Глава 7. Цхинвали. Утро после боя
Глава 7. Цхинвали. Утро после боя
О, камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет...
Я камни закляну заклятьем вечной жажды,
И кровь за кровь без меры потечет.
Скажи восставшему: Я злую едкость стали
Придам в твоих руках картонному мечу!
На стогнах городов, где женщин истязали,
Я «знаки Рыб» на стенах начерчу.
Максимилиан Волошин, «АНГЕЛ МЩЕНЬЯ» (1906 г.)
Внезапу Судiя прiдетъ, и коегождо деянiя обнажаться, но страхомъ зовемъ въ полунощи: святъ, святъ, святъ еси, Боже, Богородицею помилуй насъ.
Молитва, Православный Молитвослов
Земляк Сан Саныча подъехал перед самым рассветом. Бодро прошагал ко входу гостиницы, резко хлопнул входной дверью.
– Шевчук! Земеля! Живой? – заорал он прямо с порога и, хитро покосившись на выглянувшего из своей комнаты любопытного интенданта, добавил: – А то мне тут какая-то пьянь по телефону наплела, что ты ранен!
Обиженный интендант напустил на физиономию выражение озабоченной рассеянности и скрылся в своей комнате.
Майор, уже одетый, встретил земляка кислой улыбкой.
Пожимая руку, капитан пригляделся к нему. Увидав обильно залепленную свежим пластырем шею, сбавил тон:
– Сильно зацепило?
– Так… – усмехнулся майор. – Кровищи, правда, вытекло столько, что пришлось плавки выбросить…
Десантник коротко хохотнул:
– Так это ви, Санья, не есть раненый. Ви есть симулятор! Эсли у фас крофь ф трусы, это есть женский неприятность!
– Иди к чёрту, Серёга! Сам ты неприятность! Женская! – рассмеялся майор. – Вот скажи, за что я тебя, хама такого, люблю?
– Любить люби, но не доводи дело до извращений! – нашёлся капитан. – Ты лучше подумай, как будешь жене отсутствие плавок объяснять? Командировка, дело молодое?
Балагуря, земляк не забывал окидывать цепким взглядом раскуроченные пулевыми попаданиями стены, зияющие россыпями свежих отверстий хлипкие фанерные двери…
Бочком появившегося из туалетной комнаты солдата он заметил первым:
– А, герой!.. Ну-ка, иди сюда! Уложил–таки вражину? Видал – валяется как тот баклажан на грядке! Ай да молодой! Ай, молодец!
Боец виновато приблизился.
– Это не я, это – товарищ майор…
– Из пальца? – сощурился капитан и, выждав паузу, заорал, как на полковом построении. – Ты почему своё оружие постороннему отдал? Ты на посту был! Сгною!!!
Перепуганный солдат очень натурально изобразил предобморочное состояние. Майор, тоже не ожидавший от своего земляка столь красочной акустической несдержанности, вскипел:
– Короче так, земеля! Ты сам при восемнадцати невооруженных офицерах необстрелянного пацана оставил! Мне что, внятно и доходчиво объяснить, что ты нас всех подставил? И своего солдата – тоже! Хорош командир, нечего сказать…
Капитан оторопел:
– Сань, кто ж мог знать…
– Ты и мог! Сам же предупреждал! Давай договоримся: если эта тема со мной или без меня, ещё раз поднимется – по всем землякам пущу слух, что ты скурвился! В конце концов, я дал СЛОВО ЧЕСТИ твоему солдату, что всё будет в порядке… Ты и меня подвести хочешь?
Капитан отрицательно помотал подбородком и покосился на подчинённого, замершего с отрешённым выражением лица.
– Лихо!.. Кстати, воин, а что это ты такой мокрый? Вспотел, или это слёзы раскаяния?
– Хорош паясничать! Он, когда в темноте к окну бежал, на ведро с водой налетел. Растянулся. Там каждая секунда дорога была. Опять же, подумай, какой с этого салабона в такой ситуации боец? Да ещё после "битвы" с ведром грязной воды? Я прав?
– Ну…
– Что, ну?! Прав или нет?! Между прочим, он мне автомат только под честное слово и дал. Упирался ещё, герой…
– Ладно уж, – сдался капитан, – проехали…
Показав жестом просиявшему солдату, что тот прощён и может улетучиться, двинулся в комнату майора, недовольно бурча под нос что-то заковыристое, не из области изящной словесности.
Оставшиеся до рассвета полчаса земляки посвятили обсуждению произошедших в гостинице событий.
