политологи и экс-политики до сих пор не могут понять: почему Горбачев во внешней политике шел на совершенно неоправданные односторонние уступки США и Западу? Не было ли грубейшей внешнеполитической ошибкой подписание в Вашингтоне в декабре 1987 года совершенно неравноценного договора по ликвидации ракет средней и меньшей дальности? Горбачев согласился тогда на «нулевой вариант» Рейгана, выдвинутый в начале 1980-х годов как заведомо неприемлемый для СССР»[56]. В соответствии с американской политической культурой после подписания договора по ракетам средней и меньшей дальности М. Горбачев и Советский Союз мгновенно оказались «проигравшими». Последовал бесцеремонный нажим на Советский Союз с требованием все новых уступок, с советской стороны произошла бесконечная сдача позиций. Однако не это лежит в основе развала Советского Союза, здесь сыграл свою главную роль добровольный выход Российской Федерации из состава СССР.
* * *
Пятая концепция — это концепция нового мирового порядка, выдвинутая Г. Киссинджером. На протяжении XX и XXI столетий Америку беспокоил вопрос о новом мировом порядке, чтобы можно было воплотить идеалы свободы в их понимании. «Джон Ф. Кеннеди, — пишет Г. Киссинджер, — уверенно заявил в 1961 году, что Америка достаточно сильна, чтобы «заплатить любую цену, вынести любое бремя» для обеспечения успешного воплощения идеалов свободы. Три десятилетия спустя Соединенные Штаты уже в гораздо меньшей степени могут настаивать на немедленном осуществлении всех своих желаний. До уровня великих держав доросли и другие страны. И теперь, когда Соединенным Штатам брошен подобный вызов, приходится к достижению своих целей подходить поэтапно, причем каждый из этапов представляет собой сплав из американских ценностей и геополитических необходимостей. Одной из таких необходимостей является то, что мир, включающий в себя ряд государств сопоставимого могущества, должен основывать свой порядок на какой-либо из концепций равновесия сил, то есть базироваться на идее, существование которой всегда заставляло Соединенные Штаты чувствовать себя неуютно»[57].
Теперь же, в начале XXI столетия, когда Америка может развалиться, подобно Советскому Союзу, на несколько частей, проблема нового мирового порядка является особенно актуальной. Каков же геополитический путь Америки, которым она должна следовать, чтобы избежать своего распада?
Вполне естественно, что стратегический аналитик Г. Киссинджер выстраивает свою версию мирового порядка на основе глобального, целостного подхода к окружающему социальному и культурному миру, на основе консерватизма еврейского мышления. В этом смысле представляет интерес образец миропорядка — интерпретация Г. Киссинджером Венской системы, который использовал в своих исследованиях отечественный политолог В. Цымбурский. В них он показал, что первым «глобальным» порядком, обнаруженным им в глубине времен и соотнесенным им с постъялтинским миром, был миропорядок, возведенный тремя крупнейшими державами Древнего мира, мира XIII века до н. э. — микенской Грецией, Аххиявой, малоазийской державой хеттов и Египтом Рамзесидов. В личной беседе с политологом Б. Межуевым и в видеоинтервью, данном В. Файеру в 2008 году, В. Цымбурский сам признавал, что именно средиземноморский миропорядок II тысячелетия до н. э. послужил для него своего рода первообразцом «нового мирового порядка», возникшего на руинах Берлинской стены[58]. Более того, в статье 1993 года «Идея суверенитета в посттоталитарном контексте», которая в определенной степени венчает собой серию его либерально-имперской публицистики, он акцентирует внимание на протолиберальном характере микено-хетто-египетской миросистемы XIII столетия до н. э. и на возникновении здесь впервые в истории «иммунитета личности относительно воли режима».
