Неудачное начало войны

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Неудачное начало войны

Самыми горестными были для нашей страны и для Красной Армии первые недели после вражеского нападения. Но почему война с фашистской Германией началась для СССР так неудачно? Этот вопрос мучил меня и моих сверстников еще тогда в конце июня 1941 года, когда мы слушали и читали непонятные и тревожные сводки «От Советского Информбюро» о боях на Минском, Львовском, Рижском, Таллиннском, а потом Киевском и Смоленском направлениях. Мы слушали речь Сталина 3 июля, но и она не могла погасить наши сомнения и беспокойство.

Та армия, которая стояла в июне 1941 года в западных приграничных округах Советского Союза, которая насчитывала в своем составе не менее 3 миллионов бойцов, тысячи танков, самолетов и десятки тысяч орудий и пулеметов, потерпела тяжелое поражение и не смогла остановить врага. Эта армия была разбита на Западном направлении уже в первые две недели войны, на северозападном направлении – в первые пять недель войны, а на юго-западном – в течение двенадцати недель. Германские войска захватили всю Белоруссию, всю Молдавию, большую часть Прибалтики и Украины и вышли к западным областям Российской Федерации. Десятки советских дивизий отступали в беспорядке, попадали в окружение, сдавались в плен. Героических эпизодов было много – оборона крепости в Бресте оборона Лиепаи и Таллинна, оборона Одессы и Киева. Но это были именно эпизоды на фоне общего поражения, растерянности, паники, даже позора. В летние месяцы 1941 года сотни тысяч бойцов и командиров Красной Армии погибли с оружием в руках. Но более двух миллионов воинов оказались в германском плену, и чаще всего не оказав врагу никакого серьезного сопротивления. Это был именно разгром, а не какое-то планомерное отступление, как об этом пытались толковать нам позднее в пропаганде и в исторических очерках.

Причин поражения в летние месяцы 1941 года было много, и я скажу лишь о том, что и сегодня считаю главным. Для армий, стоявших в западных округах, как для рядовых бойцов, так и для командиров, вплоть до командования военными округами, нападение фашистской Германии оказалось полной неожиданностью, оно было внезапным и застало войска и гражданское население врасплох. К такому началу войны люди были не готовы ни психологически, ни в чисто военном отношении. Войска не были приведены в состояние боевой готовности, границы и города в приграничной полосе не были укреплены, многие танковые части не имели горючего и боеприпасов, авиация не была готова к боевым вылетам, а многие склады, ангары и гаражи не были даже замаскированы. Даже командиры германских частей, выдвигавшихся 21 июня на рубежи атаки, были поражены. Генерал-полковник Г. Гудериан, который командовал нацеленной на Минск 2-й танковой группой и наблюдал в бинокль за советской территорией, был в недоумении: ничто не свидетельствовало о том, что Красная Армия чем-то обеспокоена. Позднее он вспоминал: «20 и 21 июня я находился в передовых частях моих корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Брест, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками. Перспектива сохранения внезапности была настолько велика, что возник вопрос: а стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку?» [197] .

Нет ничего удивительного в том, что на следующий день танковые корпуса Гудериана прошли через позиции Красной Армии как нож сквозь масло. Большая часть самолетов на западных, аэродромах была уничтожена на земле, их не успели поднять в воздух. Единого управления фронтами в первые недели войне не было, а многие штабы армий и даже округов утратили связь с подчиненными им войсками и с Москвой. Внезапность и неожиданность удара противника была главной причиной первых неудач Красной Армии, и ответственность за эти поражения несут как Сталин, так и Генеральный штаб, у которых было достаточно данных, чтобы вести себя более предусмотрительно.

Другой причиной была мощь и сила первых ударов противника, который бросил в бой сразу около 190 дивизий. Перед этим натиском Красной Армии пришлось бы отступать в любом случае, ибо враг в первые недели войны оказался сильнее. Германская армия летом 1941 года на Восточном фронте оказалась сильнее советской Красной Армии. Вместе с союзниками и тыловыми частями она имела около 5 миллионов человек, а главное, она могла действовать как единая и мощная военная машина, равной которой в мире тогда еще не было. Эта армия уже имела опыт быстрых и крупных военных операций, она одержала верх над десятком европейских стран, а ее солдаты и офицеры были уверены в своей скорой новой победе. Германское командование тщательно готовилось к блицкригу, и сосредоточило на главных направлениях силы в 3–4 раза более мощные, чем те, что могли иметь на этих направлениях советские войска. На главном западном направлении немецкие танки двигались вперед по 50–60 километров в день, не обращая внимания на то, что происходило в тылу и на флангах. Советские армии были расчленены и окружены, многие крупные подразделения деморализованы, люди упали духом, были и случаи паники.

Третьей из главных причин поражений 1941 года был дефицит опытных командных кадров в Красной Армии на всех уровнях выше батальонного звена. У всей Красной Армии не было еще опыта современной войны, но многие тысячи более опытных командиров и комиссаров, которые готовились к войне с фашистской Германией, были репрессированы в 1937–1938 годах. Эти репрессии опустошили ряды советских военачальников, особенно старшего и среднего уровня. Командиры рот стали командовать полками, командиры полков стали командовать армиями, командиры дивизий – фронтами. Трем лучшим германским генерал-фельдмаршалам В. фон Леебу, Ф. фон Боку и Г. фон Рундштедту, возглавлявшим группы армий «Север», «Центр» и «Юг», противостояли с советской стороны генералы Ф. И. Кузнецов, Д. Г. Павлов и М. П. Кирпонос, которые в советско-финской войне 1939–1940 годов командовали дивизиями и не имели опыта по руководству подчиненными им группами армий. Слабость этих генералов проявилась уже в первые дни войны, и Сталин назначил на Южное направление Семена Буденного, на Центральное направление Семена Тимошенко, на Северо-Западное направление Клима Ворошилова. Это были советские маршалы, но и они были не чета германским фельдмаршалам. Справлялся с поставленными ему задачами только генерал армии Георгий Жуков, которого Сталин в первые три месяца войны непрерывно перебрасывал с одного направления или фронта на другой, а затем назначил своим заместителем. У Гитлера были все основания заявить на одном из последних совещаний перед началом войны: «У них сегодня нет хороших полководцев» [198] . Еще раньше Гитлер говорил одному из создателей планов вермахта генерал-фельдмаршалу Вильгельму Кейтелю, что первоклассный состав высших советских военных кадров истреблен Сталиным в 1937 году, а необходимые умы в подрастающей смене еще отсутствуют. Репрессии среди военачальников продолжались и в 1940–1941 годах. Одновременно начались и реабилитации, но только командиров среднего звена, которые не были ранее физически уничтожены. Все эти репрессии также способствовали упадку духа в армии. Типичными были в июне и июле картины, когда всего пять или шесть немецких конвоиров вели в тыл тысячные группы сдавшихся в плен красноармейцев и командиров. Из всех дивизий и армий, которые в июне и июле 1941 года вели первые бои с немцами, едва ли более одной десятой бойцов остались в живых и в строю и смогли разрозненными группами влиться в армии Второго эшелона, который стал спешно создаваться во второй половине июля в первую очередь на самом опасном Смоленском направлении.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.