Глава 8 Виртуозы с Малой Арнаутской Икра, золото, два ствола. – Игуаны, гекконы и прочая экзотика. – Мона Лиза на коленке. – Кустари-одиночки против мирового автопрома. – Фальшаки для приусадебного хозяйства
Глава 8
Виртуозы с Малой Арнаутской
Икра, золото, два ствола. – Игуаны, гекконы и прочая экзотика. – Мона Лиза на коленке. – Кустари-одиночки против мирового автопрома. – Фальшаки для приусадебного хозяйства
Контрафакт (подделки) и чёрный рынок – близнецы-братья. По крайней мере, один без другого, как правило, не существует. Сегодня в России нелегально продаётся всё: от оружия до чёрной икры, от экзотических животных до драгоценных металлов. Подделываются же не только, например, предметы искусства, но и самые неожиданные товары, вроде огородных удобрений.
Известно, что в России действует запрет на промышленную добычу чёрной икры. Однако икра как продавалась, так и продаётся. В магазинах – официально. На рынках и в Интернете – «из-под полы». Считается, что вся официально продаваемая чёрная икра – это изъятый у браконьеров конфискат. Конфисковать могут представители самых разных органов. Причём, как говорят сами браконьеры, даёшь взятку одним, а конфискуют и отправляют на переработку другие. Иногда вообще непонятно, кто конфискует. Подъезжают вооружённые люди в форме и просто забирают улов. Конфискат – это главный способ легализации добытой икры. Промышленная добыча осетровых в России не ведётся с 2004 года, допускается только так называемый прилов при вылове рыбы частиковых пород (сом, сазан, щука, судак, чехонь, карась и др.) в научных целях и для рыбзаводов, занимающихся искусственным разведением, в объёмах согласно установленным квотам. Любопытный факт: почти вся изъятая икра не имеет хозяев. А если в протоколах и указывают фамилии, то нередко взятые с крестов на кладбищах. Квотами же прикрываются для легализации браконьерского улова. Ведь чем выше так называемый ОДУ (общий допустимый улов), тем больше возможностей вывода на рынок рыбы и икры.
А сколько реально поймано рыбы в рамках ОДУ, проконтролировать непросто. По мнению экспертов, в отчётность попадает 15–20 % выловленной в рамках ОДУ рыбы. Это во-первых. Во-вторых, даже легально пойманная в рамках ОДУ рыба используется в научных и рыборазводных целях лишь частично, а здесь тоже, как сами понимаете, есть пространство для манёвра. Сейчас коммерсанты отбирают самое лучшее из уловов, а на заводы передача производится по принципу «на тебе, Боже, что нам не гоже». А в-третьих, на многих рыбзаводах рыбу уже не убивают для получения икры, её оперируют, и через два-три года из неё снова могут брать икру. По оценкам, на заводах до половины всей необходимой икры берётся именно у такой, уже однажды прооперированной и содержащейся в искусственных условиях рыбы. То есть в реальности ОДУ должен быть вообще в два раза меньше. Куда уходит эта неиспользованная половина, можно только догадываться.
Основное крупномасштабное морское браконьерство базируется на участке побережья Северного Дагестана от границы с Калмыкией до Махачкалы. Добытая здесь рыба вывозится в Центральную Россию через Калмыкию и Саратовскую область – зачастую по просёлочным дорогам, где и постов-то нет. Затем она поступает на перевалочную базу – хладокомбинат. Икра и рыба, добытые в Астраханской области, вывозятся по трассе вдоль Волги до Нижнего Новгорода и далее на Москву или Санкт-Петербург. Этот путь дороже, так как фурам приходится идти через большое количество (около 100) автомобильных постов. Банки с икрой и рыбу принято маскировать арбузами, луком, прочей сельхозпродукцией, но, в принципе, милиция, конечно, всегда в курсе, кто и что на самом деле везёт. (Говорят, что самые жадные милиционеры работают на мосту через Волгу в Нижнем Новгороде.) Далее часть икры поставляется прямо на рынки, а часть легализуется через промышленное производство, где её упаковывают в банки. Помимо Каспия, осетра добывают и в Сибири, на Амуре в том числе. Там, конечно, тоже развито браконьерство, однако местные добытчики в основном ориентированы на Китай и Японию. И всё это по сравнению с Северным Каспием – капля в море.
По данным экспертов, ежегодно с промысла не возвращается до 200 браконьерских экипажей. Накладные расходы и риски растут, растут и аппетиты правоохранительных органов, а вот рыбы с каждым годом становится всё меньше – осетровые ведь начинают метать икру в 15–20 лет, и сейчас, по сути, добивается рыба, родившаяся еще во времена СССР. Нельзя сказать, что люди, торгующие икрой, уже сегодня работают на пределе рентабельности, но доходность падает – в том числе и потому, что падает платёжеспособный спрос. Вопреки сложившемуся стереотипу, основным потребителем икры всегда был не обеспеченный, а средний класс: люди покупали икру на праздники, юбилеи, просто в подарок. Рост цены однозначно отсекает эту группу. Люди с высоким достатком икру, конечно, продолжают покупать, сегодня она больше, чем когда-либо, становится предметом роскоши – и в России, и по всему миру. Однако в целом спрос падает и ещё более упадёт с ростом цены.
