Мелкие боги Даниил Туровский

Мелкие боги

Даниил Туровский

Даниил Туровский – журналист, с 2007-го по 2010-й внештатно работал в газете «Коммерсант»; писал для Esquire, «Большого города», Openspace.ru; в 2011–2012 гг. – редактор журнала «Афиша»; в 2013–2014 гг. – специальный корреспондент «Ленты. ру»

Во Владикавказе я пересаживаюсь в черную «Волгу».

За десять минут до этого, помятый и сонный, после трех с лишним часов дороги по горному серпантину из Тбилиси, я вылез из автомобиля на безлюдную ночную площадь, освещенную бледными желтыми фонарями. Водитель, обещавший довести меня до точки назначения – Цхинвали, теперь решил ехать в сауну к «отличным девочкам, которые так расслабят, что забудешь и про работу в Москве, и про свою девчонку». Я сажусь на тротуар рядом с закрытым рестораном; на его крыше красными буквами светится вывеска «У Светланы». Начинаю обдумывать, куда двигаться дальше – утром хорошо бы оказаться в столице Южной Осетии, чтобы не сбился график командировки для текста, посвященного пятилетию войны, да и не хочется лишний раз платить за гостиницу.

Обхожу ресторан и замечаю ту самую черную «Волгу». Внутри на сиденье, украшенном деревянной массажной накидкой, похрапывает седой осетин. Стучу, он мгновенно просыпается, не удивляется вовсе и сразу соглашается ехать. Протягивает руку: «Я – Гамлет».

Наверное, пора объяснить, зачем я это рассказываю. Перед тем как уйти из «Ленты» после событий 12 марта [2014 года, когда была уволена Галина Тимченко, а редакция объявила о своем уходе практически в полном составе], я написал колонку – о том, что меня удивляло в каждой «ленточной» командировке и не отпускало потом в Москве. Лучше, чем тогда – на эмоциях, – не напишешь. Я писал о том, что работать репортером не так уж сложно. Ты приезжаешь на место, осматриваешься, подмечаешь детали, подслушиваешь случайные разговоры, изучаешь местные новости, разговариваешь с героями событий, читаешь что-нибудь про похожие события, встречаешься с местными журналистами и правозащитниками, катаешься с каким-нибудь всезнающим бомбилой, снова разговариваешь с героями событий. А потом происходит волшебство.

Оно приходит незаметно, когда чуть отпускаешь тему; а вместе с ним ты отправляешься в такие уголки, в которые сам бы никогда не забрался. Именно там обнаруживаются детали, без которых текст получился бы вялым и блеклым, и герои, без чьих реплик все бы развалилось. Откуда волшебство берется – я не знаю. Может, просто удача. Может, репортерская способность замечать детали. С бывшим руководителем отдела спецкоров «Ленты» Иваном Колпаковым мы такие случаи романтизировали – и считали, что ответственен за них божок журналистики.

* * *

Многие истории начинаются задолго до того момента, с которого их обычно начинают рассказывать. История Гамлета, конечно – не про встречу с московским журналистом. У него во время той войны погибла мама. Он помнит, как это произошло, буквально по минутам. И рассказывает об этом, пока мы едем по Рокскому тоннелю.

По его словам, обстрел начался поздно ночью, в полдвенадцатого. Гамлет вместе со своей семьей жил на седьмом этаже в панельной многоэтажке, на самом краю Цхинвали, в самом ближайшем районе к грузинскому Гори. Как только раздались первые выстрелы, Гамлет вышел на улицу – посмотреть, что происходит. Думал, постреляют и остановятся – как обычно случалось: в последние две недели стреляли каждую ночь, и на окраинах люди почти не спали. Он увидел, что в этот раз все серьезнее – начался обстрел из «Градов».