«В начале XIII века до н. э. — писал Цымбурский, — два крупнейших государства Переднего Востока, Египет и Хеттское царство, после долгой борьбы за Сирию удостоверились во взаимной неспособности добиться победы. В результате войны в спорном регионе возникла анархия, против Египта выступили племена Палестины, хетты потеряли контроль над частью Малой Азии, а кроме того окрепла грозная третья сила — Ассирия, претендующая на ревизию всей региональной геополитической системы. И тогда фараон Рамзес II и хеттский царь Хаттусилис III нашли блестящий выход из положения: они провозгласили союз настолько тесный (к тому же скрепленный браком фараона с дочерью Хаттусилиса), при котором спор о размежевании сфер влияния стал неактуальным. Рамзес с восторгом изображал в одной из своих надписей, как на изумление миру египтяне и хетты стали словно одним народом. При этом договор о союзе сопровождала поразительная приписка: после обычных для соглашений такого рода на древнем Востоке обязательств выдавать перебежчиков, которые пытались бы от одного царя перейти к другому, заявлялось, что царь, получивший беглеца обратно, не должен его ни казнить, ни увечить, ни конфисковать его имущество, ни преследовать его самого или его семью каким-либо иным способом. Царь-суверен не мог по своей поле расправляться с подданным, безопасность которого становилась гарантией добрых отношений между державами, нуждающимися в таких отношениях для охранения международного порядка от хаоса и притязаний новых претендентов на гегемонию»[59].
Если же прнять во внимание факт, согласно которому примерно в то же время было установлено перемирие с царем Аххиявы, то есть ахейской Греции, причем отношения между державами стали настолько близкими, что родственники царя Аххиявы приезжали в страну Хатти учиться управлять колесницами, то «знатоку II тысячелетия до н. э. позволительно было увидеть в царе Хаттусилисе своего рода Меттерниха древнейшей истории»[60].
Современный апологет Меттерниха Г. Киссинджер стремился воссоздать миропорядок — новый Священный Союз — на основе консервативных антидемократических ценностей, хотя сам Г. Киссинджер открещивался от прямых аналогий с Меттернихом. В свое время помощник президента Никсона по национальной безопасности Г. Киссинджер стремился не допустить сближения Советского Союза и Китая «за счет перекрещивающихся договоренностей с обеими коммунистическими державами»[61]. В этом плане заслуживает внимания недавний (начало 2012 года) визит в Москву Г. Киссинджера и его встреча с В. Путиным, целью которой, вполне вероятно, было не допустить союза России и Китая. Здесь следует иметь в виду факт публикации в печатном органе ЦК КПК «Женьминьжибао» статьи, где России предлагался союз с Китаем против Америки и НАТО. Необходимо учитывать, что Г. Киссинджер — великолепный дипломат, он мастер использовать в переговорах «мягкую» силу, причем он менее ангажирован, чем З. Бжезинский.
Ведь Г. Киссинджер теперь не тот, кем он был во время проведения информационной войны против Советского Союза вместе с глобалистами типа З. Бжезинского. Сейчас перед нами Г. Киссинджер, «активно содействовавший приходу к власти в России президента В.В. Путина, однозначно ставший на позиции государственников после событий 11 сентября 2001 года»[62]. Именно по инициативе Г. Киссинджера в 2006 году министром обороны Америки стал государственник Р. Гейтс, именно доминировавшие в системе силовых структур его сторонники сумели блокировать попытки начать новую мировую войну. «Но очередная мировая бойня была единственным способом предотвращения финансового кризиса. А в связи с тем, что война не началась, крах банков, контролируемых глобалистами, стал практически неизбежным. За августом 2008 года последовал сентябрь, когда рухнули ключевые банки Уолл-стрит. Начался глобальный кризис»[63].
Иными словами, Г. Киссинджер сыграл немалую роль в предотвращении новой мировой войны, которая окончательно решила бы проблему третьего передела мира. Не следует забывать, что Г. Киссинджер числится в списке бывших и нынешних членов «Комитета-300», представляющего, по мнению конспирологов, собою современную организационную форму мирового правительства[64]. Независимо от того, является Г. Киссинджер членом мирового правительства или нет, он, несомненно, обладает немалым политическим влиянием на глобальном уровне, чтобы оказывать влияние на происходящий третий передел мира с позиции государственников Америки.
* * *
Данный текст является ознакомительным фрагментом.