Поздний реабилитанс

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Поздний реабилитанс

На неделе между 22 и 28 мая. – Госдума приняла ряд законопроектов, исключающих возможность упоминания иностранной валюты в официальном обиходе. – Генпрокуратура отказала в реабилитации покойного царя Николая II и членов его убиенной семьи.

Еще один советский анекдот. Защищается диссертация на тему «Периодизация искусства». Диссертант предлагает выделить всего два периода: ранний сюсюреализм и поздний реабилитанс.

Описав круг, мы возвращаемся в точку, из которой когда-то вышли. До сюсюреализма дело пока не дошло (хотя школьникам уже предлагается подумать над сочинением о детских годах любимого президента), а вот с поздним реабилитансом мы уже столкнулись. Если кто-то решил, что сейчас речь опять пойдет о Ходорковском, Бахминой и детях из разоренного Кораллова (которых один начинающий журналист-расследователь успел обозвать «статусными сиротами»), то напрасно. Речь пойдет о последнем государе императоре Николае II, которого, в отличие от бывшего олигарха и его присных, нынешняя эпоха вроде бы привечает. Но формально-юридически реабилитировать не спешит.

В полной мере с этим противоречием нашего времени столкнулась великая княгиня Мария Леонидовна, направившая в прокуратуру запрос о реабилитации последнего царя. Вроде бы на ее стороне не только историческая правда, но и современный политический расклад, что, увы, бывает подчас не менее важно. Она формулирует свои требования прокурорам в тот самый момент, когда в России торжественно предают земле прах белоэмигрантов Ильина и Деникина, архив того же Ильина передается из Мичигана в Москву, глава государства вот уже второе послание кряду цитирует ильинские инвективы.

Мы потихоньку отворачиваемся от советского опыта, на который безуспешно оглядывались в 2000—2004 годах; теперь перед внутренним взором наших политиков другой опыт, иной образ: державный. Главный праздник страны – 4 ноября, вполне себе «романовский» день; время от времени звучат намеки на то, что несчастный труп цареубийцы Ленина все-таки будет предан земле до конца второго путинского срока. Естественно было бы предположить, что Николая Александровича как жертву безбожного режима не только реабилитируют, но принесут ему символическое покаяние. Больше того; можно было опасаться, что чиновники, держа нос по ветру, проявят усердие не по разуму, вообще запретят публичную критику последнего государя, не дозволят обсуждать его политическую работу (весьма далекую от совершенства), а будут только благоговейно воздевать очи гореи возносить хвалы святому, от большевиков умученному.

Не тут-то было.

С государем императором повторяется прошлогодняя история, когда прокуратура закрыла дело о Катыни: не имеем доказательств, не находим оснований, не отрицаем самой возможности постановки вопроса, но отказываемся давать на него внятные ответы. И вообще отстаньте от нас, имеются дела и поважнее. Например, помочь арбитражному суду в три с лишним раза снизить налоговые повинности «Юганскнефтегаза»; поскольку, когда «Юганснефтегаз» нужно было отобрать у неправильного «ЮКОСа», он должен был государству три с лишним миллиарда американских рублей, а как только оказался в объятиях правильной «Роснефти», стал должен всего семьсот миллионов. Думаете, легко справиться с такой задачей? А вы со своей Катынью и царской семьей. Да еще небось спите и видите, как на основании судебного решения о признании вины НКВД и в целом советской власти будете выкатывать финансовые претензии. Ступайте отсюда, надоели.

Впрочем, не только в этом дело. Дело прежде всего в том, что прокуратура и суд, будучи органами трепетными, чуткими и отзывчивыми, лучше всех понимают истинный запрос эпохи. И на этот запрос, в отличие от запроса представителей императорского дома, отвечают сразу и однозначно. Запрос же заключается вот в чем. Конец 80-х и начало 90-х были временем покаяния. Когда нация попыталась сама себе разъяснить: что же мы натворили в XX веке, во что ввязались наши отцы и деды, как теперь нам из всего этого выпутываться. Страна хотела очистить совесть; отчасти переусердствовала, иногда впадала в истерику; но в целом смыла с себя и своей истории некоторые пятна. Пакт Молотова–Риббентропа. Расстрел пленных поляков. Потом пришла пора забвения. Фук-фук-фук, не было ничего, не помним, не до того сейчас. Интересно, что этот период наступил сразу после торжественных, пышных похорон останков царской семьи, истинных или (как полагает иерархия русской православной церкви) мнимых. Символическим актом захоронения новая элита как бы сняла с себя бремя ответственности за прошлое и необходимость разбираться в нем. Затем наступила пора реставрации. На звуки советского гимна наложили имперские слова все того же Михалкова, армии подарили красное знамя и золотую звезду… Теперь, после очередных похорон – Деникина и Ильина – заговорили о примирении.

Казалось бы, что плохого? Пора бы уж и примириться, завершить гражданскую войну. Но в том и фокус, что примирение возможно только после покаяния. А не после забвения и реставрации. Что значит для нас предать русской земле прах вождей белого движения? Значит ли это покаяться перед ними от имени отцов за красное помрачение ума? Или это значит вообще отказаться от исторического суда, признать равную правоту, она же равная неправота, белых и красных, убийц и жертв, героев и предателей? Тогда давайте с почестями перезахороним труп товарища Троцкого. Его телу тоже неуютно лежать на чужбине; он по-своему любил Россию и хотел ее силком утащить туда, где, по его представлениям, находится земной рай. Ах, не готовы? Ну тогда какое ж примирение…

Да, у тех, кто был на стороне Николая II, имелись ошибки; они совершали и преступления, и зверствовали, и предавали. Но прежде чем действительно примириться со своим прошлым, а затем предать окончательному забвению противоречия, некогда расколовшие нацию, мы должны общественно покаяться перед теми, кто пал жертвой революционного переворота. Этому не мешает спокойное научное исследование причин и следствий революции, ясное понимание того, что и Николай Александрович, и его окружение приложили руку к ее подготовке, по крайней мере – сделали далеко не все для ее предотвращения. Однако ж этому мешает отказ от ясного, однозначного, недвусмысленного нравственного суждения: кто перед кем виноват, в чем и каким образом вину можно искупить.

В противном случае не только прокуратура, но и общество в целом будут жить в соответствии с поэтической формулой: «Кишкой последнего попа/ Последнего царя удавим». Честное слово, у Пушкина были стихи и получше.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.