Урок 22. Ответы на вопросы подпольного атеистического кружка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Урок 22. Ответы на вопросы подпольного атеистического кружка

В этом разделе я постараюсь ответить на крайне любопытные вопросы, которые мне предложил, как это ни парадоксально звучит, подпольный атеистический кружок одного из санкт-петербургских вузов. Там действительно дело доходит до маразма, причем до такого маразма, что в библиотеках запрещают выдавать книги Ярослава Голованова, Лео Таксиля, Жюльена Ламетри и сочинения Жан-Жака Руссо. И вот наиболее интеллектуальные, наиболее самостоятельные и разумные студенты стали объединяться в какие-то атеистические кружки, от которых и пришли вопросы. Надо сказать, что эти вопросы действительно отличаются некоторым знанием предмета и определенного рода остротой.

Первый вопрос можно, пожалуй, назвать поповско-половым. Я не рекомендовал бы читать эту главу детишкам, а лучше еще и дамам, а лучше еще и мужчинам тоже, потому что такова тема. Но вопрос поставлен достаточно любопытно, и на него надо отвечать. Итак, откуда, в частности, у Русской православной церкви такая патологическая страсть залезать к людям в постель или в различные срамные места, держаться как можно ближе к гениталиям, постоянно муссировать эти вопросы, акцентироваться на гомосексуализме, лесбиянстве, абортах и т. п.?

Надо понимать, что это не сегодня произошло, и этот интерес у Русской православной церкви зародился не сейчас, современность тут ни при чем. Это глубокая, выношенная и, я бы сказал, существеннейшая традиция православия: постоянный контроль над половой сферой.

Началось все это достаточно давно. Почему мы можем говорить об этом с уверенностью? Потому что у нас есть то, что называется епитимийники, от слова «епитимия» – это монастырские чины исповеди. Причем, естественно, составляли их люди, которые великолепно знали, как говорится, фактуру, то есть жизнь монастыря и то, что именно является предметом исповеди. Знали, о чем надо спрашивать, что является наиболее типичным, наиболее острым и наиболее значимым в этой монастырской – и не только в монастырской – жизни. Надо сказать, что вся отечественная литература по данному вопросу – а это и замечательные исследования Евы Левиной «Секс и общество в мире православных славян», и исследования Евгения Мороза «Секс и любовь в мире русского Средневековья», я уж не говорю про различные первоисточники, – показывает нам, что церковь действительно всегда патологически интересовалась этой темой и эта тема была одной из основных.

Почему я говорю, что это не очень прилично читать детям? Потому что самые традиционные вопросы, которые поп задавал исповедующейся, например, монахине, звучали так: «Не держала ли кого за срамное место?» А вопросы мирянину звучали так: «Не тыкивал ли жене рукою, ногою или иным чем? Языка своего жене не давал ли? За сосцы жену не хватал ли?» И дальше все в таком духе. Честно говоря, мне самому очень трудно прочесть это, не покраснев.

Надо сказать, что в этих чинах исповеди церковь доходила до какого-то сексуального фантасмагоризма. Как вы думаете, что является самым страшным грехом с точки зрения православного попа, принимающего исповедь? Вы, наверное, удивитесь, но за мужеложество полагалось четыре года «сухо есть», то есть поститься; за скотоложество – один год; за блуд с монашенками – два года, но самым страшным грехом считалось следующее: «Всякая жена, восседающая на муже, шесть лет да покается, и поклонов двенадцать утром и двенадцать вечером и комкает» (последнее слово тоже обозначает пост). То есть по совершенно необъяснимой причине поза, когда женщина находится сверху, приводила духовенство в неистовство и считалась наихудшим из грехов.

Иными словами, мы можем видеть очень жесткий, сильный интерес к сексуальной сфере. И традиция прослеживается далеко. Можно посмотреть в епитимийнике XVIII века, в чем обязаны были исповедоваться инок или монахиня: «И согрешив со всякими блудоскотскими, и содомскими, и кровосмешением, и рукоблудием, и прочим любодеянием и прелюбодеянием, и всяким блудодеянием естественным и чрез-естественными. И с женами, и девицами, и отроки, и со иноки, и со священноиноки, и даже до скотов и птиц». Это традиционный монастырский чин исповеди.

Интересный момент – исповедоваться полагалось, например, и в фактах онанизма. Причем в фактах онанизма, которые имели место во время церковной службы. «В церкви во время пения и чтения божественного и в трапезе рукою своею за срамной уд держал ли, и истекание совершал ли?» Именно это я имею в виду, говоря, что, прежде чем поцеловать попу руку, задумайтесь, что он делал ею десять минут тому назад.

