Моя цель – сильная процветающая Россия (из интервью С. Доренко для Е. Левковича, интернет-издание «ОК!», сентябрь 2008 г.)

Моя цель – сильная процветающая Россия

^{(из интервью С. Доренко для Е. Левковича, интернет-издание «ОК!», сентябрь 2008 г.)}

– Как вы думаете, возможен мир во всем мире?

– Нет, конечно. Потому что геополитика гласит: если я не пролью слезу ребенка, это сделает кто-то другой, и ребенок окажется моим. Если я не буду жестким в геополитике, не буду воевать, то это сделает, например, Вашингтон. Договориться таким образом, чтобы в мире не стало никого, кто бомбил бы Белград, Багдад и так далее, – нельзя.

– Почему?

– Невозможен мгновенный договор всех со всеми. Любой договор – это самоограничение сильного, а сильный не хочет чувствовать себя ущемленным. Вот у меня, допустим, есть пистолет, а у вас его нет. И вы говорите: «А давайте, Сергей, не будем стрелять!». Но у вас-то нет пистолета. Какой смысл мне себя ограничивать?

– Но ведь простые люди не хотят войны – ни в Грузии, ни в России, ни в Китае, ни в Америке…

– Это не так. Разные группы людей все время хотят разного. А главное, они не помнят, чего хотели вчера, и не знают, чего захотят завтра. Поэтому они все время в конфликте друг с другом.

– То есть то, что люди хотят мира, – это миф?

– Люди хотят экспансии – и больше ничего! И знаете, зачем им экспансия? Чтобы избежать смерти. Наводнить собой планету, как агент Смит в «Матрице», и сохранить свой вид. В этом биология человеческого рода. Мужчина в каждой порции семени выплескивает до 150 миллионов зрелых порций ДНК! Это население всей России! В каждой порции, представляете?! Для чего это? Конечно, чтобы наводнить собой планету. Чтобы не умереть как клан, как культура.

– А когда люди изобретают атомную бомбу, они не понимают, что угрожают и себе тоже?

– Нет. Потому что ядерное оружие – это всегда против «чужих», не против «себя». Человечество всегда мыслит категориями «мы» и «они». И умирают всегда «они». Смерть происходит с кем-то другим. Вы же никогда не умираете, правда? А когда умрете, вы об этом и не узнаете. Пока же люди вокруг вас умирают, а вы остаетесь. И это тоже ваша экспансия – вы так боретесь со страхом смерти. И этим занят всякий человек – мексиканец, зулус, еврей, черт знает еще кто. Больше ничем.

– Вы что, никогда не видели людей, которые просто желают всем добра и творят его?

– Мать Тереза. Таких преображенных личностей, сместившихся с основной оси, очень мало. И то многие из них кичатся добром, а значит тоже заняты экспансией. Правда, это уже экспансия смыслов, самая серьезная, она покоряет сразу по полтора миллиарда человек, легко и непринужденно. Христос не хотел экспансии, но по факту он ее совершил. Он один из тех, кто захватил смысл жить и умирать.

– Послушайте, зачем вам работать на радио?

– Потому что я так самопроявляюсь. Потому что хочу создать дискуссионные площадки. Люди, которые принимают решения, испытывают в них недостаток. Я хочу им помочь. Людям, которые попроще, дают просто жрать. Но уже выросло целое поколение довольно сложно устроенных людей.

– Правда, выросло?

– Да. Эти люди еще не все одинаково образованны, не все способны к анализу и критичности, но их уже много. И они нуждаются в месте, где могут рефлексировать, изучать. РСН может стать таким местом.

– Вы, я смотрю, почти просветительскую миссию на себя возложили…

– Нет, что вы. Я просто таджик, расчищающий площадку, не более того.

– В чем тогда ваша экспансия?

– В том, что я пытаюсь способствовать построению российской политической нации. Сейчас она рыхлая. У нас даже нет согласия по поводу того, кто мы. Дети Николая II? А может, тогда и Распутина заодно? Или только Николая? Или мы нация имени 9 мая 1945 года и полета Гагарина? Но тогда, получается, и Сталина тоже? Или только Гагарина? Видите, нет согласия даже по генезису. Из-за этого отсутствуют общие исторические горизонты.

