Глава 9 Что у нас осталось
Глава 9
Что у нас осталось
Состояние российской космической отрасли после более чем двух десятилетий национального предательства уже не вызывает даже ужаса. После символического затопления на тот момент еще вполне жизнеспособной станции «Мир» отечественная космонавтика, лишенная каких бы то ни было стратегических целей, медленно отмирает. Системы некогда разветвленного, разнообразного и исключительно мощного организма постепенно, каждая в свой естественный срок, прекращают свое уже не имеющее никакого общего смысла функционирование и умирают вполне незаметно для постороннего и равнодушного глаза.
Торжественно провозглашаемые планы и обещания, громкие рекламные заявления (вроде подготовки экспедиции на Марс или создания постоянно обитаемой станции на Луне к 2015 году – для добычи полезных ископаемых), периодические скандалы вокруг провала тех или иных начинаний, или слишком масштабного воровства, или слишком большой глупости всего лишь скрывают описанную картину. Несмотря на все различия этих новостных поводов, их стратегическое информационное значение одинаково: они по-разному и потому в целом довольно эффективно отвлекают от реального состояния космонавтики внимание общественности и управляющей системы.
Много на космосе не украдешь, и потому он не представляет принципиального интереса ни для кого, кроме собственно отраслевых функционеров. Для нынешнего российского государства его значение, похоже, ограничивается сугубо рекламными функциями – и в этом качестве значительно уступает, насколько можно судить, подготовке к очередным футбольным состязаниям или фестивалю начинающих бездарностей «Евровидение».
Попытка создать новый центр притяжения (и, соответственно, «распила») государственных инвестиций в виде модернизации космодрома «Свободный» в Амурской области (недалеко от Углегорска) представляется в настоящее время не более чем актом регионального и отраслевого лоббизма. Замысел понятен: после грандиозных (и бессмысленных с содержательной точки зрения) затрат на переустройство окрестностей Сочи перед Олимпиадой 2014 года и острова Русский недалеко от Владивостока – перед саммитом руководителей АТЭС в 2012 году – создать аналогичный им третий проект, который позволит удовлетворять сформированные ими коррупционные аппетиты и после 2014 года.
Проблема заключается в вероятном ухудшении экономической конъюнктуры, после которого средств для освоения (вероятно, коррупционного) в рамках столь масштабного (и бессмысленного в условиях сохранения сравнительно недорогой аренды Байконура) проекта в федеральном бюджете просто не останется.
Кроме того, с точки зрения развития самой космонавтики, замена одного космодрома на другой, пусть даже новый, будет являться не шагом вперед, а бессмысленной тратой средств в угоду ложно понимаемой национальной гордости.
Расположение нового космодрома в непосредственной близости к китайской границе также ограничивает возможности его использования, а идеи переноса столицы России в Углегорск с учетом как приграничного положения этого города, так и неминуемого загрязнения окружающей среды в районах космических запусков не заслуживают серьезного рассмотрения (нелишне также отметить, что исходное название столицы, даже если ее предполагается переименовывать, должно быть хотя бы относительно благозвучным).
В целом российская космонавтика, как и все российское общество, существует в настоящее время за счет эксплуатации советского наследства – проедания его расходной части и ожидания, когда воплощенные Советским Союзом в жизнь конструкторские наработки устареют и перестанут быть конкурентоспособными.
Правда, нельзя не отметить, что повсеместное торможение технологического прогресса, наблюдаемое в мире после завершения холодной войны, кардинально продлило жизнь советских технологий, в том числе в сфере освоения космоса. Однако рассчитывать на возможность бесконечной эксплуатации советских наработок все же не следует – хотя бы потому, что в нашей стране деградация, в том числе технологическая, идет значительно быстрее, чем у развитой части человечества.
В настоящее время российский космический комплекс представляет собой производственные мощности, пока еще способные обеспечивать критический минимум запусков, и пять космодромов, из которых полноценными являются только Байконур, арендуемый у Казахстана, и военный Плесецк. Последний расположен слишком далеко от экватора для запуска ракет на геостационарную орбиту (хотя очень удобен для некоторых типов специфических пусков). Космодром «Восточный» в Амурской области только начал строиться (его предшественник – закрытый в 2005 году из-за недостатка финансирования космодром «Свободный» – был таковым лишь по названию, а на деле представлял собой ракетный полигон, развернутый на базе 27-й дивизии РВСН). «Центральный межвидовый полигон» Капустин Яр в Астраханской области (на котором в разные годы испытывалось почти все, вплоть до атомных бомб) эксплуатируется слабо (в том числе из-за необходимости испытывать различные виды оружия). «Ясный» же в Оренбургской области даже официально является не более чем пусковой базой, с которой с 2006 по 2010 год было осуществлено лишь четыре космических старта.
Наука, система подготовки кадров и стратегическое прогнозирование в отрасли частью уничтожены, частью находятся в агонизирующем состоянии.
Молодые энтузиасты второй половины 80-х годов, не захотевшие уходить из профессии в бандиты, проститутки или коммерсанты, смогли ценой своих жизней продлить существование отрасли на время активности своего поколения. Однако они не сумели – и, как становится ясно при ретроспективном взгляде, и не могли в принципе – подготовить себе замену, в результате чего достаточно скорое в силу физических причин прекращение их работы станет концом российской космонавтики (как, впрочем, и многих других отраслей).