Другой не менее доходный, но, по сути, тоже браконьерский бизнес – нелегальная торговля экзотическими животными. Попугаи, игуаны, змеи, черепахи, гекконы, шиншиллы, обезьяны, насекомые и пр. На сегодняшний день это один из самых мутных и закрытых рынков. Свободно продавать и покупать живых существ, которые, согласно Конвенции о международной торговле, находятся под угрозой исчезновения (CITES), запрещено. Конвенция, участником которой Россия стала в 1976 году, на самом деле эту торговлю не запрещает полностью, а ограничивает и регулирует с тем, чтобы редкие виды животных не исчезали на нашей планете. Однако коммерсантов это не останавливает. В Москве экзотическими животными торгуют даже в зоомагазинах, но основной оборот делает, конечно, «птичий рынок», причём тут имеется в виду не только физическое место, а весь рынок – торговля под и на прилавках, по объявлениям в газетах и через Интернет. Кстати, покупка животного подразумевает приобретение корма и аксессуаров. Они обеспечивают торговцам зоотоварами не менее 70 % прибыли и стоят недёшево. Например, хамелеон за пару сотен долларов гарантированно продолжит приносить торговцу регулярный ежегодный доход, порой превышающий доход от продажи самого хамелеона.
В Россию контрабандные животные попадают разными путями. Большая их часть доставляется самолётами из Юго-Восточной Азии, значительно меньшая – из Южной Америки и Африки. Кроме того, живность везут на автомобилях и поездах через Польшу и Среднюю Азию, некоторое количество проходит через Санкт-Петербургский порт. Конфискованные при таможенном досмотре животные сначала, по правилам CITES, должны безвозмездно предлагаться зоопаркам страны, в которой были задержаны. И лишь при отсутствии у тех интереса к конфискатам принимается решение о реализации. В этом случае выдаются специальные сертификаты, удостоверяющие законность продажи.
Компаний, регулярно импортирующих экзотических животных в коммерческих целях на законных основаниях, единицы, и объёмы таких поставок мизерные (при легальном ввозе необходимо предъявить таможенникам разрешение на вывоз от органа CITES страны-экспортёра и специальный ветеринарный сертификат). Таким образом, конфискаты, разрешённые для продажи, являются, по сути, единственным легальным товаром на рынке.
Российские зоопарки нуждаются в пополнении своих коллекций и регулярно интересуются конфискатами. Однако им почему-то предлагают лишь часть того, что задерживают таможенники, о многих животных же просто не сообщают. Речь идёт вовсе не о секретном распределении конфискатов по неведомым торговым точкам. Фактически судьбу животных в большей степени решают руководители организаций, осуществляющих передержку после изъятия. Технически сделать это несложно. Например, путем списания по причине смерти. Потом животные с передержки, которых с удовольствием приняли бы зоопарки, «всплывают» на «птичьем рынке».
По оценкам экспертов, уже сегодня значительная часть экзотических животных, которые продаются на нелегальном рынке под прикрытием «многоразовых» разрешений CITES, выращены в отечественных питомниках. Доля местных животных на рынке стабильно растёт. Например, в питомниках сегодня выращиваются шиншиллы, змеи, хамелеоны, гекконы. Выращивают почти всех, кроме приматов, черепах, игуан, кайманов (хотя единичные случаи были) и крупных попугаев. Последних, в принципе, тоже можно разводить, но они требуют больших вольеров и оранжерей, которые в стандартной квартире не разместишь.
Но вернёмся от «экзотики» к классике. «Почётное» первое место здесь давно занимает нелегальный рынок золота. Еще Петр I как-то обронил: «Торговля золотом – дело исконно воровское, потому жалованье положить им мизерное да вешать по одному в год, дабы другим неповадно было». Имелись в виду купцы, которым поручали на казённые деньги закупать на ярмарках золото для дальнейшей перепродажи. Вешать купцов не вешали, а вот батогами за махинации с государственными драгоценными металлами бивали не раз. В 1711 году такому наказанию были подвергнуты сразу десять купцов, уличённых в этом неблаговидном занятии. Иных же отправляли в ссылку, отобрав перед тем всё имущество, «чтобы всеконечно истребить воровской вымысел в серебряных и золотых делах». Но дело тех, кто сгинул в Сибири «за металл», продолжали другие, и воровской рынок цвёл золотым цветом пуще прежнего. С тех пор мало что изменилось. Реально золота добывается значительно больше, чем учтено официально. Неучтённое золото идёт в подпольное производство ювелирных изделий, вывозится за границу, используется в качестве средства накопления криминальными структурами. Как известно, в России свободного оборота золота не существует – право покупать металл, добытый старателями, имеют лишь Гохран и коммерческие банки, уполномоченные им. Однако куплей-продажей золота занимаются не только они. С завидной регулярностью в газетах появляются сообщения такого типа: «Сотрудники милиции в Магадане пресекли попытку нелегально вывезти за пределы области 27,5 кг золота», «Подпольный цех по переработке золота был ликвидирован в посёлке Чля Хабаровского края», «Управление ФСБ Бурятии возбудило уголовное дело в отношении артели “Галеон”, занимавшейся добычей золота без лицензии», «Свыше 87 кг промышленного золота задержали в Липецке сотрудники ФСБ», «У руководителя старательской артели нашли 22 кг золотого песка», «У жителя Тулы изъято 500 кг промышленного лома драгметаллов на $250 тыс.» и т. д.
Промышленный сезон по добыче золота длится, как правило, четыре-шесть месяцев в году, и бо льшая часть золота поступает на нелегальный рынок, конечно же, с приисков. О том, как в артелях расхищается золото, ходят легенды. Например, в нижнюю часть пульпопровода, подающего смесь воды, песка, глины и мелкой гальки на промывку в промприбор (лёгкие минералы и камни уносит вода, а золото, как более тяжёлая фракция, остаётся), врезают небольшую металлическую коробочку. В результате получается ловушка для крупного металла. Остаётся лишь ежедневно снимать улов, а поскольку врезку делают за пределами участка промывки, сложностей с контролёрами не возникает.
