31. Казачий геноцид

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

31. Казачий геноцид

Все противники Советской власти лелеяли надежды, что окончание Мировой войны развяжет руки странам Антанты. Ведь «союзники» же! Россия им сколько раз помогала и выручала. Так неужто не помогут? В конце концов, разве культурные и цивилизованные западноевропейцы с американцами будут спокойно смотреть на варварство и зверства комиссарского режима, на такие вопиющие нарушения прав человека? Неужто не вмешаются? И что им стоит помочь? У них уже отмобилизованные, обстрелянные, отлично вооруженные кадровые армии. Победоносные, одолевшие Германию и ее сателлитов.

И действительно, осенью 1918 года корабли «союзников» вошли в Черное и Балтийское моря. Представители стран Антанты появились при белогвардейских и националистических правительствах. А в декабре началась высадка французов в Одессе. Многим казалось – уж теперь-то дни Советов сочтены. Красная Армия была еще слишком слабой, плохо организованной, полупартизанской. Двинутся вперед мощные соединения «союзников», и разве сможет она сдержать их? Но… никаких дальнейших реальных шагов не последовало.

Западные масонские правительства отнюдь не собирались спасать Россию. Американский президент Вильсон говорил: «Всякая попытка интервенции в России без согласия Советского правительства превратится в движение для свержения Советского правительства ради реставрации царизма. Никто из нас не имел ни малейшего желания реставрировать в России царизм». Ллойд-Джордж открыто заявлял в английском парламенте: «Целесообразность содействия адмиралу Колчаку и генералу Деникину является тем более вопросом спорным, что они борются за единую Россию. Не мне указывать, соответствует ли этот лозунг политике Великобритании». А впоследствии признавал: «Мы сделали все возможное, чтобы поддерживать дружеские дипломатические отношения с большевиками, и мы признали, что они являются правителями… Мы не собирались свергнуть большевистское правительство в Москве».

Зачем свергать-то? Свергать и реставрировать хотя бы правительство социалистов – значило допустить Россию в круг победителей. А большевиков можно объявить «союзниками» Германии, то есть Россия оказывается в числе побежденных. Вот и пустить ее в передел вместе с государствами, проигравшими войну. А то, что от нее останется, пусть и дальше барахтается в хаосе и погибает.

Интервенция ограничилась приморскими городами. Кроме Одессы, войска Антанты заняли своими гарнизонами лишь Севастополь, Николаев, Херсон. В глубь страны не двинулись ни на шаг. А правительства «союзников» с огромным энтузиазмом поддержали процессы расчленения России. Бессарабию оставили предательнице-Румынии. Поощряли Пилсудского к захвату Белоруссии и Литвы. Завязывали теплые контакты с Петлюрой, националистическими правительствами Грузии, Азербайджана, Латвии, Эстонии, северокавказскими сепаратистами.

Ну а большевикам и их противникам Совет Десяти (держав-победительниц), заседавший в Париже, в январе 1919 года предложил вдруг «политическое урегулирование» – провести при посредничестве «союзников» мирную конференцию на Принцевых островах в Мраморном море. С участием Советского и всех белогвардейских правительств. И там тихо-мирно обо всем договориться. Коммунисты идею поддержали с радостью, ответили немедленным согласием. А белые правительства Колчака, Деникина, Чайковского, естественно, такое предложение отвергли. Чем дали повод западному «общественному мнению» к ожесточенным нападкам. Поскольку советская сторона выступала как бы миролюбивой, а белогвардейцы изображались кликой фанатиков, отказывающихся от примирения.

Иностранные представители наобещали Деникину и Краснову, что скоро к ним прибудут войска, транспорты с оружием и снаряжением. Но ничего этого не было. А положение белых становилось все более угрожающим. Против них сосредотачивались ударные группировки советских армий, готовились к наступлению. Особенно тревожная ситуация сложилась на Дону. Уход немцев с Украины открыл казачьи земли с запада. Линия фронта сразу увеличилась на 600 км. И красные части стали обтекать Войско Донское. Его обкладывали с трех сторон 10, 9, 8-я и 13-я армии общей численностью 124 тыс. штыков и сабель.