* * *
Когда начало светать, добрая половина проживавших в гостинице офицеров потянулась на выход. Подымить. Посмотреть. Обсудить ночные события.
Раскуривая сигареты, они торопливо выпускали дым в сторону восходящего светила и тревожно щурились на наливавшийся розовым соком восточный участок неба.
Некурящие, расположившись с наветренной стороны, просто дышали.
Утренний воздух отдавал послевкусием так и не успевшей выпасть росы.
Когда сигареты были докурены, группа постояльцев, непроизвольно оттягивая необходимость осмотра главного результата ночной перестрелки, принялась за осмотр здания.
Весь фасад был разбит пулями.
С юго-западной стороны в окнах гостиницы ни одного целого стекла не обнаружилось. Оставалось только удивляться, что среди постояльцев не оказалось ни убитых, ни всерьёз раненых.
Капитан, на правах офицера имеющего наибольший боевой опыт, уверенно принялся за разбор диспозиции:
– Всё просто: один стоял здесь, второй – там… Вон как насорили гильзами – по два рожка расстреляли, не меньше. Дождались темноты и устроили здесь фейерверк. Для затравки и куража, пустили пару очередей туда-сюда, потом сосредоточили огонь по окнам, в которых продолжал гореть свет. Смтрите – издолбали проёмы, как стая бешеных дятлов. Надо полагать, увлеклись стрельбой по движущимся теням, а про затемнённые окна – забыли. Вот у тебя, Саня, и появился шанс им ответить… – капитан замолк, почесал в затылке.
– Пошли на ночного стрелка полюбуемся?
* * *
Убитый милиционер действительно был капитаном. Он лежал среди разбросанных автоматных гильз ничком, неловко вывернув руки.
Лицом и плечами стрелок угодил в лужу с густой, раскатанной автомобильными колёсами, грязью. Подошедшим офицерам показалось, что прижатый мёртвым телом АКМ в любой момент снова готов огрызнуться злым, губительным огнём. Наверное поэтому они встали так, чтобы не находиться в створе автоматного ствола.
Протиснувшийся сквозь их строй Сан Саныч невольно попал на мушку уже мёртвого стрелка. Он заволновался, пытаясь оттеснить своих товарищей вправо, но вдруг поражённо замер. На левом запястье убитого грузина, на лазоревой верёвочке, красовалась крупная нефритовая бусина.
"Та самая – от дурного глаза", – вспомнил прерванный сон Сан Саныч.
Затылочная кость на черепе убитого отсутствовала. Энергии изменивших свою траекторию пуль хватило, чтобы вынести её вон вместе со значительной частью головного мозга. Оставшееся превратилось в подобие взбитого миксером студня.
Майору невольно вспомнился миф, что в серии автоматов АК-74 применяются пули со смещённым центром тяжести. Такой пули никогда не существовало. Но для серийной пули разработчики подобрали её компоненты так, что та теряла устойчивость при попадании в более плотную среду. Попросту говоря – кувыркалась, отдавая энергию поражаемой цели. Результат был более чем нагляден.
Капитан некоторое время стоял, собираясь с духом, выругался и склонился над трупом.
Первым делом он вытащил из-под грузинского милиционера автомат. Бегло осмотрел и презрительно скривился:
– Духи за своим оружием ухаживали лучше!
Отстегнув магазин, передёрнул затвор и ловко поймал вылетевший патрон в воздухе. Продемонстрировав всем зелёную головку пули, заглянул вовнутрь отстёгнутого рожка:
– Нет, это не пуштуны. Грузины и так, как вояки – никакие, а этот ещё и трассеров через раз набил… Любят здесь эффекты да показуху – хлебом не корми!
Разряженный автомат капитан передал ближайшему стоявшему рядом офицеру. Затем достал из висевших за пазухой ножен вчерашний зверского вида нож, попробовал пальцем остроту его лезвия, удовлетворенно хмыкнул и снова склонился над ночным стрелком… Взглянув на замерших офицеров, озорно улыбнулся:
– Ну, кому ушко на память? – и, увидав расширившиеся глаза товарищей, рассмеялся: – Поверили? Зря... Я, хоть и отмолотил в Афгане два срока подряд, до такого не опускался. Это духи так баловались, и менты грузинские не брезгают... За доблесть у них считается над мёртвыми поизгаляться. Такого здесь понавидался – почище Афгана – даром, что бывший Союз.
Он ловко отпорол грузинскому милиционеру погоны, бросил их под ноги и втоптал в глину.