Впрочем, контролёры не проблема – уладить с ними все вопросы, тем более, когда до ближайшего населённого пункта сотни километров, всегда можно. Известен случай, когда начальник прииска присваивал себе до 25 % добытого золота. При соответствующей технологии вполне можно регулировать напор потока воды, промывающей породу. При высоком напоре поток будет смывать минералы тяжёлой фракции (то, что старатели называют «грязь»), оставляя почти «чистое» золото, что является нарушением: «тонкое» золото уходит в отвалы. При низком – процент потерь будет значительно меньше, но золото будет «грязным». В тот раз старатели гнали «чистое» золото. При съёме добыча с нескольких промприборов составила 20 кг за сутки. А утром в приходной книге начальник записал: «15 кг». На вопрос «Почему не 20?» начальник прииска отмахнулся: грязи, мол, много гоните, ребята. Повторялось это регулярно.
Золото воруют и рабочие. Рассказывают байку о том, как в опечатанный шлюз через пульпопровод запускали мальчика, который возвращался с добычей. Иногда на шлюз ставят ложные запоры или просто поддевают его экскаватором, похищая металл через образовавшуюся щель. Кроме того, золото вручную добывают на отработанных или пропущенных геологами отвалах, хотя это и запрещено. Таких старателей – золото моют даже женщины и дети – в золотодобывающих регионах несколько тысяч. Кстати, в отвалах много не только мелкого труднодоступного «транзитного» золота, но и самородков, которые также выбрасываются устаревшим оборудованием в отвалы. Эти самородки народные умельцы ищут с помощью обычных металлоискателей. Сам факт наличия золота в техногенных месторождениях (как геологи называют промышленные отвалы) не новость, но считается, что незначительное содержание металла делает вторичную переработку отвалов промышленным способом низкорентабельной.
Нелегальная разработка этих ресурсов, а также брошенных или пропущенных старателями месторождений и обеспечивает до 25 % всего нелегального оборота золота. Нередко рядом с золотодобывающими предприятиями возникает предприятие-спутник, которое дорабатывает отходы. Существует практика найма артелью «вольноприносителей», которые вручную, более тщательно моют эфеля, сдавая добытое на прииск. Но поскольку считается, что содержание золота в отвалах ничтожно, сдают лишь малую часть добытого. За день старатель при аккуратной работе может промыть на лотке 0,3 куба. Если поставить так называемую «проходнушку» (простейший шлюз из трёх досок или кровельного железа), промыть можно до 2 кубов. Выход золота при таком способе может составить от 150 мг до 5 г на куб.
Можно с уверенностью сказать, что на нелегальную добычу и хищения с приисков приходится не менее 5 % всего золота, добываемого в России. В ЮАР, для сравнения, при добыче расхищается 10 % золота. И это при том, что там оно добывается в шахтах, где контроль априори строже.
Золотые ручейки, впадающие в бурный поток чёрного рынка, просачиваются и с территорий аффинажных заводов. Например, нашумевшая история хищений металла на Приокском заводе цветных металлов. Получая золотой песок на переработку, приёмщики занижали пробу, в результате после переработки оставались излишки. Впрочем, по официальной версии, хищения на аффинажных заводах сегодня не носят такого массового характера, как на приисках. В местах переработки контроль всегда был жёстким, и там масштаб хищений на пару порядков ниже, чем при добыче.
А вот с тем, что в теневом обороте участвует золото, нелегально извлечённое из вторсырья, не спорит никто. Ещё одним из источников пополнения нелегального рынка является скупка золотого лома и ювелирных изделий у населения. Речь идёт о тех самых мужчинах с табличками «Куплю золото», которых всегда можно найти на вокзалах, рынках, станциях метрополитена. Во времена СССР население сдавало в государственные скупки примерно по 12 тонн золотых изделий. Сейчас объёмы государственной скупки снизились до смехотворных размеров. Куда же уходит сданное населением золото?
С приходом на рынок банков теневой оборот золота «снизился» – в том числе потому, что некоторые банки просто-напросто стали принимать непосредственное участие в «отмывании» золота «неизвестного» происхождения. Нелегально добытое вольными старателями или похищенное с приисков золото накапливалось в контролируемой тем или иным банком артели, а затем легализовалось покупкой его банком.
Часть золота самолётами либо автотранспортом через Грузию или Азербайджан переправляется в Турцию, где из него изготовляют украшения, которые затем опять попадают в Россию. Естественно, возвращается не всё золото. Российский рынок ювелирных изделий способен освоить не больше 10 тонн нелегального золота в год. Остальное оседает за рубежом. Качество фальшивого клеймения возрастает из года в год, пробность же нелегально произведённых ювелирных изделий, как правило, соответствует клейму. Обнаружить поддельное клеймо непросто, да и человеческих ресурсов не хватает. В Пробирном надзоре работают всего 45 человек, которые могут ежегодно проверять не более 10 % ювелирных магазинов России, то есть в среднем каждый магазин проверяется раз в 10 лет. Впрочем, подделывать клейма вовсе не обязательно. Некоторые российские ювелиры на вполне легальной основе приобретают ровно столько золота, сколько необходимо для изготовления замочка на цепочку. Замки клеймятся, вставляются в цепочку – и километры цепей, изготовленных из «теневого» золота, легализуются. Значительная часть изделий из неучтённого золота производится в нелегальных мастерских, разбросанных по всей России. Но недорогое неучтённое золото используют не только подпольные ювелиры.