У казаков было в строю 38 тысяч. Вынужденных теперь растягивать фронт, затыкать возникшие дыры. А зима 1918/19 г. выдалась суровая. Снежная и морозная. Метели засыпали неглубокие окопы. Боевые действия шли уже не из соображений тактики, а за жилье, за тепло и крыши. Отступающие сжигали что могли. Наступающие старались захватить хоть какие-нибудь строения. Части жались к населенным пунктам. Набивались в обгорелые дома, затыкали окна мешками и согревались животным теплом. От красноармейцев на Дон пришел тиф и косил казаков похлеще всяких пуль и снарядов. Они держались из последних сил.

Подавляющее большинство казаков были фронтовиками. Они сражались уже с 1914 года. Без отдыха, без передышек. Сперва прошли через битвы Первой мировой. Потом наехала гражданская. Они очень устали от войны. Война им осточертела. А ей конца-краю не было видно. Когда восстали против большевиков, все выглядело просто – выгнать красногвардейские банды с родного Дона и жить себе мирно. Не тут-то было. В течение 1918 года советские силы несколько раз предпринимали масштабные наступления. Казаки их громили, отражали. Но большевики имели возможность создавать и бросать на Дон все новые и новые дивизии. А казаки стояли на фронте одни и те же. Сменить их было некому…

Надвигалась неизбежная катастрофа. Атаман Краснов всячески пытался предотвратить ее. Обращался к Деникину, направил посольство в Румынию – в штаб войск Антанты, просил помощи. Деникин прислал отряды добровольцев, но небольшие. Других сил он выделить не мог, поскольку и на Северном Кавказе начиналось крупное сражение, перешла в наступление 11-я красная армия. На Дон прибыли представители «союзников», британский генерал Пуль, французские капитаны Фукэ и Бертелло. Краснов молил прислать оружие, прислать хоть какие-нибудь воинские контингенты. Даже не на фронт – а разместить их в тыловых городах, прикрыть Дон со стороны Донбасса.

И Пуль, прежде командовавший в Архангельске и разбиравшийся в русских делах, проявил себя действительно честным и благородным товарищем по оружию. Оценив обстановку, он согласился, что помощь требуется экстренная. Послал приказ в Батуми расположенной там британской бригаде срочно перебазироваться на Дон. Телеграфировал в Лондон, прося ускорить посылку транспортов с оружием, обещанных Краснову. И сам выехал в Англию, чтобы лично хлопотать об активной поддержке Дона. А Фукэ и Бертелло пообещали, что французские войска из Одессы выступят на Харьков и тем самым отвлекут красных.

Однако Пуль в Лондоне был снят с должности. Ему откровенно сказали, что Англии нужны друзья Англии, а не России. Батумская бригада даже не успела погрузиться на пароходы, приказ ей был отменен свыше. И французы никуда из Одессы не двинулись. Между тем Краснов уговаривал казаков продержаться еще немного. Обнадеживал скорой подмогой. Шел на хитрости. Когда в Таганрог приехала группа французских и английских младших офицеров – просто так, из любопытства, атаман пригласил их быть гостями, начал возить по станицам, демонстрируя: вот, мол, они, «союзники», они уже здесь! Скоро и их войска прибудут. Иностранные капитаны и лейтенанты неплохо провели время. Везде в их честь устраивали приемы, обеды, банкеты. И они, поднабравшись, щедро рассыпали в речах и тостах совершенно неограниченные и безответственные обещания от лица своих держав.

Но такие меры дали только отрицательный результат. Сперва-то казаки поверили, воодушевились. А союзных войск не было. И поняли – обман. Атаману больше не верили. Чему способствовало и его собственное лавирование, постоянное изменение политической позиции и иллюзии, которыми он увлекал Дон. То он манил казаков надеждами на покровительство немцев. Дескать, освободим наши земли, немцы помогут замириться с большевиками на границах Дона, как помогли Украине, и будем жить своим суверенным государством, «а до России нам дела нет». Этого не произошло. Теперь сулил поддержку французов и англичан – она тоже оборачивалась несбыточной химерой.