– Разжалован! У офицерского собрания возражений нет? И это правильно!!! На повестке дня два вопроса: что это за сволочь, и куда её теперь девать? Полюбопытствуем? – спросил он Сан Саныча.
Майор, судорожно сглотнув, кивнул.
Десантник ухватил голову грузина за остатки чуба и рывком поднял. Застывшая грязь отпустила с противным чмокающим звуком… Лицо милиционера оказалось практически чистым. Глина к покрывавшей его сальной плёнке не прилипла. Капли вязкой грязи остались только в усах, на бровях и в уголках удивлённо открытых глаз. Два пулевых отверстия у самой переносицы – одно повыше, другое пониже – были плотно закупорены глиной.
Сан Саныч сразу же узнал это, привидевшееся ему во время ночного боя, лицо.
– Ну что, Саня, он?
– У-гху…
– Значит, он... – поразился капитан. – Вот тебе и связист… Ты, земеля, как Лимонадный Джо сработал! Помнишь, такой фильм был? В темноте, по выстрелам, "отработать" клиента прямо в лобешник… Любит тебя, Саня, Бог Войны! Уастэрджэ по-местному, Георгий Победоносец по-нашему. Впрочем, какой бы Бог не любил – результат на лице!!!
Не отпуская головы грузинского милиционера, капитан, брезгливо морщась, пошарил у него за пазухой. Достал милицейское удостоверение, ещё какие-то документы, затем длинный увесистый мешочек из мягкой чёрной кожи, стянутый на горловине тесёмкой. Разжав пальцы левой руки, отпустил чуб уже ненужного ему капитана. Тот медленно завалился обратно – в грязь.
Сунув извлечённые документы подмышку, капитан заозирался:
– Ни у кого ничего нет – руки вытереть?
Сан Саныч молча полез во внутренний карман кителя за носовым платком:
– Немного пользованный сойдёт?
Капитан хмыкнул и протянул руку.
Кое-как оттерев ладони, он вопросительно взглянул на майора и, получив одобряющий кивок, скатал испачканную материю в плотный комок и щелчком отправил его в ближайшие кусты. Заглянув в удостоверение, по слогам прочел написанное грузинскими буквами имя. Пожевал губами, пробуя его на вкус.
– Как его звали? – поинтересовался у капитана один из соседей Сан Саныча.
– Так себе имечко… Вам всем оно ни к чему, а тебе, Саня, тем более – буркнул десантник.
Сложив документы, он сунул их в нарукавный карман. Скупо пояснил:
– Особистам отдам. Они по таким случаям фактуру собирают.
Пару раз подбросил мешочек на ладони и сразу поскучнел лицом:
– По-моему, я знаю, что здесь…
Развязал тесёмку и осторожно встряхнул раскрывшуюся горловину над ладонью. Из мешочка, словно бы нехотя, вывалилась добрая треть содержимого: золотые цепочки, крестики, кольца, серьги и… зубные коронки. Одна из них – с куском раскрошенного чем-то твёрдым зуба.
Капитана передёрнуло. Он с чувством выругался, торопясь и чертыхаясь, затолкал содержимое мешочка обратно, стянул тесёмкой горловину.
– Та-а-а-ак… Теперь точно руки мыть придётся.
Примериваясь к весу, он снова подбросил злосчастный мешочек на ладони. Поймал его.
– Предлагаю господам офицерам отвернуться, дабы ни у кого не было соблазна. А ты, Саня, для чистоты эксперимента, посмотри – один чёрт тебе через полчаса отсюда уезжать: второй отморозок жив и, наверняка, уже и обо всём доложил. Надо рвать когти!
Офицеры, дружно поняв намерение капитана, отвернулись. Тот, широко размахнулся и, коротко хэкнув, метнул злосчастный мешочек в густо заросший кустарником овражек.
– Ну вот, и дело с концом! Даже на душе легче!
Подумал и добавил:
– Зная эту публику, не сильно ошибусь, если предположу, что второй "убивец" сбежал, так и не разобравшись, что случилось с его напарником. Думаю, что сейчас грузинские менты ноту протеста сочиняют. Мол, несправедливо обстреляны превосходящими силами МВД СССР! Потребуют выдачи захваченного Москвой капитана – имярек... Наши, естественно, сделают удивлённую морду лица, а чтобы всё срослось надо в темпе убрать улики. Минут через сорок подъедет группа зачистки (из последних афганских ветеранов подобрал), этого бандюгу вывезут за город, а здесь – песочком и глиной следы забросают. Наша задача, товарищи офицеры, в темпе собрать все гильзы… Чего стоим? Вперёд, на зачистку местности!