Уже сегодня многие российские космонавты и специалисты в частных беседах говорят о невозможности повторения – несмотря на наличие всей необходимой технической документации – даже достижений С. П. Королева. Существенно, что в качестве причин этого называется не только отсутствие кадров и необходимых мощностей, но и низкое качество системы государственного управления, отсутствие политической воли и утрата способности мотивировать значительные массы людей на решение общественно значимых задач.
России надо до 15 лет, чтобы вернуться на 35 лет назад?
В конце 2010 года генеральный директор «Корпорации Рособщемаш» А. В. Усенков заявил: «В 2009 году было получено задание разработать новую тяжелую жидкостную МБР шахтного базирования на замену “Воеводе”. С тех пор ведутся работы по ее созданию. Во времена СССР от получения тактико-технического задания на создание ракеты до ее постановки на боевое дежурство проходило 8 лет. Сейчас на решение такой задачи нужно 10–15 лет, однако при условии форсирования работ и должного финансирования, а также при создании современной электронной базы ракета может оказаться в шахте тоже через 8 лет».
Можно обсуждать, удастся ли выполнить названные А. В. Усенковым условия и запустить новую ракету в серию после изготовления первых экземпляров (ведь программа «Тополь-М» забуксовала именно на этапе серийного производства: вместо 30 ракет в год смогли выпускать лишь 5–6). Можно иронизировать, что под прикрытием замены совершается на самом деле простое восстановление выпуска «подлежащей замене» МБР РС-20 «Воеводы» (SS-18 «Сатаны» по классификации НАТО) – и на восстановление технологии 35-летней давности (РС-20 принята на вооружение в 1975 году) требуется до 15 лет, а можно выражать святую уверенность в качественном превосходстве будущей ракеты над имеющейся.
Бесспорно другое – возраст человека, от которого зависит ядерная безопасность России. Артур Владимирович Усенков – исключительно заслуженный и трудоспособный человек. Он работал заместителем министра общего машиностроения СССР (Минобщемаша), был заместителем председателя госкомиссий по испытанию МБР РС-20 «Воевода» и РТ-23 УТТХ боевого железнодорожного ракетного комплекса «Молодец» – «Скальпель». Ему 75 лет: никого моложе, способного справиться с поставленной задачей, действительно не нашлось.
Однако рисовать прошлые годы развития российской космонавтики исключительно в черных красках нельзя: несмотря на все трагедии и лишения, созидательная инерция была настолько велика, что смогла продемонстрировать еще как минимум два значительных достижения.
Первое – это семейство ракет-носителей «Ангара». Потребность в них появилась потому, что советские ракеты-носители разрабатывались для вывода на орбиту спутников, функционирующих на электронных лампах (ну и, разумеется, для заброски на территорию противника ядерных зарядов максимального веса). Задача максимального увеличения массы ядерного заряда перестала быть значимой вместе с завершением холодной войны, а переход на транзисторы привел к качественному уменьшению веса спутников и, соответственно, сделал высокую мощность советских ракет-носителей избыточной.
Для надежного вывода спутников связи и научных лабораторий на требуемые орбиты в силу радикального снижения их веса стали нужны качественно меньшие и, соответственно, более дешевые ракеты – и ответом на эту потребность стала относительно небольшая экономичная «Ангара». Ее двигатель использует в качестве топлива смесь жидкого кислорода с керосином; отказ от применения высокотоксичных компонентов позволяет существенно упростить эксплуатацию ракеты и обеспечить экологическую безопасность.
В то же время модульная основа, разработанная еще В. П. Глушко для лунного проекта[17], в наиболее полной форме воплощенная в шедевре советской научной и организационной мысли – ракетно-транспортной космической системе «Энергия», – позволяет собирать ракету-носитель, как из деталей конструктора, из стандартных блоков под каждый конкретный тип выводимого на орбиту спутника. В результате ракеты-носители семейства «Ангара» смогут выводить на орбиту и самые тяжелые спутники: так, грузоподъемность «Ангары-5» составит 28,5 тонны, причем этот показатель может быть еще более увеличен за счет использования разгонного блока. Это позволит перенести все запуски со ставшего казахстанским Байконура на космодром Плесецк, тоже, правда, затратный из-за своего северного расположения.
Остается лишь надеяться, что семнадцатилетняя эпопея с «Ангарой» завершится, как обещает нынешний «отец-основатель» Нестеров, в 2012 году и «гептиловый» «Протон» уйдет с авансцены Байконура.
Однако это достижение представляет собой лишь некоторую модификацию достаточно старых советских наработок. Значительно более смелым, оригинальным и перспективным шагом вперед стал разработанный и реализованный в самые страшные 90-е годы проект «Морской старт» – Sea Launch.
Его принципиальная идея исключительно проста и красива: она основана на том, что, поскольку вращение Земли подталкивает запускаемый космический аппарат, наиболее выгодно запускать космические корабли с экватора, где эта сила максимальна. Добавочная скорость вращения Земли на экваторе составляет 465 метров в секунду, что на 200 метров в секунду, или на три четверти, превышает аналогичный показатель на широте Байконура.