«Теневое» золото используют в своей работе и легальные российские производители: мелкие – до 50 %, крупные – до 20 %, так дешевле. К ювелирам в итоге стекается и золото, скупаемое у населения на вокзалах и рынках, а также краденые ювелирные изделия. Для «отмывания» этих потоков нередко используются обычные ломбарды. Изделия сдаются в ломбард, а затем, если их не выкупают (а их, естественно, не выкупают), ломбард, как и положено, продаёт их с аукциона (аукцион, само собой, проводится для своих). Зачастую в схемах освоения «теневого» золота одновременно используются частная скупка, ломбард, производство ювелирных изделий и комиссионный магазин. Скупка работает вполне легально, но «Росювелирторгу», которому она по закону обязана перепродавать весь закупленный у населения лом и ювелирные изделия, достаются от неё крохи. Остальное через ломбард попадает в ювелирную мастерскую, а потом в комиссионный магазин.
Помимо нелегальной торговли золотом существенный объём в сегодняшней России имеет и другой классический нелегальный бизнес – подпольная торговля оружием. Мало того, это большой и суперприбыльный бизнес – и один из самых закрытых: неспроста же он оброс легендами. Оружие покупают бандиты-новобранцы; явочным порядком вооружаются мирные граждане, особенно активно – проживающие вблизи «горячих точек» (например, на юге России), а на Кавказе оружие традиционно имеется у каждого второго мужчины – нелегально, разумеется. Кому-то по карману дешёвый китайский лицензионный пистолет ТТ, а кому-то – бесшумная снайперская винтовка ВВС. Нередко лица, имеющие доступ к оружию, готовы отдать дилеру пистолет за бутылку водки, стоимость же «чистого» (не использовавшегося в преступлении) пистолета Макарова на рынке превышает $1000. Есть такой анекдот (а может, реальная история?) о прапорщике, который заведовал складом оружия в одной из армейских частей. За 15 лет его службы на складе не было ни одной пропажи, прапорщиком гордились и, когда пришло время, с почётом отправили на пенсию. Новый завскладом решил провести профилактику, смазать оружие. Когда пистолеты Макарова, лежавшие на полках, для скорости обработки ссыпали в бочку с маслом, большая их часть всплыла: они оказались деревянными.
Сам рынок контролируют преступные группировки – одиночки здесь долго не живут. Оружием торгуют все, кроме таджиков, специализирующихся исключительно на опиатах, но говорят, что наиболее «авторитетны» в этом вопросе чечено-ингушские группировки. Торговлей оружием не гнушаются даже те, кто по роду своей деятельности должен бороться с преступностью. Схема преступного бизнеса одних пойманных «оборотней в погонах» была несложной. С 1994 года со всего Северного Кавказа на склад ГУВД свозили изъятые автоматы, пистолеты, пулемёты, гранаты, взрывчатые вещества и пр. Но их вновь продавали преступникам, вместо того чтобы согласно инструкции отправить на уничтожение. Стволами, вычеркнутыми тогда из компьютерного реестра милиции, торговали по всей России. Популярные когда-то другие каналы поступления товара на рынок – хищения с заводов, контрабанда, восстановленное оружие времён Второй мировой, самоделки – отошли на второй план. Сейчас крадут уже непосредственно со складов, получают из зон вооружённых конфликтов, что-то завозится в Россию из-за рубежа, в основном через Прибалтику и Северный Кавказ. На «чёрных следопытов» (люди, занимающиеся поиском и восстановлением «эха войны») приходятся сейчас совсем крохи. Есть и другие каналы. Например, оружие отбирают у представителей органов правопорядка или покупают через охранные структуры по подложным документам.
В начале 90-х на юге России покупатели оружия находили продавцов на скобяных развалах, существовал даже общепринятый опознавательный знак – гильза на лотке. В принципе, сегодня оружейных дилеров, если постараться, можно обнаружить на рынках, около оружейных магазинов, но, как правило, они сами ищут того, кто может купить ствол: тем самым минимизируется риск нарваться на оперативника. Теоретически оружие можно приобрести через объявления в Интернете. На практике же обычному человеку без рекомендации купить его почти невозможно. Могут просто отнять деньги («кинуть») или продать «грязный» (засвеченный в преступлении) ствол.
В общих чертах схема продажи выглядит так. На первой встрече с клиентом сделки никогда не совершаются – присматриваются, что за человек, обговариваются условия. С другой стороны, спецоперации проводятся не так уж и часто: человеческих и материальных ресурсов у милиции маловато. Когда сделка крупная, риск выше, но в этом случае действует схема «утром деньги – вечером стулья», то есть деньги берутся сразу, а товар потом оставляется в тайнике, о котором сообщают клиенту. Надо заметить, оружие покупают и коллекционеры, в том числе и весьма обеспеченные люди, готовые заплатить любые деньги за понравившийся экспонат. Таких тысячи. В Москве, например, порядка ста человек могут похвастаться весьма обширными коллекциями – им позавидовал бы любой музей военной истории. Но они не афишируют своё хобби. Естественно, у каждого есть небольшое собрание выхолощенного оружия – для прикрытия. Но самую ценную часть коллекций – работоспособное оружие – они не показывают никому. Выхолащивать, по закону, нужно всё, кроме оружия, произведённого до 1896 года, то есть до момента создания знаменитой трёхлинейной винтовки Мосина. Но в этом случае, даже если речь идет о мушкете времён Бородинского сражения, оружие нужно регистрировать как огнестрельное в обычном порядке. Поскольку невыхолощенное оружие не может иметь длину меньше 80 см, коллекционировать невыхолощенное короткоствольное оружие, например пистолеты и револьверы, запрещено. Невыхолощенным может быть только очень старое оружие не короче 80 см. Выхолащивание предполагает сверление патронника, ствольной коробки, затвора, забивание или заваривание ствола, спиливание бойка, нужно также полностью исключить возможность снаряжения магазинов. Оружие после такой процедуры становится «мертвым», его коллекционная ценность падает в несколько раз, выхолощенное оружие сейчас очень просто купить в специальном магазине, но коллекционер его покупать не будет…
Раз уж речь зашла о коллекционерах, то стоит заметить, что на рынке огнестрельного оружия нарваться на подделку практически невозможно. Чего нельзя сказать о предметах искусства. Здесь наряду с настоящими шедеврами зачастую продают фальшаки, то есть подделки. На них, по уверениям экспертов, приходится до трети оборота всего художественного рынка.
