СЕМЬЯ ОПЕКАЕТ СВОИХ, или ПРЕМЬЕРСКИЙ СЧЕТ

СЕМЬЯ ОПЕКАЕТ СВОИХ, или ПРЕМЬЕРСКИЙ СЧЕТ

7 мая 2002 года. Два года премьерства Михаила Касьянова. В сопоставлении с предшественниками, исключая Виктора Черномырдина, он — долгожитель. Все эпитеты: переходное правительство, техническое правительство, временное правительство — можно перечеркнуть. Публицисты и аналитики еще не успели остыть от двухлетия путинского президентства, как — на тебе: новый юбилей, и опять надо пластаться.

Примета времени — власть выдавливает оппозицию. Не преследует, не уничтожает, а именно выдавливает. Критикуя коммунистический режим, власть чуть с меньшей черствостью уподобляется ему, сужая оппозиции возможности маневра на поле федеральных СМИ.

История с ТВ-6, при максимальной очевидности замысла раз и навсегда перекрыть кислород Борису Березовскому, странна и нелепа по сути своей.

Как и в истории с обузданием НТВ, где играющим на коммерческом поле стал государственный чиновник, министр печати Михаил Лесин. Тогда он решил сыграть вразрез между владельцем медиа-группы Владимиром Гусинским и правительством. Лесин по-простому предложил продать телеканал по цене, назначенной властью. Иначе говоря, гарантировал успешность сделки под процент для частного лица, каковым в том случае являлся он, государев человек, министр Михаил Лесин. Он полагал, что в целом послушный власти Владимир Гусинский, загнанный в угол, окажется в большей степени во власти бизнеса, нежели во власти политики. И ошибся, недооценил нескольких деталей. И, прежде всего, скандальности и драчливости Гусинского, который настолько привык влиять на власть, что отказаться от столь привычного состояния было выше его сил. Гусинский и его команда стали кричать, иначе говоря, вести себя в режиме скандальных российских политиков.

Все условия сделки, предложенные Михаилом Лесиным, были тотчас дезавуированы. Скандал разрастался на глазах. Лесин этого никак не ожидал. Премьеру, который вызвал его для объяснения, Лесин повторил свою легенду: «Я действовал, как частное лицо. Иначе вызвать у них толику доверия невозможно. Я должен предложить сделку. Это их язык».

В любой другой цивилизованной стране государственный чиновник, который от имени власти взялся решать политиче-скую задачу, и при переговорах с другой стороной обнаружил свой личный финансовый интерес, и поставил его как условие, как гарантию благополучного разрешения конфликта, не мог оставаться на своем государственном посту ни минуты. Более того, такой поступок члена правительства был бы сопряжен с достаточными неприятностями для самого премьера. Ничего подобного не случилось.

Касьянов пожурил министра и отпустил с миром. Президент Путин сделал вид, что ничего не произошло. Это был едва ли не самый очевидный сигнал: участки поделены, и границы этих участков не пересматриваются.

Как волен в этом случае рассуждать человек непросвещенный? Если после столь очевидного поступка министр не лишился своего поста, значит, оговаривая в сделке свой интерес, он вершил эту сделку не только от себя. Но тогда, от кого? Почему премьер не вывел Лесина из игры?

И на вопрос президента — что там у вас произошло? — свел все к просчету излишне порядочного министра, который и взял на себя роль гаранта, для того чтобы обезопасить в конфликте Президента, не осложнять его международных контактов. Прокуратура и без того наделала много шума. Что-то же Лесин им пообещал? Допустим, посредничество между коллективом НТВ и Президентом.

Как мы помним, такая встреча состоялась. Но видимого результата она не имела. В этой истории министр печати, уже в который раз, действовал, как менеджер.

Но вот что очевидно, политика — не дело менеджеров. На встрече Путина с руководителями российских СМИ директор концерна «Комсомольская правда» Владимир Сунгоркин решил сделать президенту сверхсовременный в его понимании комплимент. Нервно улыбаясь, он выпалил: «Вы — прекрасный менеджер, Владимир Владимирович!» Разумеется, сцена не заслуживает каких-либо дополнительных красок или акцентов. Важнее другое: рыночные отношения и терминология переходят границы рынка. И, если этого вовремя не заметить и не остановить, высокая политика из теории больших величин превратится в подотдел рыночных отношений.