Дополнительным важным аргументом в пользу запусков с экватора служит то, что прямой вывод космического аппарата возможен только на орбиту, наклон которой равен широте точки старта или превышает ее. Преодоление этого правила требует колоссальных энергетических затрат и, как следствие, ведет к резкому падению выводимой на орбиту массы полезного груза. Например, космодром Байконур расположен на 46-м градусе северной широты, однако выводить космические аппараты на орбиты с таким углом наклона нельзя, так как в этом случае трассы запусков будут пролегать над территориями иных государств. С учетом этого ограничения минимальный угол наклона орбиты космических аппаратов, запускаемых с Байконура, составляет 51 градус.
К сожалению, из всех стран, осуществлявших самостоятельные космические запуски, только Франция имела экваториальные территории (космодром Куру). Остальным приходилось довольствоваться общим правилом, что космодром должен быть расположен как можно южнее (поэтому в США космодром находится на мысе Канаверал во Флориде, а в Советском Союзе Байконур и Капустин Яр были несравнимо более перспективны, чем расположенный в северной части страны Плесецк).
Идея создания плавучего космодрома – платформы, которую можно было бы отбуксировать к экватору, чтобы осуществлять запуски космических аппаратов из международных вод, в наибольшей степени используя силу вращения Земли, – буквально носилась в воздухе. Она весьма логично вытекала из идеи запуска баллистических ракет с подводных лодок – и высказывалась специалистами РКК «Энергия» еще во время разработки проекта запуска баллистических ракет с подводных лодок. (Первый – и сразу же успешный – запуск баллистической ракеты морского базирования Р-11ФМ осуществлен 16 сентября 1955 года в Белом море с подводной лодки Б-67 Северного флота, находившейся в надводном положении.)
Однако впервые эта идея была реализована в декабре 1964 года, лишь через семь лет после запуска нашей страной первого искусственного спутника Земли, в рамках итало-американского проекта San Marco: с одноименного итальянского плавучего космодрома ракетой-носителем «Скаут» был запущен легкий американский исследовательский спутник San Marco I. До 1975 года, когда старты с San Marco были прекращены, с платформы был осуществлен ряд запусков легких как космических, так и суборбитальных исследовательских аппаратов. Пусковой комплекс представлял собой две платформы – собственно стартовую площадку и командно-измерительный пункт, расположенные в 500 метрах друг от друга и соединенные кабелями[18].
В середине 60-х годов знаменитое советское Конструкторское бюро транспортного машиностроения (КБТМ) разработало проект стартового комплекса, позволяющего запускать ракету-носитель «Циклон» с морских грузовых судов. Однако этот проект так и остался проектом.
В конце 70-х годов КБТМ и КБ «Южное» по заданию Военно-промышленной комиссии при Политбюро ЦК Коммунистической партии Советского Союза, проведя соответствующие научно-исследовательские работы в рамках проекта «Плавучесть», тщательно проанализировали возможность создания плавучего космического ракетного комплекса для запусков с акватории Мирового океана уже не легких ракет, а полноценной ракеты-носителя «Зенит». Однако до практической реализации этой возможности дело так и не дошло: потребности Советского Союза в запусках на геостационарную орбиту полностью удовлетворялись космодромом Байконур (а в части военных запусков – и космодромом Плесецк). С другой стороны, необходимости экономить средства и использовать эффект вращения Земли для повышения эффективности запусков не было – частью из-за специфики нерыночной экономики, частью из-за наличия тяжелых ракет-носителей «Протон».
В начале 90-х годов космическая промышленность столкнулась с острой необходимостью самостоятельного зарабатывания денег (существенно, что в условиях прекращения холодной войны это коснулось и космической промышленности развитых стран Запада, хотя, конечно, в качественно меньшей степени, чем частей побежденного Советского Союза). Идея запуска спутников на геостационарную орбиту возродилась в этот момент именно из-за своей экономической привлекательности.
Национальное космическое агентство Украины поручило КБ «Южное» изучить возможность создания плавучего комплекса на базе недостроенного авианосного крейсера «Варяг». Тогда стало ясно, что сил одной лишь «незалежной» Украины для реализации этого проекта недостаточно – и украинские специалисты начали вопреки любой идеологии восстанавливать кооперацию с российскими партнерами, которые к тому времени уже вели энергичные переговоры со своими бывшими американскими конкурентами.
В результате началась детальная разработка и реализация проекта «Морской старт» на основе ракеты-носителя «Зенит», увенчавшаяся первым запуском 27 марта 1999 года. Российско-украинская кооперация была предопределена на чисто технологическом уровне, самим характером этой ракеты: ее корпус производится на Украине, в то время как двигатели – на российском НПО «Энергомаш» в подмосковных Химках, а система управления – в московском НПО автоматики приборостроения им. Пилюгина.
О чисто технической и управленческой сложности многоэтапных работ свидетельствует приводимая ниже хронология создания ракетно-космического комплекса «Морской старт».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.