Вместо обещанной подмоги на Дон снова приехал французский капитан Фукэ с «чрезвычайными полномочиями» от главнокомандующего Франше д'Эспре и начал вдруг выставлять требования, чтобы Казачье Войско признало над собой «высшую власть» Франции «в военном, политическом, административном и внутреннем отношении». Чтобы атаман отныне распоряжался и действовал только «с ведома капитана Фукэ». Чтобы Дон оплатил все убытки с 1914 года французских фирм и граждан, имевших собственность на его территории…

А казаки мерзли, вшивели и погибали на позициях. И надломились. Ползли слухи – обман… измена… Боевые действия замерли. Начались стихийные, а потом и целенаправленные контакты между казаками и красными. Появились большевистские агитаторы. Внушали: «Вы что же, против всей России надеетесь устоять? Вас мало, а Россия велика. Против нас воевать – от вас мокрого места не останется». «Мы вашего не трогаем, и вы нас не трогайте. Идите по домам. Вы сами по себе, мы сами по себе». Разъясняли: «Раньше на Дону безобразничала Красная гвардия, а сейчас все совсем по-другому. Сейчас Красная Армия, в ней дисциплина». «Союзники ни Деникину, ни Краснову помогать не будут, потому что европейская демократия заодно с большевиками и своих солдат против них не пошлет».

И подействовало. Под Рождество Христово на северном участке три полка, 28-й Верхне-Донской, Казанский и Мигулинский, бросили фронт и пошли домой. Встречать праздник. А на сам праздник в станицах появились агенты Троцкого с пачками «николаевских» денег. Выставляли ведрами водку. Только в одной Вешенской на угощение станичников было пущено 15 тыс. рублей. И казаки на своих сходах признали Советскую власть. Вслед за этим и в соседнем, Хоперском округе полки начали оставлять позиции. Тем более что здесь со стороны красных действовал корпус казака Миронова. Он для донцов был «свой», многие с оружием переходили к нему. Сперва поодиночке, группами, а потом сразу четыре полка. Во фронте образовалась огромная брешь, куда стали вливаться советские дивизии. Шли даже не разворачиваясь, проходным порядком, занимая станицу за станицей. Казаки встречали их хлебом-солью…

Однако вместо долгожданного примирения грянул геноцид. Автором его стал Свердлов. Все факты говорят о том, что преступление планировалось заблаговременно. Начать с того, что изначально Советы назывались Советами рабочих, крестьянских и казачьих депутатов. И съезды Советов так назывались. И полным названием ВЦИК было Всероссийский Центральный Исполнительный комитет Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов. Но слово «казачьих» как-то постепенно выпало. Не официально, а «явочным» порядком. Во ВЦИК даже по-прежнему существовал казачий отдел. Но в обиходе слово «казачьих» больше не употреблялось, исчезло. Да и казачий отдел жил как-то сам по себе, на непонятном положении.

В январе 1919 года в Москве состоялось совещание начальников политоделов фронтов. Проводил его и председательствовал Свердлов, вернувшийся из Риги. Очевидно, как раз на этом совещании были согласованы и уточнены детали предстоящей акции. Время для ее начала было определено не случайно. Дождались момента, когда казаки откроют фронт. Иначе разве пустили бы они большевиков на свои земли? Дрались бы до последнего.

А главным сообщником Свердлова в замышлявшемся злодеянии стал Троцкий. Доказательством служит тот факт, что и Лев Давидович заранее вел подготовку. Командир корпуса казак Миронов был вдруг переведен на Западный фронт, в Белоруссию. Чтоб не помешал. А казачьи полки, перешедшие на сторону красных, быстренько загнали в эшелоны и отправили на Восточный фронт. Готовились и силы палачей. Тут надо отметить, что органы ЧК в данном случае не использовались. Операция возлагалась на свердловские Революционные Трибуналы, армейские Особотделы и созданные Троцким в октябре 1918 года Революционные Военные Трибуналы. Они представляли собой вполне самостоятельную структуру, подчинявшуюся Реввоенсовету республики, т. е. Троцкому, имели собственные отряды, вооружение вплоть до пулеметов. Все эти силы заблаговременно сосредотачивались на Дону.

А 24 января 1919 года была издана и пошла на места циркулярная директива Оргбюро ЦК за подписью Свердлова о проведении геноцида. В ней указывалось:

«Последние события на различных фронтах и в казачьих районах, наши продвижения в глубь казачьих войск заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их работы в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления.

1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно, провести беспощадный массовый террор ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применить все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти.

