Бой покажет

Бой покажет

К исходу 1865 года всем, и на берегах Ори, и на брегах Невы стало окончательно ясно: Россия влезла в ситуацию по самые уши. В настоящую войну, где «авось» не катит. А следовательно, диспозицию следовало менять, причем на ходу. Старые механизмы воздействия отказывали. Очередной черняевский рейд, на сей раз на сильно укрепленный Джизак, провалился, и Михаил Григорьевич стал козлом отпущения, не столько за личные промахи, сколько, вероятно, за создание неприятной ситуации. В марте 1866 года его отправили в отставку, передав командование Дмитрию Романовскому, помимо прочего, журналисту и редактору газеты «Русский инвалид», одному из самых жестких критиков методов Черняева. Это было особенно оскорбительно (в кулуарах Михаил Григорьевич называл Романовского «заурядным редактором плохой газетки», хотя, конечно, был неправ). Как бы то ни было, мелкие стычки продолжались, а эмир думал. Он и хотел войны, и боялся, но волна уже не спрашивала. К тому же именно эта волна внесла его в Коканд – и хан решился.

О дальнейшем консерватор мирза Сами пишет предельно скупо, скорее всего, ему просто стыдно. Зато вольтерьянец домло Дониш куда откровеннее. «В Бухаре в среде духовенства, – пишет он, – поднялось волнение насчет обязательности объявления священной войны. Святые люди говорили, что все должны двинуться на неверных. Эмир волей-неволей был вынужден собираться… и с очень большим войском в смущении вышел из города. После ухода войска поднялся всеобщий клич в городе, чтобы всем выступить на священную войну. Стучались в двери каждого дома: мол, скорее, выходите. Трубили о священной войне, как о богоугодной обязанности. Горожане, которые никогда звука пушки и ружья не слышали, подумали, что священная война подобна площадке, где происходит состязание в единоборстве, каждый вооружился дубиной. И не знали они, почему она была обязательной. Не знали, каковы вызвавшие ее причины. И не спрашивали, каков враг в этой войне».

Далее бухарский вольнодумец с истинно интеллигентской уверенностью в том, что знает решительно все, объясняет, как бы поступал сам, чтобы победить. Но, как бы то ни было, «гази» собралось очень много. Пусть не двести тысяч, по Донишу, а сорок, по данным русских историков, но всего равно, согласитесь, «огромное войско, которому не было ни числа, ни счета… Его величество эмир, когда увидел это сборище, решил, что в этом походе он одержит победу и овладеет Петербургом – столицей императора», и воспарил. Шли пышно, ярко, с шиком и развлечениями, по ходу дела теряя тех, кто передумал, но восполняясь за счет тех, кто приставал. Русские, зная общую картину, но не зная подробностей, пару раз предложили переговоры, тем самым лишь убедив Музаффара, что он неодолим: эмир отдал приказ «победив, сохранить русскую казну, и не убивать слишком уж много русских, а брать живыми, чтобы они выполняли бы военную службу». Русские, которых было раз, минимум, в двадцать меньше, видели ситуацию иначе, и когда 8 мая близ урочища Ирджар противники сошлись, «гази», не продержавшись и получаса, «предпочли бегство стойкости», причем первым предпочел главный идеолог джихада, некий Ахья Ходжа Туркмен, «который имел звание ахунда и отличался глупостью». Если менее цветисто, бегство было повальным. «Раздумав идти прямо в рай», бросали все, вплоть до халатов, а свои же кочевники, убегая, это «все», в том числе имущество эмира, хозяйственно забирали.

По итогам сражения в русском отряде погиб один солдат, раненых насчитали до двух десятков, воинов же джихада на поле боя осталось более тысячи, и еще тысячи погибли, убегая. «Кого-то увели в рабство храбрые кочевники, – печально отмечает Дониш, – многие утонули в реке или погибли в горах, а некоторые во время бегства попали к русским. Русские давали им воду и отправляли их к своим». Сам Музаффар-хан «бежал, замочив штаны», (возможно, тут автор просто злобствует, и эмир всего лишь оправлялся, не сходя с коня, что в кавалерии случается, – но…) едва ли не сам-десять. Победители же, не преследуя бедолагу, двинулись на Ходжент – город, правда, кокандский, но сам-то Коканд в тот момент подчинялся Бухаре, а раз так, то сами понимаете. 24 мая взяли, перебив около 2,5 тысяч сарбазов и потеряв 5 солдат.