Фальсификация произведений искусства – проблема старая. Известный российский живописец и искусствовед, один из основоположников отечественного музееведения и реставрационного дела Игорь Грабарь (1871–1960) в автобиографии «Моя жизнь» делится впечатлениями от поездок в США и Европу в начале ХХ века: «Наряду с первоклассными собраниями в Америке немало и собраний, наполовину состоящих из подделок. Особенно много я их нашёл в прославленном некогда собрании дирижёра Странцкого, где были десятки фальшивых Монэ и Ренуаров». И далее – о выставке Ван Гога в Берлине: «Перед устройством выставки Юсти просил меня зайти к нему в кабинет, где показал около 15 картин Ван Гога, прося высказать о них моё мнение. Я нашёл их все до одной поддельными».
С фальшаками связано множество историй, напоминающих увлекательный детектив. Предполагают, например, что иконы, которые советское правительство в первые годы после революции меняло на сельскохозяйственную технику, на самом деле были поддельными. Изготовление их было санкционировано на самом высоком уровне. Весьма громкие скандалы на тему фальсификации шедевров разразились в 80–90-е годы. Все они были связаны с работами русских художников. В 1988-м в Швейцарии подвергся судебному преследованию Андрей Наков – организатор выставки работ Михаила Ларионова: все 197 работ были признаны подделками. В 1990-м похожая история случилась с коллекцией Корецких, выставленной на аукционе Christi’s. Два года спустя аукционный дом Philips вообще отказался от проведения специализированных аукционов по русскому искусству, спрос на которое после череды подобных скандалов резко упал. В 1995-м с аукциона Sotheby’s был снят самый дорогой лот – «Супрематическая композиция» Любови Поповой (стартовая цена – около 400 тыс. фунтов стерлингов). В 1997 году Юрий Лужков планировал приобрести для Государственной Третьяковской галереи картину Аполлинария Васнецова с изображением Москвы прошлого века. Васнецов оказался ненастоящим (говорят, московский мэр был готов заплатить за картину $100 тыс.).
Фальшаки, по разным оценкам, фигурируют в 8–30 % всех сделок. Причём подделки нашего времени (новоделы) составляют около 85 % всех фальшаков. А как же экспертиза? Российскую школу экспертизы традиционно считают одной из самых сильных в мире, однако именно в России экспертов часто упрекают в ангажированности. И тому есть свои причины. Картина без провенанса (истории её появления и перемещения из рук в руки) и атрибуции может стоить, допустим, несколько сотен долларов. Но если экспертиза признает её творением известного мастера, цена может увеличиться на несколько порядков. Фактически весь рынок держится на мнениях экспертов, что даёт владельцам фальшаков неограниченные возможности в получении добавочной стоимости. Собственно, никто из участников рынка и не скрывает, что проблема с выдачей положительных заключений на картины, подлинность которых вызывает сомнения, существует. Имеется информация, что даже некоторые работники Государственной Третьяковской галереи за определённую плату готовы написать положительное заключение на «сомнительную» картину. Назывались конкретные расценки на услуги различных экспертов – от 1 до 10 % цены, за которую картина может быть продана. Атрибуция оказывает прямое влияние на рыночную стоимость произведения. Но эксперты, работающие в специализированных организациях – таких как Третьяковская галерея, Центр имени Грабаря, Музей изобразительных искусств имени Пушкина, НИИ реставрации, Исторический музей, Эрмитаж, Русский музей, – не несут юридической ответственности за правильность атрибуции, так как она трактуется как их научно обоснованное мнение, а не утверждение. Что касается экспертизы самих музейных экспонатов, то здесь ещё сложнее. Экспертиза должна быть только независимой. Никакой музей не заинтересован в понижении качества своей коллекции и не признает ничего такого, что может повредить её престижу.
С чего начинается фальшивка? С того, что дипломированный художник после безуспешных попыток хоть как-то пристроиться со своим искусством в этой жизни делает на старой бумаге что-то вроде лебедевской обнажёнки или акварели а-ля Сомов, приносит это, скажем, в какой-нибудь магазин на Арбате и, к своему удивлению, получает $100–300. Далее всё идёт в соответствии с законами экономики. Один талантливый выпускник Академии художеств 50-х годов на условиях анонимности рассказал следующее. По учебному плану он должен был скопировать виртуозный карандашный рисунок Врубеля, хранящийся в Русском музее. Когда работа была закончена, он показал оба рисунка хранителям и увидел испуг на их лицах: они не могли найти различий. Позднее художник показал свою работу именитому коллекционеру, и тот сразу предложил её купить. Художник смеялся: вещь ведь известная, музейная. Но у коллекционера были свои резоны. В итоге рисунок был продан.