– То есть ваша цель – это некое общее согласие?

– Это не цель, это ступень на пути к ее достижению. Общую цель как раз нужно найти. А для этого нужна хотя бы какая-то точка согласия, вокруг которой мы можем дальше вести спор. Например, один человек – за рынок, другой – за плановую экономику. Но все это способы, а цель-то в чем? Мне говорят: «Наша цель – демократия». Чушь собачья! Не может быть такой цели! Цель – это, например, процветающая Россия, а демократия – лишь один из способов ее достичь. Почти наверняка лучший, но только способ. Вот если так решить, то все будет намного понятнее.

– Так для вас цель – это Россия?

– Да. Сильная, волевая, процветающая, интересная с культурной точки зрения. Через тысячу лет, например.

– Думаете, через тысячу лет наша планета еще будет существовать?

– Меня это не заботит. Сейчас на моей шее висит вещь, которой двадцать пять веков. Здесь вообще не надо думать критично. Надо действовать так, как если бы Россия была вечной. На уровне «как мы сейчас решим – так будет дальше».

– А вам хватит площадки для достижения цели? Все-таки она минимальна по сравнению с телевидением…

– Это неправда. Мою программу на ОРТ смотрели более пятидесяти процентов от потенциальной взрослой аудитории канала, то есть более пятидесяти миллионов человек. Но из них людей, принимающих решения, так называемых «десижн-мейкеров», было столько же, сколько я сейчас получаю на радио. Все «десижн-мейкеры» слушали меня на «Эхе Москвы», а если не слушали, то им докладывали. Получается, разницы нет. А с точки зрения способа передачи информации лично для меня радио намного лучше. Телевидение такая вещь, которая визуализирует все экстремально. Когда вы зажмуриваетесь после просмотра выпуска новостей, вы не можете вспомнить ничего, кроме погоды. Как говорят китайцы, всякая вещь, дойдя до предела, превращается в собственную противоположность. Телевидение, дойдя до предела в визуализации, превратилось в какую-то дымовую завесу. Вы вроде посмотрели новости, а все равно не знаете, что произошло. Потому что вы видели цветовое пятно, мельтешню. Меня тут поразили два фильма в смысле тупика визуализации. Один – «9 песен», в котором полтора часа люди совокупляются, а второй – «Убить Билла». Больше убить и больше трахаться уже невозможно. Если раньше убивали один раз за фильм, потом – пятьдесят раз, то теперь просто все время крошат. Мой сын садится за компьютер и до обеда «убивает» человек двести, после обеда – еще пятьсот, просто тоннами кладет народ. Все, предел достигнут.

– Именно это причина того, что вас нет на телевидении? Вам вообще за это время предлагали работу в «ящике»?

– Ну как сказать… Я же был в опале, и мне в основном предлагали работу украинские каналы. Надо сказать, предложений было много, но мне это неинтересно. А наши предлагали таким образом: говорили: «Давай мы тебя легализуем в поле телевидения, но тихонько, через какую-нибудь развлекаловку». Мне предлагали ехать на какой-то остров, где я должен был жрать насекомых… Не помню, как передача называлась.

– А кто вас в свое время запретил?

– Некто, имеющий власть над телевидением.

– Не хотите называть имя?

– Нет, я просто точно не знаю, кто. Догадываюсь, конечно, но если скажу… Знаете, назвать духа – значит позвать духа. Я здесь суеверен. Вот вы в курсе, что «медведь» – это просто иное название «бера»? Был бер. Берлога – это, собственно, место жительства бера. А наши предки решили называть его медведем, то есть «знающим о меде». Потому что сказать «бер» – значит позвать бера. И я не называю того, кто меня запрещал. Назвав духа – вызову духа, а зачем мне это надо?

– В нашей стране кто-нибудь когда-нибудь назовет все своими именами?

– Хорошо бы, конечно. Но… никто не называет, потому что все пытаются удержаться в динамическом равновесии. Знаете, это как стоять на канате: нужно все время двигаться, балансировать, иначе вы сразу упадете вниз. По большому счету это тот же страх смерти, о котором мы говорили выше…