2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам…»

Предписывалось также «провести… в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли». «Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания…»

Подчеркнем несколько особенностей данного документа. Никакого Оргбюро ЦК в действительности не существовало. Это было второе название Секретариата. То есть кадрового и канцелярского органа при ЦК. Который решать политические вопросы был совершенно не вправе. А фактически решения и инструкции Секретариата вырабатывал, разумеется, не технический персонал, не секретарши и стенографистки. Они исходили от Свердлова. И директива о геноциде была его единоличной. Но, тем не менее, она была издана от имени всего ЦК! В ней так и говорилось: «ЦК постановляет…»!

Следовательно, с «юридической» точки зрения – даже с точки зрения большевистской «законности», документ был более чем сомнительным. Однако еще раз отметим и то, что кампания была уже подготовлена. И едва директива Свердлова дала «старт», машина террора завертелась мгновенно, без раскачки и пробуксовываний. Лозунги убийства были сразу подхвачены на разных уровнях. Троцкий писал о казаках: «Это своего рода зоологическая среда, и не более того. Стомиллионный русский пролетариат даже с точки зрения нравственности не имеет здесь права на какое-то великодушие. Очистительное пламя должно пройти по всему Дону, и на всех них навести страх и почти религиозный ужас. Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции… Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море…» Он же ввел в обиход термин – «устроить Карфаген» казачеству.

Член РВС Южфронта Колегаев (только что вернувшийся из Москвы со свердловского совещания) требовал от подчиненных частей массового террора. Распространялись инструкции об «изъятии офицеров, попов, атаманов, жандармов, просто богатых казаков, всех, кто активно боролся с Советской властью». Член РВС 8-й армии Якир писал в приказе: «Ни от одного из комиссаров дивизии не было получено сведений о количестве расстрелянных белогвардейцев, полное уничтожение которых является единственной гарантией наших завоеваний».

Первым делом было провозглашено «расказачивание». Запрещалось само слово «казак», ношение традиционной формы, лампасов. За нарушение – расстрел. Станицы переименовывались в волости, хутора – в села. Часть донских земель вычленялась в состав Воронежской и Саратовской губерний, подлежала заселению крестьянами. Во главе станиц ставили комиссаров, как правило из «инородцев» – евреев, немцев или венгров. Населенные пункты облагались денежной контрибуцией, разверстываемой по дворам. За неуплату – расстрел. В трехдневный срок объявлялась сдача оружия, в том числе дедовских шашек и кинжалов. За несдачу – расстрел. Рыскали карательные отряды, отбирая подчистую продовольствие и скот, по сути обрекая людей на голодную смерть.

Тут же покатились и расправы. Перебить богатых казаков? Но наделы казаков были значительно больше крестьянских, поскольку они несли службу, покупали коней, снаряжение и оружие за свой счет. Вот они все и богатые! Террор к казакам, принимавшим прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью? А кто не принимал, если на Дону была всеобщая мобилизация от 19 до 52 лет? Если кто-то скрылся или отступил с белыми – казнили семью. «Изъять» жандармов? Хватали стариков, служивших при царе, в 1905 году. По хуторам разъезжали трибуналы, производя «выездные заседания» с немедленными расправами. Казнили при помощи пулеметов – разве управишься винтовками при таком размахе? Кое-где начали освобождать землю для крестьян-переселенцев из центральных губерний. Казаки подлежали выселению в зимнюю степь. На смерть.

О том, что творилось на Дону, красноречиво рассказал в своем бессмертном романе Михаил Александрович Шолохов. Хотя он по понятным причинам вынужден был смягчить тона. В 1931 году он писал Горькому: «Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествующую восстанию, причем сознательно упустил факты, служившие непосредственной причиной восстания, например, бессудный расстрел в Мигулинской 62 казаков-стариков или расстрелы в Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных в течение 6 дней достигло 400 с лишним человек».

Да, по Дону гуляла смерть. Некоторые свидетельства очевидцев приводит в своем очерке Е. Лосев («Москва» № 2, 1989): «Смертные приговоры сыпались пачками. Расстрелы производились часто днем на глазах у всей станицы по 30–40 человек сразу, причем осужденных с издевательствами, с гиканьем и криками вели к месту расстрела. На месте расстрела осужденных раздевали догола, и все это на глазах у жителей…» «Беззаконным реквизициям и конфискациям счет нужно вести сотнями тысяч. Население стонало от насилий и надругательств. Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса…»

В Урюпинской число казненных доходило до 60–80 в день. Комиссары-инородцы откровенно бесчинствовали и измывались над казаками. В великолепном Вешенском соборе устроили публичное венчание 80-летнего священника с кобылой. В той же станице Вешенской старику, уличившему комиссара во лжи и жульничестве, вырезали язык, прибили к подбородку и водили по станице, пока он не умер. В Боковской комиссар расстреливал ради развлечения тех, кто обратил на себя его внимание. Клал за станицей и запрещал хоронить… Прямое участие в расправах принимал Якир, содержавший собственный карательный отряд из 530 китайцев. Прославилась садизмом и еще одна «политработница», Розалия Залкинд (Землячка), любившая лично присутствовать при казнях.

