Траты

Траты

Джеймсу Мэю восемь, и потому он любит придумывать игры, которые могут его занять, пока он не сидит в клозете, не чинит мотоцикл и мамаша не заставляет его упражняться на пианино.

Одна из таких игр называется «Предотлетный шопинг» или «Дурацкие покупки». Ее суть в том, чтобы таскаться по лавочкам в зоне вылета и подбивать друга или спутника покупать вещи, которые этому несчастному внушаемому дураку не нравятся и никогда не понадобятся. Вот Ричард Хаммонд, как видно, безнадежный рохля: его дом набит запонками-компасами, цифровыми фотоаппаратами, переводчиками валют, надувными подушками, там сохнет с полцентнера песочного печенья и пылится бог весть сколько дорогущих оранжевых часов.

Но со мной у него не проходит. Сколько бы Мэй ни выстаивал у меня за спиной, вкрадчиво расписывая, как здорово — «очень сексапильно» — я выгляжу в розовом галстуке от Hermes, я покупать не спешу, потому что галстук у меня уже есть. И запонки у меня есть, и печенье, и часы. А переводчик валют мне не нужен: вместо него я пользуюсь головой.

Хаммонд и Мэй 86 % своего времени тратят, выискивая в Интернете выставленные на продажу старинные машины и запчасти к ним, 10 % — играя друг с другом в «предотлетный шопинг», и оставшиеся 4 % — произнося: «Ладно, я тебе покажу». И вынимая чековые книжки.

Если им заплатить мясом, они его съедят, но поскольку им платят деньгами, они тратят. Потому-то у Хаммонда десять машин, включая старый убитый Land Rover и кошмарный Opel Firenza. А у Мэя четыре сотни старых мотоциклов, с виду все как один плачут по коляске.

Но у меня на денежные траты аллергия. Я не против транжирить на других — поэтому купил Мэю розовые очки-консервы — но себе покупать вещи, которые у меня хотя бы в одном экземпляре есть, не могу. Так и вышло, что у меня один галстук, одна шляпа, одна куртка, одна пара ботинок, а самое главное, одна машина. Мэй не может с этим смириться. И вот на днях, прибравшись в комнате и накормив кошку, он стал убалтывать меня на Gallardo Spyder.

«Просто твоя машина, — окучивал он меня. — Lambo такие модные. И потом, не можешь же ты всю жизнь расписывать прелести суперкаров, сам так и не имея своего».

Надо было заткнуть уши и запеть во всю глотку. Но мне и вправду по душе этот малыш Lambo, так что Мэй ломился в открытую дверь. В общем, я сел в машину, прихватив его и Хаммонда, и отправился в ближайший салон Lamborghini.

Оказавшись там, Мэй сразу заграбастал таблицу цветов и вкрадчивым, хрипловатым, гипнотическим голосом стал вещать, что мне надо выбрать васильковый кузов, оранжевую крышу, салатовую обивку салона и лиловые диски. И это говорил человек, Porsche у которого шоколадный, а дом бежевый с бежевым оттенком.

Его я не слушал, а чтобы покончить с этой канителью, сказал продавцу, будто не прочь обзавестись Gallardo Spyder и вскоре выйду на связь проговорить список опций. В общем, выходило, что все Джеймсовы потуги втянуть меня в его мир дурацких предотлетных покупок опять пошли прахом.

Но потом Хаммонд перевернулся на съемках, и в суматохе я забыл сообщить тому продавцу, что говорил не всерьез. Вообще-то я напрочь забыл даже про поход в салон, и вдруг несколько дней назад получаю электронку о том, что мою машину начинают собирать, и мне нужно заказать цвет кузова. Эх-ма…

Я привык отвечать за свои слова, а я обещал купить машину. Значит, придется покупать. И вот я снова в салоне со списком опций в руках дооснащаю тачку, водить которую — все-таки не та радость, что водить Ferrari F430. Нет, правда. Управлять и той и другой — приключение: как загореться и, гася пламя, прыгнуть в Ниагарский водопад. Только вот на Ferrari ты чувствуешь, что на тебе огнезащитный костюм, а за спиной парашют. Ты решаешь, что делать: машина тебя слушается.

Да, это все, конечно, обман. И гул выхлопа и поведение дифференциала на любом повороте регулирует компьютер. Но система работает! F430 такой же четкий, как партия рабочего барабана в Radar Love[168].

Lambo же грубо-залихватский, более механический, больше похожий на то, что барабанит Фрэнк Берд в Sharp Dressed Man[169].

И еще он гораздо дороже — по необъяснимой причине. На Ferrari ты чувствуешь, что каждый болт и каждая гайка, и каждый гигаджоуль вычислительной мощности придуманы специально для этой машины и согласно самым последним достижениям технического прогресса.

В общем, я вгрызся в список опций, будто это лабиринт, по другую сторону которого в страшной опасности осталась моя меньшая дочь. Да, телевизор нужно. Да, бортовой компьютер. И конечно, я хочу гидравлику, автоматически приподнимающую нос, когда налетаешь на лежачего полицейского. Я парился над списком так долго, что несчастная девица, которую отправили налить мне чашку чаю, успела съездить за чайными листьями в Бомбей. И вот теперь мне осталось только дождаться, когда итальянцы закончат крутить гайки.

В общем, Мэй доволен, но я доволен еще больше: пусть жюри признало европейским автомобилем 2006 года Ford S-Max, а журнал Top Gear — по ряду веских причин — выбрал Jaguar ХК, мы, ребята с телевидения, считаем лучшей и самой интересной машиной года новый кабриолет Lambo. И он у меня будет. А у Мэя нет.

Судя по всему, еще до конца месяца его дособерут и отправят мне. Джемс Мэй увидит мой Spyder своими глазами. Это будет его величайший рекорд в «дурацких покупках». Одно дело убеждать Хаммонда, что носки с картинками — это страшно модно, и ему надо купить себе хотя бы пару, и совсем иное — уговорить человека на суперкар за ?150 000 с оранжевым салоном.

Декабрь 2006 года

Данный текст является ознакомительным фрагментом.