Не меньшим интересом сейчас пользуется и русский авангард, точнее, его отдельные представители. Эксперты в один голос заявляют о том, что авангард – самый подделываемый сегмент рынка, поскольку, во-первых, в России почти нет экспертов по этому направлению, а во-вторых, многие авангардисты не имели профессионального образования, и это сказывалось на качестве работ. Вообще, изготовителей фальшаков можно разделить на три категории. Первая – фальсификаторы. В букинистическом магазине или с рук покупается оптом куча старых рисунков. Карандашиком на обороте пишется: «В. Лебедев» («Сомов», «Репин», кто угодно). Для убедительности автограф немного затирается. Если фантазия побогаче, добавляется ещё и дар ственная надпись. Всё, вещь готова. Произведение сдаётся в другой магазин с прибылью, которая может составлять сотни процентов. С живописью – та же схема.
Вторая категория фальсификаторов представлена реставраторами и опытными художниками. Основная их работа заключается вовсе не в том, чтобы писать картины, выдавая их за старые. Они, как правило, промышляют тем, что подписывают безымянные полотна автографами известных авторов с подходящим стилем либо, как вариант, заменяют подписи. Ещё одна разновидность такого бизнеса – «оживление» картин. К примеру, берётся унылый пейзаж, и после трёх-четырёх дней работы на его фоне появляется вельможа со свитой или любовная пара, дети, обнажённая девушка – главное, чтобы конъюнктуре соответствовало. Известна история с картиной «Цветочница», на которой была изображена женщина, везущая тележку с цветами. Когда картину просветили рентгеновскими лучами, выяснилось, что под цветами – изображение мёртвого ребёнка.
Третью категорию составляют мастера, создающие подделку с нуля. Это трудоёмкий процесс, в котором принимают участие сразу несколько специалистов. Художник строго по заданию заказчика, который и отвечает за сбыт фальшивок, пишет картину, используя старый холст, краски, соскобленные со старых холстов, и так далее. Реставратор придаёт вещи товарный вид (искусственное старение в специальных печах, поддельные крокелюры – трещинки в лаковом покрытии, забитые старой пылью), искусствовед создаёт ей подобающую легенду. Коллектив не может плодотворно работать без агента в экспертных организациях и человека, внедряющего вещь в ту или иную частную коллекцию. Кстати, подделка акварелей и рисунков – вещь, в принципе, недоказуемая: её невозможно определить технологической экспертизой, проводится только искусствоведческий анализ. К тому же в изготовлении они проще живописи. Иногда, чтобы удачно сбыть фальшак, придумывают удивительные вещи. Известен такой случай. У одной старушки купили картину. После неё на обоях остался невыгоревший след. Точно по размеру этого пятна был написан фальшак дорогого художника, и бабушка за определённую мзду давала объявления и обзванивала магазины, говоря, что у неё есть замечательная картина, которую она хотела бы продать. И продали-таки за $15 тыс. Покупатель наверняка был доволен: он ведь пребывал в уверенности, что заполучил вещь, цена которой никак не меньше $100 тыс. Не менее важный сегмент рынка подделок – изготовление фальшивых экспертных заключений. Популярна и такая операция: покупается подлинная картина с настоящими бумагами, с неё делается копия. Её в конце концов и продают… в комплекте с указанными бумагами. А бывает и такое. Некто Б. взял работу Казимира Малевича у его дочери Уны и заказал копию, которую и вернул наследнице… Кстати, мнение, что обмануть могут только в России, – заблуждение, те же Sotheby’s и Christie’s постоянно торгуют фальшивками.
Однако если фальшивая картина в коллекции – в случае обнаружения, конечно – грозит своему владельцу разве что разочарованием, моральной травмой, в крайнем случае подсчётом убытков, то контрафактный товар несоизмеримо меньшей стоимости может привести к более серьёзным потерям. Например, поддельные автозапчасти. Объёмы продаж контрафактных, некондиционных запчастей постоянно растут. И хотя их использование наносит крупный ущерб автовладельцам и зачастую становится причиной серьёзных ДТП, систематической борьбы с производителями «левых» автозапчастей не ведётся. Даже официальные дилеры, торгующие пафосными иномарками, похоже, махнули рукой на этот чёрный рынок и смирились с его существованием.
Как это ни странно, согласно официальной статистике, только около 3 % ДТП в России обусловлены технической неисправностью транспортных средств, в то время как в странах ЕС – 25–30 %. Причина проста: у нас не принято обследовать транспортные средства сразу после аварии на месте ДТП (и попробуйте сделать это обследование в Москве на оживлённой трассе – пробка вытянется на несколько километров). Если дефект автомобиля (например, поломка рейки рулевого управления) в момент происшествия не был чётко выражен, о нём не заявил пострадавший или виновник происшествия, то невозможно узнать, что же в действительности послужило причиной аварии. Никто, как правило, и не пытается установить оригинальность или контрафактность детали (либо узла или агрегата) автомобиля, поломка которой из-за её несоответствия техническим стандартам привела к ДТП. Точно так же обстоят дела и с экспертизой, которую проводят в случае серьёзной поломки автомобиля. У нас нет сертификации экспертов, а поэтому нет и регламента, в котором были бы определены ответственные за экспертизу и её порядок. В досудебном порядке она может быть проведена по согласию сторон, а в судебном – сам суд назначает эксперта.