Но если геноцид на Дону более-менее известен нам по страницам «Тихого Дона», то надо помнить, что в самом-то деле проводился он не только здесь, а повсеместно! Во всех казачьих областях, оказавшихся к этому времени под властью красных. На Урале активным его проводником стал Шая Голощекин, военком Уральского округа и член РВС Туркестанской армии. Впоследствии уполномоченный из Москвы Ружейников, прибывший в Уральск специально для исправления «перегибов», выпустил из тюрем 2 тысячи казаков как невинно арестованных. А скольких не выпустил, сколько счел арестованными законно? И скольких было уже поздно реабилитировать? Сколько уже лежало в земле? Ведь подолгу-то в тюрьмах не держали, конвейеры смерти действовали бесперебойно.

Князь СЕ. Трубецкой в своих мемуарах описывал, как в тюрьме в одной камере с ним оказался комиссар, осужденный за злоупотребления. И рассказывал о своих бесчинствах с уральскими казаками и казачками: «Мы эту гидру выжигали каленым железом», – то есть казнили всех подряд. Расстрелы производились в каком-то овраге. «Девки и молодки подвернулись как на подбор красавицы, – говорил комиссар. – В самом соку, значит. Прямо жаль расстреливать. Ну, думаю, им все равно умирать, зачем же им перед концом ребят не утешить… одну и самому себе выбрал. Вас, говорю, от этого не убудет. Ну а они и слышать не хотят, кричат, ругаются, ну прямо несознательные. Ничего не поделаешь, согласия не дают, чего, думаю, на них, контрреволюционерок, смотреть… мы уж без согласия». «Что же, потом вы их расстреляли?» «А то как же, – ответил комиссар. – Все как полагается, мы свое дело знаем, ни одна не ушла».

Геноцид обрушился и на Оренбургское, Терское, Астраханское казачество. И даже на казачьи части, сражавшиеся на стороне красных! Когда Деникин в зимних боях разгромил 11-ю советскую армию, единственным боеспособным соединением, сумевшим отступить в относительном порядке, была кубанская бригада Кочубея. В Астрахани ее под предлогом «анархии» разоружили и расформировали, многих арестовали. Кочубея хотели расстрелять, он бежал в степи и погиб.

Уже позже, в сентябре 1919 г., на «Мироновском процессе», член РВС республики Смилга говорил о геноциде: «Теперь о зверствах на Дону. Из следственного материала видно, что зверства имели место. Но так же видно, что главные виновники этих ужасов уже расстреляны. Не надо забывать, что все эти факты совершались в обстановке гражданской войны, когда страсти накаливаются до предела. Вспомните французскую революцию и борьбу Вандеи с Конвентом. Вы увидите, что войска Конвента совершали ужасные поступки с точки зрения индивидуального человека. Поступки войск Конвента понятны лишь при свете классового анализа. Они оправданы историей, потому что их совершил новый, прогрессивный класс, сметавший со своего пути пережитки феодализма и народного невежества, то же самое и теперь».

Интересно, вспомнил ли об «оправданности» троцкист Смилга, когда его самого поставили к стенке в 37-м? Впрочем, сейчас речь о другом. О том, что казачий геноцид не относился к «обычным» ужасам гражданской войны, к страстям, «накаленным до предела». Потому что проводился целенаправленно, спланированно и систематически. И к тому же это преступление опять было иррациональным!

Ведь речь шла не о подавлении сопротивления, не о карах противников, не об усмирении непокорных. Наоборот, расправа обрушилась на тех казаков, которые уже покорились, признали Советскую власть, уже приняли ее. Могли обеспечить тыловое снабжение для красных частей, воюющих с Деникиным и Колчаком, а кто-то готов был и драться на стороне красных… В чем же дело? За что же и по какой причине было решено их истребить? Некоторые писаки, стараясь объяснить это, даже придумали историю – дескать, молодого Яшу Свердлова в 1905 году поймали казаки и хотели повесить, вот он их и возненавидел. Хотя такого случая никогда не было, это не более чем байка.