Гамлет предложил своей 85-летней матери спуститься в подвал, но та отказалась. Он говорит: сложно было поверить, что так могут стрелять по городу с людьми. Остальная семья все же спустилась в подвал. Обстрел продолжался всю ночь, несколько раз выглядывали на улицу – город горел. Ближе к утру в подвал забежала заплаканная женщина с шестого этажа. Она сказала, что снаряд попал в седьмой этаж. Гамлет побежал наверх и обнаружил обожженное тело матери на пороге – ее отбросило с кровати.

Чуть позже, когда немного стихло, Гамлет позвал соседа, и они перенесли тело на нижний этаж и положили под полки.

Гамлет рассказывает свою историю спокойно – так же, как и ведет автомобиль. Он говорит, что настроение в подвале, в котором они прятались, описывалось словом «п*здец». В одну из передышек он отправился с соседом искать гроб в другой район города. Они сели в «Волгу» (на которой мы как раз едем) – у нее после бомбежки не осталось стекол, но колеса и двигатель не пострадали. Ехать по городу было тяжело, дороги завалило шифером, ветками, камнями. Гроб нашли. На следующий день Гамлет посадил двух сыновей и тещу в «Волгу», и они уехали во Владикавказ.

Когда мы приезжаем в Цхинвали, Гамлет отвозит меня в единственную местную гостиницу, а потом проводит экскурсию. Цхинвали не выглядит как город, пять лет назад переживший артиллерийскую атаку и бои на улицах. В том смысле, что кажется – это на самом деле было вчера. В большинстве домов – дыры от осколков, часто попадаются разрушенные и брошенные здания. Много железных ограждений и ворот, изрешеченных пулями. На окраинах в домах остались дыры от танковых снарядов – некоторые жители такие попадания заделывают кирпичом, иные просто приколачивают деревянную дверь. По улицам ходят югоосетинские военные – в разной форме, с разным оружием; они выглядят как партизаны. Телефонная связь не восстановлена, из мобильных операторов ловит только «Мегафон».

Мы ходим с Гамлетом по Цхинвали. Он говорит: вон там на горе возвышается крест, под которым расставлены машины, сожженные грузинскими войсками.

* * *

Иногда героями истории люди становятся непосредственно на твоих глазах. И тогда ты отрываешься и наслаждаешься волшебством, которое подбрасывает и подбрасывает сценки.

Волгоград, конец 2013 года. В витрине палатки «Фрукты» над горками мандаринов мигает гирлянда. В пяти метрах от нее – полицейское оцепление. В пятидесяти метрах – взорванный утром троллейбус. Он напоминает неумело вскрытую перочинным ножом консервную банку – центральная часть неестественно вывернута, крыши нет, стенки раскурочены. Вокруг валяются двери, куски резины и что-то неопознаваемое. В предновогоднем Волгограде большая беда.

Полицейские в оцеплении неразговорчивы. Полицейское руководство стоит за оцеплением и раз в полчаса зачитывает пресс-релизы для центральных телеканалов. Я обхожу зевак, кричащую про волгоградские власти женщину, рыночные палатки и оказываюсь во дворе дома, квартиры которого пострадали от осколков. Между деревьев лежит еще что-то бесформенное, красное, грязное; я закуриваю.

Из-за ЦТП выглядывают двое курсантов волгоградской академии МВД, подзывают к себе, мы отходим за гараж, они просят сигареты. Выкурив по две подряд, Андрей и Николай рассказывают, что сегодня должны были в три часа дня отправиться домой на новогодние праздники, но пришлось сдать билеты – будут теперь в оцеплении стоять. После взрыва они переносили тела, части тел, а потом собирали части троллейбуса. Они курят одну за другой. К нам подбегает пьяный мужчина в новогоднем колпаке с мигающими звездами: «Пацантрэ, сколько там п*здануло-то?» – «15 человек», – спокойно отвечают курсанты. «Вот у вас есть дубинки, обещайте, что будете мочить пидарасов, которые нас взрывают, черных мочить». – «Ну, не всех черных». – «Всех мочить!»

Когда мужчина уходит, курсанты спрашивают, правда ли, что в Москве и Петербурге тоже произошло несколько терактов. «Хоть что-то», – говорит Андрей, когда я отвечаю, что ничего подобного. Они курят еще по одной и возвращаются к троллейбусу.