По закону «О защите прав потребителей» эту экспертизу должен проводить продавец. Считается, что физическому лицу гораздо сложнее отстоять свою правоту, поэтому покупателю делегируется большое количество прав и поблажек. Вообще, этот закон – потенциально очень мощный инструмент, которым не все умеют пользоваться, более того, не многие о нём знают. Дела, связанные с ущербом, полученным в результате поломки авто либо ДТП, рассматриваются в судах общей юрисдикции, а не в арбитраже, где одни юрлица судятся с другими юрлицами (если сумма иска не превышает определённой суммы, решения по ним принимают мировые судьи). Помимо возмещения прямого ущерба от ответчика могут потребовать компенсацию за нанесение морального вреда, а также вреда здоровью. Более того, само государство в лице судьи имеет возможность наложить на ответчика штраф в размере до 50 % от суммы, присуждённой к выплате, и даже потребовать уплату неустойки в размере 1 % от стоимости бракованного товара за каждый день отсрочки исполнения решения суда.
Получается, что с пенями и штрафами эта сумма вырастает до угрожающих бизнесу ответчика размеров: она может достигать миллионов рублей. Но довольно часто бывает так, что ответчик (как правило, это мелкая или средняя фирма, магазинчик) просто не хочет платить по выставленным счетам и судебные приставы просто не находят проштрафившуюся фирму по её юридическому адресу. Так, например, произошло с компанией, располагавшейся в торговом комплексе одного известного автодилера и торговавшей автозапчастями. Компания в течение года игнорировала решение суда, и в итоге общая сумма её долга (иск плюс неустойка) достигла 2 млн руб. Когда судебные приставы пришли описывать имущество компании, её уже не было: она самоликвидировалась. Самоликвидироваться могут и вполне заметные компании (либо их дочерние структуры), торгующие запчастями и автомобилями.
Другой пример. У известного дилера был куплен автомобиль «Ягуар». Одна из деталей автомобиля очень скоро вышла из строя. Покупатель, естественно, посчитал, что эта компания должна привести автомобиль в рабочее состояние либо предоставить новый. Клиент выиграл все суды у этой компании, автомобиль приняли на ремонт. Но в итоге его автомобиль стоял у дилера в разграбленном состоянии. Просто дочерняя компания того известного дилера, фигурировавшая как «продавец» в документах, была перерегистрирована. Суды, связанные с возмещением ущерба, причинённого некачественной автозапчастью, тянутся обычно от полугода до полутора лет. Ответчик, как правило, выбирает один из двух способов защиты: он либо вообще не приходит на заседания суда, либо заявляет, что авария произошла вследствие неправильного монтажа детали или неправильной эксплуатации автомобиля. При этом ответчики не очень-то заботятся о доказательности своей позиции.
Иногда выход из строя бракованной запчасти приводит к драматическим последствиям. К примеру, у одного водителя «семерки» заклинил подшипник ступицы. Машину развернуло, она вылетела на встречную полосу и попала в ДТП, несколько человек получили травмы, а столкнувшиеся автомобили – серьёзные повреждения. Водитель покупал подшипник в одной из лавок на главной московской автобарахолке – в Южном речном порту – и подал на продавца в суд с целью возмещения ущерба, причинённого здоровью и имуществу. Суд, как говорится, идёт. Какое-то время назад в Тольятти была арестована крупная партия подшипников, выдаваемых за продукцию Самарского подшипникового завода. Нередко контрафакт завозят из Китая. Большая часть китайских подшипников продаётся в России по демпинговым ценам – раз в шесть дешевле, чем отечественная продукция. Удешевление продукта происходит из-за использования сырой стали, неквалифицированной рабочей силы, отступлений от технологии. В среднем же цены на контрафактную продукцию на рынке на 30–50 % ниже, чем на оригинальную.
Однажды тольяттинской милицией была изъята крупная партия контрафактных автозапчастей, продававшихся на рынке «Ставр». Подделку милиционеры изъяли в ходе контрольной закупки. В результате расследования выяснилось, что местными «самоделкиными» в нерабочее время была налажена промышленная поставка запчастей для «Жигулей», якобы произведенных на Скопинском автоагрегатном заводе (СААЗ). Закупленная партия стоек и амортизаторов общей стоимостью более 0,5 млн. руб. имела признаки подделки, заметные невооружённым глазом. Экспертиза показала, что ничего общего с заводом СААЗ контрафактные детали не имеют, хотя они и были изготовлены в заводских условиях.
Использование вполне легальных производственных мощностей для производства контрафакта – не новость. Так, к примеру, в сеть магазинов автозапчастей «Кэмп» как-то попала партия моторных масел под маркой «ЛУКОЙЛ». Эти масла имели минеральную, а не минерально-синтетическую природу (в последнем случае масло стоит в два раза дороже), как это было заявлено на этикетке. След фальсификаторов потянулся на родину производителя – в Волгоград. Выяснилось, что кто-то на тамошнем заводе ЛУКОЙЛа поменял наклейки (понятно, что сама компания-производитель в такой афере не заинтересована).
Ещё в одной крупной сети продаж автозапчастей в один из магазинов попала партия бракованной тормозной жидкости, которая замерзала уже при –10. Но если для сетевых операторов рынка такие случаи скорее исключение из правил, то барахолки и небольшие магазинчики, а также сервисные центры размером с гараж – это как раз те места, где они стали правилом. К примеру, уже упоминавшийся рынок автозапчастей в Южном порту, где приобретался бракованный подшипник, – это типичный авторазвал. Некоторые солидные сетевые компании, торгующие автозапчастями, имеют в порту и на других барахолках свои филиалы, которые часто приносят убытки, не выдерживая конкуренции с лоточниками, зачастую торгующими товарами неизвестного происхождения по низким ценам. О том, сколько на рынке контрафактных автозапчастей, не знает никто, такой статистики попросту нет. Оценки разные: от 20 до 60 %. При этом под контрафактной продукцией понимаются и, скажем, восстановленные запчасти, продаваемые под видом новых, и запчасти из разобранных, украденных автомобилей.