Через полчаса гильзы были собраны в замызганную пластиковую корзину для мусора, изъятую для этих целей из гостиницы.
Заполняя возникшую паузу, курящее большинство вновь предалось успокаивающему нервы занятию.
– Что с тобой, Сан Саныч? – выпустив длинную струю едкого сизого дыма, поинтересовался один из соседей-капитанов. – Дрожишь, будто из проруби вылез...
– Действительно, Саша, – поддержал второй, – Тебя всего колотит! Брось! Не он тебя завалил! И что-то я не заметил, чтобы ты ночью переживал или смущался. Орёл был, а сейчас, вроде как, и пар подвыпустил…
Обернувшийся на их реплики десантник внимательно взглянул на земляка и, цыкнув на капитанов, выразительно покрутил пальцем у виска:
– Помолчите, идиоты! Что вы в этом понимаете?! – и, подойдя к Сан Санычу, вполголоса поинтересовался. – Что, Саша, ещё хочется? Гон начался? Повторись такой расклад, рвал бы и рвал?.. То-то!!! – и, обернувшись к соседям Сан Саныча, пояснил. – Знакомые ощущения. После боя трудно отойти – заклинивает.
Сан Саныч прислушался к себе и понял, что капитан прав. Он и в самом деле так и не вышел из своего ночного состояния. Его буквально сжигало ощущение НЕЗАВЕРШЁННОСТИ произошедшего. Факт, что второй милиционер ушёл от возмездия, воспринимался как вопиющая несправедливость. Всплыла мысль, что у убитого капитана, наверняка, есть семья и родители. Что снятое с убитых осетин золото – предназначалось этому паучьему семени. Что уничтожить их всех будет ПРАВИЛЬНО. Уничтожить прямо сейчас. Немедленно. Пока не поздно. Без этого отложенная беда ОБЯЗАТЕЛЬНО вырастет в не сожжённом дотла гнезде, встанет на крыло, обучится летать и научится охотиться. И однажды, когда об этой беде совсем забудут, ОБЪЯВИТСЯ НА ПОРОГЕ.
В глубине души всплыло древнее, впечатанное в инстинкты: "Врага надо уничтожать! – шептало подсознание. – Уничтожать весь его род, друзей, всех родственников, детей…"
Какой-то, не поддавшейся эмоциям, частью сознания майор осознавал, что никогда не будет исходить в своих действиях и поступках из этих захвативших его ощущений и чувств. Но одновременно осознавал и неумолимую силу пробудившегося инстинкта воина – защитника очага и рода. Он вдруг понял, чувственно ощутил, почему потерявшим друзей и близких осетинам и грузинам, всем участникам разгоревшегося конфликта неимоверно трудно, практически невозможно, остановиться и вернуться к мирной жизни. Власти Грузии и непрерывно опаздывающая реакция руководства ведомой к своему распаду страны будут непрерывно провоцировать, поддерживать их взаимное недоверие и враждебность.
Сан Саныч попытался взять себя в руки, успокоиться. Безрезультатно.
К дрожащим рукам присоединилась челюсть – каждый вдох стал сопровождаться противным дробным перестуком.
Капитан встряхнул снятую с пояса флагу, налил в крышку остатки вчерашнего коньяка и протянул её майору. Тот взял, отхлебнул и поперхнулся. Пролитое спиртное проступило на рубашке неопрятным тёмным пятном. Майор виновато покосился на стоявших рядом офицеров:
– Не пьётся…
Противная дрожь внезапно унялась. Сан Саныч так и не понял, что сработало: или само действо, или попавшее в пищевод спиртное.
* * *
Вскоре к месту событий подъехал раскрашенный в камуфлирующие цвета бронетранспортер.
С брони спрыгнул щеголеватый, дочерна загоревший лейтенант. За ним, изо всех люков, словно горох из лопнувшего стручка посыпались такие же отмеченные солнцем десантники.
Последним из металлического чрева материализовался поджарый, сонного вида прапорщик. На вид ему было явно за сорок. Прапорщик кивнул собравшимся возле трупа офицерам и с независимым видом проследовал в сторону ближайшего бордюра. Уселся. Блаженно покряхтывая, достал потёртый облупившийся портсигар и такую же, видавшую виды, зажигалку. После того как прапорщик закурил, присутствовавшие, будто по команде, вернулись к прерванным занятиям.