Сейчас эта болезненная направленность на сексуальную сторону жизни реализуется в полной мере. Церковь начинает демонстрировать все то, чем она богата. И это патологическое желание определять длину юбок, решать вопросы допустимости или недопустимости абортов – примета отнюдь не сегодняшнего дня. Причем мы прекрасно знаем, что распущенность самого духовенства всегда превосходила так называемую мирскую распущенность. Это в равной степени справедливо что для русских попов, нравы которых прекрасно описывает Ефим Федорович Грекулов, что для католиков или протестантов. Жак де Коффен без всякой задней мысли, просто как медицинский случай описывает аббатов, которые приезжали в Париж и там сразу же «наедались конфетами, в которых были заключены так называемые шпанские мушки». Шпанские мушки – это, поясню, очень сильнодействующий афродизиак. Процитирую еще немного: «Аббата охватил страшный припадок сатириаза… Кончил он тем, что через несколько дней умер от гангрены ствола». Этот стиль поведения духовенства был совершенно одинаков что там, что здесь. И, соответственно, ханжество возрастало по мере распущенности.

Второй вопрос звучит так: стоит ли вникать в богослужебные тексты и пытаться понять их смысл?

Я думаю, что не надо этого делать. Я думаю, что тем, кто сделал свой выбор в пользу свободомыслия, в пользу разума, в пользу науки и попыток честного понимания этого мира, лучше не пытаться в это вникать. Потому что никакой принципиальной разницы, как мы уже говорили, между этим верованием и любой другой религией, включая культ вуду, не существует. К тому же надо понимать: что бы ни говорил поп, о чем бы он ни говорил, какие бы слова ни произносил – о грехе, о покаянии, об искуплении, о любви, о милосердии, – все эти слова с непонятного церковнославянского языка переводятся одним и тем же образом: дай сто рублей. Или дай тысячу рублей. Надо понимать, что вся эта фразеология – не более чем товар, которым торгуют церковники и который действительно приносит им очень хорошие барыши.

Следующий вопрос возвращает нас к теме предыдущего урока – к теме мощей. В частности, он касается того, что во время вскрытия мощей Сергия Радонежского в 1919 году в Троице-Сергиевой лавре были даже некие волнения, имели место попытки верующих воспрепятствовать процедуре. На самом деле таких попыток не было, потому что большевики ввели курсантов на территорию монастыря. Но в тот момент, когда во двор въехала машина с осветительными приборами – потому что предполагалось вести кино-съемку, – верующие решили, что большевики завезли какие-то фантастические пушки, которыми будут сжигать мощи или самих верующих, и пытались блокировать подъезд этого автомобиля.

Однако почему мы заговорили о мощах? Потому что, к сожалению, все, что мы можем понять из этого вопроса, – это простое и очень отчетливое осознание: нельзя верить ни одному слову, просто ни одному слову церковных работников. И, кстати, история с мощами Сергия Радонежского тому прекрасное доказательство. Известно, что архимандрит Кронид и иеромонах Иона, которые непосредственно должны были производить вскрытие, запугивали красноармейцев и членов комиссии. И архимандрит Кронид, который был на тот момент наместником лавры, бил себя в грудь и кричал, что он совсем недавно распаковывал мощи и ножки у Сергия Радонежского были как у живого. Однако вы все прекрасно знаете, что, когда мощи наконец были открыты, там не было ничего, кроме некомплектного трухлявого скелета с какими-то непонятными, явно недавними вложениями.

Это лишний раз подтверждает – как, кстати говоря, и во всех других случаях вскрытия мощей, – что, коль скоро мы наблюдаем такую доказанную, отчетливую ложь в этом вопросе, скорее всего, попы нам лгут и во всех остальных затрагиваемых ими темах.

Возвращаясь к вскрытию мощей, замечу, что там, среди шестидесяти трех мощевиков и рак – так называются ларцы и сосуды, в которых хранятся мощи, – действительно были обнаружены несколько тел, которые подверглись частичной мумификации. Однако это вовсе не редкость, если мертвое тело оказывается в месте с особыми климатическими показателями – достаточно сухом или достаточно жарком. Я хорошо помню свою «секундовскую» молодость. Когда мы ездили снимать криминальную хронику, то очень часто на чердаках, в подвалах, на трубах отопления можно было обнаружить пролежавшие несколько лет трупы бомжей, опившихся какой-то дрянью, которые полностью мумифицировались. Тоже по идее могли быть выданы за мощи.

Кстати говоря, когда большевики в свое время изъяли мощи святых и поместили их в одном из музеев, рядом для сравнения положили примерно такого же типа останки каких-то асоциальных типов того времени, которые успели в теплых московских подвалах не сгнить, а мумифицироваться. Позже, когда все это обратно передавалось церкви, естественно, была допущена путаница. Так что теперь, возможно, в какой-нибудь из так называемых священных рак находится тело какого-нибудь святого и праведного бродяги или беспризорника.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.