Автомобильные запчасти делятся на четыре категории. Это OE (original eguipment – «оригинальное оборудование»), то есть детали автомобиля, которые производятся для сборочного конвейера и на рынок не попадают, OES – запчасти, которые производитель автомобилей поставляет своим дилерам, и AM – запчасти, допущенные к продаже, но за использование которых производитель автомобиля ответственности не несёт.
Последняя категория – контрафактное оборудование. Понятно, что цены на запчасти в приведённом порядке убывают. Продажа любых запчастей должна быть обоснована сертификатом соответствия. Чтобы сертифицировать деталь, должны провести лабораторные испытания опытного образца, а также убедиться в соответствии принятым нормам производственного процесса. Попросту говоря, выяснить, что такую-то деталь не вытачивают напильниками 100 тыс. китайцев. Но сертификация – не панацея от контрафакта. Проблема ещё и в том, что автозапчасти поступают в продажу в основном оптовыми партиями, потом они разбиваются на мелкие и уходят в розницу. Так вот, подлинник сертификата необходим только в самом первом случае, а перепродавцы могут на законных основаниях предъявлять ксерокопии. Подделать ксерокопию ничего не стоит.
При нынешнем состоянии контроля за аккредитацией сертификационных фирм можно получить «подлинный» сертификат со всеми печатями и подписями на что угодно – от просроченной колбасы до «палёной» водки. В Ульяновске, к примеру, сотрудники областного УБЭПа обнаружили подпольный цех, выпускающий фальшивые автозапчасти для автомобилей УАЗ. Оперативники нашли около 70 комплектов готовых шарниров равных угловых скоростей (ШРУС) на общую сумму 120 тыс. руб., а также склад с заготовками на общую сумму 1 млн руб. На всех изъятых комплектах имелись цветные этикетки с указанием, что товар изготовлен на немецком и итальянском оборудовании и прошёл сертификацию, все необходимые подписи и печати на документе присутствовали.
Сертификации в России подлежат только те детали, которые влияют на безопасность автомобиля. Но де-факто получается, что запчасти, обязательные к сертификации, – это бо льшая часть автомобиля, хотя в 2002 году постановлением правительства перечень запчастей, для которых сертификация обязательна, был несколько урезан. Из списка убрали карданную передачу, шаровые опоры, гидроусилитель руля и системы питания (топливный насос, карбюратор, инжектор). Теперь их качество – на совести организаций-импортёров. Но вот, к примеру, масляные фильтры в списке остались. Их низкое качество вряд ли приведёт к ДТП, но оно влияет на расход масла, бензина и экологию, а посему фильтры бдительные чиновники отнесли к числу обязательно сертифицируемых запчастей. Кстати, к вопросу о сертификации. Одна турецкая компания сделала заявку на сертификацию своих масляных фильтров, но с лейблом Димитровградского агрегатного завода. Вопрос «А какое он к вам имеет отношение и почему на фильтрах не написано, что они произведены в Турции?» поставил турок в тупик. Они ответили: «А мы думали, что так они у вас будут лучше продаваться». Представление о российском рынке как о совершенно диком до сих пор живо среди иностранных производителей и продавцов.
К слову сказать, доля контрафакта из Турции на российском рынке запчастей сегодня сокращается, турок вытесняют китайцы, индусы и российские пираты. Причём совершенно не обязательно, что на коробке с запчастями будет обозначено место её производства. «Отмывание» страны происхождения товара может осуществлятся так: некая компания регистрирует новый бренд, скажем, в Испании, Франции или Германии. Она покупает партию китайского автомобильного ширпотреба, а потом продаёт её в Россию, нанося на коробки маркировку типа «EU» или «MBH Germany», что вводит потребителя в заблуждение. Другой способ состоит в том, что некая компания маркирует свою запчасть под известный бренд, тогда как владелец этого бренда никогда не производил такую деталь. К примеру, товарный знак Bosch стоит на контрафактных крестовинах и маслосъёмных колпачках, хотя сама компания Bosch никогда не специализировалась на их производстве.
Вообще же, рядовым потребителям, особенно тем, кто никогда не заглядывает под капот (а таких всё больше), нелегко разобраться не только с контрафактными, но и с легальными брендами. Например, ни одна легальная тормозная колодка от известной немецкой компании Lucas не была произведена в Германии. Запчасти от испанской компании QPS производятся где угодно – в Марокко, Китае, Чехии, но только не в Испании. К тому же эти и некоторые другие компании периодически меняют собственников, судятся за бренды, что не добавляет ясности в том, кто, что и где произвёл. Но народ у нас балдеет от слова «оригинал». Коробка с «оригинальной» надписью действует на покупателя успокаивающе, хотя производители автомобилей не выпускают запчасти – их делают смежники, поставщики. Как правило, в этой коробке в лучшем случае неоригинальная, а в худшем – контрафактная запчасть. Некоторая вероятность получить именно оригинал есть только в одном случае – для этого нужно обратиться к официальному дилеру, который должен, согласно гарантийным обязательствам, заменить вышедшую из строя деталь на новую. Понятно, что речь идёт исключительно об автомобилях, ещё не снятых с серийного производства. Поэтому доверять в первую очередь нужно тем, кто следит за этим рынком и даёт гарантию на продаваемую продукцию.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.