Чтобы понять подоплеку акции, надо вспомнить, что казаков традиционно называли «воины Христовы». И сами они всегда с гордостью относили к себе данный титул. Воины Христовы! Призванные не по мобилизациям, а самим Господом. Казак – воин всегда, независимо от того, находится он на действительной, в запасе или на гражданке. Его служба – от рождения до смерти. И конечно же, сатанисту Свердлову и масону Троцкому было из-за чего желать уничтожения казачества. Добавим и то, что казаки – всегда патриоты. Они могли воевать против красных, против белых, но никогда – против Отечества как такового.

Казаки очень дорожат своей свободой. А их собственная субординация и дисциплина отнюдь не считается нарушением свободы, это исполнение сознательного, высшего долга. Казаки – консерваторы, бережно поддерживают свои традиции, свой уклад. И если в схемах Свердлова предполагалось обезличить, оболванить и «переделать» русский народ, превратить в бессловесных рабов крестьян для строительства царства антихристова, если в схемах Троцкого предполагалось такое же порабощение в «трудовых армиях», а Россию следовало пустить на растопку в пламени «мировой революции», то казачество в подобные схемы абсолютно не вписывалось. Оно неизбежно стало бы камнем преткновения на пути этих планов. Вывод следовал один – уничтожить.

Вполне вероятно, что истребления казачества пожелали и международные «силы неведомые». Сочли, что для полного разрушения России вместе с убийством царя, сокрушением Церкви и ее служителей, уничтожением национальной культуры хорошо бы избавиться и от «воинов Христовых».

Но здесь организаторы злодеяний просчитались. В отличие от интеллигенции, стонавшей, пытавшейся жаловаться иностранцам, но при этом покорно шедшей вереницами на бойни и позволявшей умерщвлять себя, как баранов, казаки были именно воинами. Привычными к спайке, умеющими быстро сорганизоваться. Их терпения хватило всего на месяц, пока они не поняли, что их попросту систематически уничтожают. Занялось сразу в нескольких местах. В Еланской, когда 20 коммунистов захватили очередную партию жертв, поднялся Красноярский хутор. Казак Атланов собрал 15 человек с двумя винтовками – пошли шашками и плетками отбивать арестованных. В Казанской, когда на один из хуторов приехали 25 трибунальцев с пулеметом проводить «Карфаген», тоже восстали. Пошла цепная реакция. Сотник Егоров поднял по казачьему сполоху 2 тыс. человек…

В качестве агитационных материалов повстанцы распространяли найденные у убитых комиссаров ту самую, свердловскую директиву о геноциде и телеграмму Колегаева во исполнение директивы. Мятеж разливался стремительно, охватив целый ряд станиц: Казанскую, Еланскую, Вешенскую, Мигулинскую, Шумилинскую, Мешковскую, Усть-Хоперскую, Каргинскую, Боковскую. Казаки самостоятельно формировали сотни и полки, выбирали на сходах командиров. Командующим стал полный Георгиевский кавалер хорунжий Павел Кудинов. Был выдвинут лозунг: «За советскую власть, но против коммуны, расстрелов и грабежей». У повстанцев не было оружия, боеприпасов – почти все уже успели сдать. Но доставали припрятанные дедовские шашки, ковали пики и кидались в атаки с холодным оружием. Отливали картечь и пули из оловянной посуды, из свинцовых решетов веялок. Для нескольких захваченных пушек вытачивали стаканы снарядов из дуба на токарном станке. И гнали, громили палачей и карателей.

Точно так же и в это же время восстало Уральское казачество. Разумеется, не сговариваясь с Донским. Но ведь действовали одни и те же закономерности. И вели к одному и тому же результату. И Оренбургское восстало. Взялось за оружие Терское, активно поддержав Деникина. Словом, для Советской власти кампания геноцида принесла только вред. Вместо того, чтобы развивать наступление на Колчака, Деникина, Петлюру, Пилсудского красное командование во главе с Троцким вынуждено было снимать с фронтов дивизии и перебрасывать против повстанцев. Но даже многократно превосходящими силами сломить их не удалось. Впрочем, Свердлов этого уже не увидел.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.