А история с закрытием ТВ-6 лишь подтвердила истину: политика и собственность проходят по разным департаментам. Михаила Лесина устраивал любой вариант преобразования канала в частную компанию, где он через подставное лицо или круг лиц имел бы ощутимый пай. Именно поэтому предложение Евгения Примакова и Аркадия Вольского «поиметь долю» в новом частном канале для Лесина явилось неприятной неожиданностью. Примаков оказался участником этой затеи по просьбе президента. Для того чтобы смягчить жесткость принципиального Примакова, президент «присоединил» к нему Вольского.

Как «Отче наш» повторяется фраза: «Надо сохранить журналистский коллектив». Это уже кивок в адрес общественного мнения, а также Запада. Поэтому журналистский коллектив как бы вычленяется из процесса, из механизма собственности, а олицетворяет просто свободу слова.

Если ТВ-6 в эфире, то свобода слова в России есть. А если Евгения Киселева и его команды в эфире нет, значит, и свободы слова в стране нет. И режим в этой стране антидемократический. Свой рывок в большую власть Михаил Лесин сделал еще на ВГТРК, когда в феврале 1997 года ее возглавил Николай Сванидзе, сменивший на посту председателя государевой телерадиокомпании Эдуарда Сагалаева. Убрав, как принято в таких случаях, кадры Эдуарда Михайловича, Николай Карлович в определенном смысле «завис», так как никогда в жизни не занимал управленческого поста. И самым крупным объединением под его началом была бригада программы «Зеркало», состоящая из шести «творческих единиц», включая его жену. Естественно, управленческий масштаб изменился, и что в этом случае следует делать, где искать нужных людей и, вообще, кто именно ему нужен, Николай Карлович не знал. Но это знали другие. И первым из самых знающих оказался Борис Абрамович Березовский. Он позвонил Сванидзе, посочувствовал ему. И сказал, что готов ему помочь: «Отдаю лучшее, что у меня есть. Оголяю ОРТ, но не помочь не могу. Понимаю весь драматизм твоего назначения. Коля, я рекомендую тебе Патаркацишвили. Человек-скала. Он придет, и ты можешь забыть все волнения. И производство, и техническое обеспечение, и строительство, и весь финансовый блок, включая коммерцию, он прикроет. Ты займешься творчеством и политикой, ты ведь творец, Коля. Зачем тебе этот повседневный нудеж. А он закроет все тылы. И кадры, какие нужно, подберет. На его плечах по сей день держится такая махина, как ОРТ. Такие кадры на вес золота, Коля. Вы сработаетесь, я не сомневаюсь. Ну, с Борисом Николаевичем проблем не будет. Я все решу».

Был ли монолог Березовского дословно таким, утверждать не берусь. Но смысл сказанного передан с полным соответствием с ситуацией, в которой оказался новоиспеченный назначенец Анатолия Чубайса Николай Сванидзе.

Дело в том, что еще в бытность моего председательства в ВГТРК, Березовский делал попытку акционирования компании. Но, напоровшись на достаточно жесткое «нет» с моей стороны, навечно записал меня в ряды своих врагов, и переключился на ОРТ.

Николая Сванидзе звонок Березовского, мало сказать, удивил, — он его напугал. Впрочем, не только его. И тогда Николай Карлович на свой страх и риск пригласил к себе на должность первого заместителя Михаила Лесина. Думаю, определение «пригласил» выглядит несколько натянутым. Лесин уже несколько раз делал попытку прорыва на эту должность. ВГТРК являлась базовой компанией для мощного рекламного холдинга, которым к этому времени стала компания «Видео Интернейшнл», владельцем которой был Лесин. Николай Сванидзе побыл в Председателях ВГТРК с февраля 1997 по май 1998 года. После чего его сменил Михаил Швыдкой, а с победой Путина на выборах президента РФ — Олег Добродеев.

Но вскоре политическая ситуация, уже в который раз, резко поменялась. Потерпел крах Сергей Кириенко, отошел в сторону Анатолий Чубайс, и главой правительства был назначен Евгений Примаков, к которому все олигархи и крупные бизнесмены относились либо настороженно, либо неприязненно. Лесин, как человек из этого круга, придерживался примерно таких же взглядов на нового премьера.