Всем, по какому-то внезапному наитию, стало ясно, что из всех приехавших именно прапорщик – несмотря на свой показно-сонный вид – предельно опасен.
Лейтенант, призывая подчинённых к вниманию, вскинул над головой раскрытую ладонь. Казалось бы, не смотревшие в его сторону десантники, мгновенно перегруппировались в относительно стройную шеренгу. Каждый из них так и остался в свободной расслабленной позе, но ощущение предельно спаянного и крайне эффективного в боевом отношении коллектива, ни у кого из офицеров не вызвало ни малейшего сомнения.
Лейтенант, коротко взглянув на приехавших с ним солдат, чётко развернулся в сторону капитана и козырнул. Формального доклада о прибытии подразделения и его готовности к выполнению "неизвестно чего", но беспрекословно, точно и в срок, так и не последовало. И действительно, к чему плодить формальности, когда и так всё ясно?
Капитан отозвал лейтенанта в сторону и несколькими короткими фразами поставил задачу.
Вскоре грузинского милиционера завернули в кусок непромокаемого брезента, стянули получившийся свёрток обрезком полевого кабеля, рывком забросили его на броню, закрепили.
Не успевший докурить сигарету прапорщик с сожалением раздавил окурок. Полюбовавшись на оставшийся отпечаток рифлёной подошвы, старательно затёр его. На броню он забрался последним, сразу же за снятым с поста в гостинице молодым десантником. БТР фыркнул двигателем и, плавно покачиваясь, укатил за поворот.
– Ну что? – капитан окинул взглядом снова потянувшуюся за куревом компанию. – Будем прощаться? Саня, подбросишь меня?.. Тогда давай, быстрее собирайся!
Едва УАЗик Сан Саныча отъехал от гостиницы, капитан попросил, не завозя его в расположение батальона, следовать за бронетранспортером:
– Есть идея, как окончательно концы в воду спрятать… Да и тебе по пути.
На выезде из города Шевчук встрепенулся:
– Серёга, а грузинские снайперы, о которых здесь только и болтают, откуда они народ обстреливают?
– Чаще всего – с тех высоток или со стороны Никози. Правда, с грузинов снайперы… Если бы не литовские инструкторы, от их стрельбы вообще толку не было бы.
Десантник полез в нагрудный карман, достал пачку "Герцеговины Флор", открыл:
– Последняя… Не возражаешь?
– Травись, земеля! Не мне исправлять неисправимых костоломов и прочих борцов с "ворошиловскими стрелками" и метателями дартса! – вздохнул Сан Саныч.
– Кстати, Саня, насчёт снайперов. На прапора моего внимание обратил?
– А то! Морда сонная, а движется – как леопард. Тот ещё, чувствую, фрукт?
Капитан невольно рассмеялся.
– Верно подметил. Афганские душманы – слезами умывались. Любым оружием владеет, словно внебрачный сын Бога Войны. Он у нас – в свободном поиске. За неполный месяц – трёх снайперов выследил. Днём отсыпается, а по ночам на обстреливаемых грузинами окраинах пропадает.
Уехавший БТР земляки нагнали километрах в пяти за городом.
Напарник капитана – крепыш-лейтенант, вооружившись регулировочным жезлом, с деловым видом прогуливался по обочине. Двое его подчинённых неторопливо курили, подпирая собственными телами еще не прогревшуюся утренним солнцем броню.
Идиллия, да и только.
– Где? – лаконично поинтересовался выпрыгнувший из УАЗика земляк Сан Саныча.
– Туда! – несколько невпопад ответил лейтенант и указал полосатой палкой в сторону заросшей густым кустарником лощины.
Капитан незамедлительно полез в чрево БТРа. С минуту, чертыхаясь, чем-то там гремел. Наконец, издав победный вопль, появился из люка, прижимая к груди две, отливающие свежим заводским чернением, гранаты "Ф-1".
Соскочив на землю, помогая себе зубами, вывернул из их запальных отверстий пластиковые пробки, ввинтил запалы.
– Пять минут подождешь? – спросил он Сан Саныча.
Тот, выйдя из машины, щурясь на солнце и одновременно осторожно ощупывая пластырь на собственной шее, кивнул.
Вернулся капитан уже в сопровождении четверых отсутствовавших солдат и прапорщика.
Вид у них был донельзя довольный.
– Оставили "борцам за демократию" сюрприз, – пояснил капитан.
До Тбилиси Сан Саныч доехал без приключений.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.