Или вот.

Ноябрь 2013 года, РУДН, Путин встречается с писателями, издателями, библиотекарями в рамках «Российского литературного собрания». В очереди на вход писатель и главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков с коллегой пытаются пронести через рамки металлоискателей несколько стопок своей газеты, но охрана их не пропускает. Тогда они пытаются протиснуть газеты через ограждение. Коллега ворчит: «Нет, так не пойдет. Но как же без газет?» Поляков уходит и возвращается с помощниками. У входа появляется поэт Евгений Рейн. Спутница Рейна кричит охране: «Это классик современной литературы, вообще-то!» Охранник: «Списки не делятся на классиков и не классиков». – «Делятся, делятся!» – «Это у вас, интеллигентов, делятся».

На втором этаже писателей ждет обед. И им это явно нравится. Один из них, войдя в зал, говорит: «Вот это да!» Другой улыбается: «Ишь ты, ишь ты, ишь ты». На встрече Путин рассказывает о будущих программах по поддержке словесности, но беседа переходит к «узникам Болотной». Слово берет правнук Достоевского Дмитрий Достоевский: «Я пробежал по жизни Федора Михайловича в Сибири. Он преступил закон и получил по праву четыре года. И мы получили человека, возросшего во много раз. Получили гения. Каторга – серьезное горнило. Если эти люди пройдут каторгу и тоже станут гениями, то будет хорошо». Раздаются аплодисменты.

Или вот.

Перед разгоном гей-акции у Госдумы бойцы ОМОНа идут закупаться в ближайший «Макдоналдс»: три двойных чизбургера, 12 куриных наггетсов, две большие картошки, большая кола, большой шоколадный молочный коктейль.

Перед митингом в защиту заключенных по «болотному делу» дворник носится возле металлоискателей. К нему подбегает приятель: «Нужно срочно убрать помойки». Они, недолго думая, переносят урны под лестницу жилого дома. Закуривают и рассказывают, что дворники тоже протестуют – вон, в Замоскворечье сто человек неделю мусор не убирали, потому что не платят зарплату. После митинга снова их встречаю. Они идут с черными пакетами, но мусора нет, поэтому они подставляют пакеты под ветер и дерутся ими.

Или вот.

На митинге в честь победы Собянина женщины толпятся у входа. «Знаете, хорошо, что мы приехали». На вопросы реагируют нервно, пытаются выхватить диктофон и толкаются. «Ты чего пристал? – больше всех недовольна женщина в бейсболке. – Мы приехали с друзьями встретиться и случайно сюда попали. Что тебе нужно? Ты нах*й к нам пристаешь? Какая тебе разница? На концерт мы, бл*дь. Иди нах*й отсюда!» Я отхожу, но слышу, как одна из женщин радуется, что из-за концерта им разрешили прийти на работу на следующий день позже, к одиннадцати.

* * *

Это цитата из книжки Терри Пратчетта «Мелкие боги»: «В мире существуют биллионы богов. Они напичканы так же плотно, как селедочная икра. Большинство из них слишком малы, чтобы их увидеть, и никогда не были никем почитаемы, по крайней мере никем, крупнее бактерий, которые никогда не молятся вслух и которым не нужны никакие чудеса. Это маленькие боги: духи перекрестков муравьиных тропок, покровители микроклимата между корнями травы. Большинство из них такими и остается. Ибо им не хватает веры. Малая ее толика способна совершить чудо. А начаться все может с какой-нибудь мелочи. Пастух, ищущий заблудшую овечку, найдя ее среди кустов шиповника, потратит пару минут на то, чтобы сложить маленькую каменную пирамидку в благодарность всем духам, какие только могут быть в этом месте». Этими небольшими историями – которые не случились бы без вмешательства божка журналистики – я хочу сложить ему небольшую пирамидку. Привет, дорогой! Извини за журналистский цинизм.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.