С первых шагов своего премьерства Евгений Примаков почувствовал недружелюбное к себе отношение со стороны главного государственного телевизионного канала. Он понимал, что все руководство ВГТРК, это назначенцы предшествующей власти, к которой он, Примаков, чисто по должностям руководителя СВР, а затем МИД, подчинялся, но согласиться с ее внутренней политикой не мог. По осени 1998 года Примаков инициировал встречу с коллективом РТР. Он не мог допустить дальнейшей антиправительственной линии государственного телевидения. РТР продолжало молиться старым богам, и это Примакова не устраивало. ВГТРК традиционно подчеркивала свою верность президенту, как гаранту всех мыслимых и немыслимых свобод, и отделяло свое отношение к первому лицу государства от отношения к премьеру. Тот факт, что Примаков ввел на ключевые посты в правительство членов фракции КПРФ Юрия Маслюкова и Геннадия Кулика, как бы оправдывало в понимании руководителей РТР действия компании, настроенной к КПРФ сверхотрицательно. Привычнее было считать Примакова едва ли не ставленником КПРФ. Тем более что появление его на посту премьера преподносилось прессой, как вынужденное решение больного Ельцина. Вообще, приезд в компанию премьера, конечно же, событие, тем более, когда планируется встреча с коллективом. Власть, поверьте мне, не любит независимых журналистов, а уж тем более независимых руководителей СМИ, но все равно даже ощущая эту нелюбовь, уважает их неизмеримо больше, нежели холуйствующих и липнущих к ней лидеров журналистского пула.

Итак, нелюбимый премьер приехал в одно из зданий ВГТРК. И тогда руководители компании решили упрятать свою нелюбовь к нему, а извлечь максимум пользы из его посещения. Сначала они пожаловались премьеру на отсутствие средств. И это было правдой. Время после дефолта было не из легких. И Примаков, будучи человеком, не лишенным юмора, в ответ на просьбу о денежном вспоможении обратился к Лесину: «Вот вы, Михаил Юрьевич, человек богатый, одолжите своей компании 20 миллионов. Вы же умеете зарабатывать деньги, сами и проконтролируете возвращение долга».

Лесин попытался отшутиться:

— Да о чем вы говорите?! Какое богатство?

— Мы знаем какое, — ответил Примаков, сопроводив ответ хитрой усмешкой.

Потом Примаков спросил Николая Сванидзе: «Почему вы приглашаете в эфир тех, кто отстранен или подал в отставку, и не считаете нужным приглашать в студию действующих членов правительства?»

На что Николай Сванидзе решил отшутиться: «Ну вот, когда вы подадите в отставку, я вас тоже приглашу в студию».

Премьер шутки не принял, поднял голову и, устремив на Сванидзе изучающий взгляд, медленно ответил: «Вы, может, и пригласите. Но я не приду».

Как принято говорить в таких случаях, «вечер не задался сразу».

В самом начале встречи выступил Александр Акопов, директор канала. Он начал с того, что дал нелицеприятную оценку творческому коллективу компании, подведя неутешительный итог: «По существу, тут всех надо разгонять».

На монолог Александра Акопова Примаков отреагировал мрачной репликой: «Мне не очень понятно, как может руководитель столь неуважительно говорить о своих подчиненных».

История отношений складывается из частностей. Вряд ли когда-нибудь в прошлом я бы говорил об отношениях Евгения Примакова, фигуры знаковой и в советской и в российской политике, и Михаила Лесина, который в период политического расцвета Евгения Примакова был начинающим предпринимателем, пробующим себя в достаточно рискованном бизнесе.

Но времена меняются. Условные ученики Примакова становятся властью, а знаковый колоритный Примаков, как закатное солнце, медленно уходит за горизонт. Масштаб неприязни к Примакову добавила его историческая фраза, произнесенная на заседании правительства по поводу амнистии: «А нам еще понадобятся свободные места для тех, кого следует наказать за экономические преступления».

Реплика, предрешившая судьбу Примакова Е. М. Буквально, на следующий день я побывал в офисе одного из крупнейших монополистов. Такой неприкрытой ненависти лично к премьеру, будь то Примаков или кто-то другой, я уже давно не видел. Любопытно, что все олигархи и воротилы бизнеса приняли слова Евгения Примакова на свой счет. Начались бесконечные неофициальные встречи, на которых отрабатывалась общая тактика борьбы с Примаковым. В России появился премьер, который готов был бороться с коррупцией. И коррумпированная сверху донизу российская власть не могла с этим смириться. Именно тогда я услышал слова в стане олигархов: «Мы сделаем все, чтобы этот человек, как можно быстрее, перестал быть премьером. Это — наш враг».

Никого не интересовала ни экономическая концепция нового правительства, ни состояние страны после дефолта. Примаков заявил о неэффективной приватизации. Он считал, что ревизия итогов приватизации не только правомерна, но и необходима. Примакова Ельцину никто не подсунул. Примакова Ельцин назвал сам от безвыходности, от страха перед импичментом. Нужна была опорная фигура, не повязанная ни с каким кланом и способная договориться с коммунистами. Дума была в их руках.

Как-то мы с Сергеем Шаталовым, в то время заместителем министра финансов РФ, летели вместе в самолете. Мы знали друг друга сравнительно давно и разговорились. Михаил Касьянов тогда был то ли только-только назначен премьером или шел разговор о его назначении, я точно не помню. Сергей Дмитриевич — человек достаточно корректный и осторожный. Заговорили о Касьянове. Разговор начал я, и Шаталов без какого-либо недовольства его принял. По словам Шаталова, «Касьянов сразу проявил себя, как толковый финансист, удивительно быстро все схватывающий. Незаменимый специалист по переговорам с Международным валютным фондом, Всемирным банком. Как министр финансов это бесспорная удача для правительства».

«А как премьер?» — спросил я в лоб.

Шаталов помолчал, затем покачал головой: «Будет трудно. Колоссальный перепад масштаба. Ему еще год-два министром финансов побыть и вот тогда… А сейчас, не знаю. Но он способный, очень способный человек». Владимир Путин — предшественник Михаила Касьянова на посту премьера. Дело свое исполнял достаточно продуманно, хотя опыта поначалу было тоже немного. Касьянов — специалист по финансам. Как ни крути, а ему премьерство ближе по сути, чем офицеру-чекисту по призванию и многолетней работе, в течение полутора лет возглавлявшему ФСБ. Так что распределение ролей вполне логично: Путин — президент, Касьянов — премьер. Ельцин верен себе. Ставка на молодых. Два года премьерства Михаила Касьянова не были прорывными, но сохранили некую стабильность. В основе рычагов экономики — нефть и еще раз нефть. Были и смелые решения: снижение налоговой ставки до 13 %. Риск оправдался, казна не проиграла. Поступление налогов повысилось. Но не произошло главного: оживления отечественного производства не состоялось.

Впечатление такое, что это не очень волнует правительство. Говорят, о чем угодно: о вступлении в ВТО, о структурных реформах, о развитии малого бизнеса, о дебюрократизации управления, даже о реформах государственного аппарата и его неминуемом сокращении. Все это очень хорошо. Однако главный рычаг ускорения темпов роста по-прежнему не задействован. Подавляющее большинство производственных мощностей страны работают либо в «усеченном» режиме, либо стоят. Создается ощущение, что это некий умысел: оставить технологический уровень страны в устаревших модулях 60–80-х годов прошлого столетия. Приходится признать, что отставание началось в период «большой стагнации» Л. И. Брежнева. СССР тогда надолго замер в развитии наукоемких технологий. Считалось, что «у нас все хорошо». И это «хорошо» подменялось пресловутым «валом»: склады ведущих предприятий были забиты невостребованной продукцией, хотя нужной не было. Уже тогда СССР отставал от стран Запада и отставал значительно. Но крах отечественного производства в период реформ был несопоставим ни с какой стагнацией брежневского времени. Он сделал нашу лег-кую, тяжелую, станкостроительную, автомобильную, авиационную, кораблестроительную промышленность неконкурентной раз и навсегда. Очень точно по этому поводу сказал Юрий Лужков: «В этом правительстве никто не занимается реальным сектором экономики. Никто. Все играют в деньги, проценты, кредитные ставки. А реальных мощных условий для стимулирования экономики нет». Мне вспоминается одна из встреч с ключевой фигурой в администрации президента Владиславом Сурковым. Беседа была достаточно откровенной, насколько может быть откровенен чиновник такого ранга. Хорошо запомнилось одно уточнение, сделанное Сурковым:

— Президент хорошо понимает насущность проблем, что делать необходимо. И мне, подытожил он, — ясно, что это делать надо! Принесите рецепт, как?

Бессмысленны и разговоры об объединяющей национальной идее. Исполнительная власть имеет удручающую историческую необразованность. Кстати, примечательно, Путин это чувствует, и неудивительно, что его настольные книги о периодах правления Екатерины II, Александра II, по истории реформ в России. Что же, это хороший симптом. Вопрос по существу: наступит ли выздоровление?

Будем откровенны, 10 лет идут реформы. Нынче гораздо осторожнее, чем раньше. Но перелома, необратимости развития нет. Превалирует тезис: не подвергать ничего сомнению, не останавливаться и пошагово идти вперед, увлекая за собой всех, включая президента. Прекрасно, а каков он размер шагов?

Остановиться значит отстать. Прописные истины. Кто бы возражал. Но разве сейчас мы не отстаем? Реформы, и числа их не счесть, вроде как идут. А развития страны нет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.