1985 год. Картинка с натуры
1985 год. Картинка с натуры
«… Одной из наиболее узких сторон мышления наших „лампасов“ является непонимание сути и важности организации общевойскового взаимодействия между родами сил в звене „армия — флот“. В конце почти 45-летней службы в системе советского ВМФ (командир ПЛ, ведущий офицер военно-морской разведки, специалист по планированию операций на морских и океанских ТВД) я попал в штаб Ставки войск Юго-Западного направления (Кишинев, 1985), где столкнулся с поразившим меня явлением, когда генералитет Ставки и командование подчинённых военных округов, окончившее как минимум по две академии, проявляли поразительное невежество в вопросах знания боевых средств ВМФ и организации взаимодействия войск фронтов и сил соседствующих флотов на приморских направлениях. Воспитанные в системе „жуковского полководческого мышления“ генералы и на заре „горбачевской перестройки“ государства и его армии не знали (и не хотели знать), что такое флот, что он может, зачем он нужен.
К таким (1985–1988) полководцам относились: главнокомандующий Объединенными Вооруженными силами Стран Варшавского договора генерал армии И. Лушев, начальник штаба войск Юго-Западного направления (ЮЗН) генерал-полковник В. Колесов, командующий ОдВО генерал-полковник Осипов (позднее ГК войск ЮЗН), командующий Киевским ВО генерал-лейтенант Семёнов (в период 1-й Чеченской войны — главком Сухопутных войск РФ, а ныне — президент Карачаево-Черкесии).
Так, генерал Лушев на командно-штабных учениях на картах (1987) на полном серьезе требовал, чтобы мы (офицеры ВМУ штаба войск ЮЗН) оккупировали Югославию, а походя и Албанию, дабы обеспечить пролет истребительской авиации с Крымского полуострова в Средиземное море для прикрытия кораблей 5-й оперативной флотилии от ударов с воздуха. А поскольку мы «ничего не соображаем» в этом, то в начальный период операцией на Средиземноморском театре военных действий флот обязан был спрятать корабли под островами Адриатического моря.
Главнокомандующий войсками ЮЗН генерал армии И. Герасимов прямо объявлял нас (моряков) преступниками за то, что в условиях повседневной боевой готовности мы не содержим 100 % кораблей в немедленной готовности к боевым действиям, а наши ссылки на заводские, навигационные, доковые и пр. ремонты кораблей были, по мнению Главкома, не более чем обман ЦК КПСС и Правительства. Флоту ставились в пример Ракетные войска и артиллерия, которые содержат в готовом состоянии 99 % стволов.
Генералы — командующие округами, а равно и подчинённые им штабы на командно-штабных учениях во фронтовых операциях «рисовали» свои стрелы («клещи», «котлы» и «канны») не ближе, чем в 100 км от побережья, дабы не связываться с Черноморским флотом, не зная, как его использовать и что с ним делать.
К сожалению, эти пороки «жуковского» наследия (что отмечал и ныне покойный главком ВМФ, адмирал флота Советского Союза С. Горшков) перенесены и на нашу раздёрганную и обессиленную армию нынешнего времени. Это, так же как и никудышная организация управления и связи, обходится нам поныне, а в случае масштабного военного конфликта обойдется еще большей кровью и жизнями военного люда…»
Это письмо отставного контр-адмирала Антона Неулыбы опубликовали в газете «Дуэль». Весьма ценное и красноречивое свидетельство! Надо сказать, подобными пороками страдали и американцы в начале 1970-х. Но они их изжили. А вот наши «лампасы» в этой стадии застыли.
Возьмем другой пример. Из 1985–1987 гг. Воспоминания боевого офицера, провоевавшего в Афганистане в 1985–1987 г г.
Обычного мотострелка. (Николай Прокудин. Рейдовый батальон. — М.: ЭКСМО, 2006.)
Итак, в Афган лейтенант Прокудин прибывает в июле, получая назначение в 180-й мотострелковый полк 108-й мотострелковой дивизии. Советский Союз ведет войну уже почти шесть лет — срок, равный Второй мировой. Казалось бы, опыта давно пора набраться нашим генералам, что нужно — реорганизовать и улучшить. И что же?
Комиссии Минобороны… Приезжает комиссия из Главного политического управления. Полк накануне занимается лишь тем, что превращает территорию в агитационный центр. Стенды вдоль дорожек, фотоаллея героев, переделанные ленинские комнаты и прочее. Потом приезжает комиссия Генштаба — проверять мобилизационные документы. А в Афгане? Кого тут мобилизовать? Крестьян-дехкан? Но все занимаются тем, что составляют некие планы, рисуют на картах схемы, районы сосредоточения, делать таблицы со степенями готовности. Это вместо того, чтобы отдыхать после рейдов и тренировать бойцов, изучать новинки военного дела и придумывать новые военные хитрости.
Новая тупость: докладывать, сколько офицеров и прапорщиков в роте перестроились (идет гобачевская политика «перестройки»). Возвращаясь из боевого рейда, офицеры наталкиваются на очередного самодура-проверяющего, брызгающего слюной: мол, в Москве прошел очередной партийный пленум — где материалы на стендах?
Люди воюют храбро — их надо награждать. Но с наградами — полный бардак. Заведующие строевой частью полка творят полный беспредел, отказывают в награждении. В наградном отделе армии прапорщики-делопроизводители тайком оформляют на себя боевые ордена. А списки награжденных — засекречены.
Тыловики развлекаются. У них в Кабуле и кафе под боком есть. А боевые офицеры туда попадают лишь эпизодически. А как же отдых после изматывающих рейдов? «В воюющей армии отдыха и праздников быть не может. Выходные планируйте после войны, в Союзе», — советует солидный полковник, очередной проверяющий.
Он бы это немцам сороковых сказал. У них отдых предусматривался даже для тех, кто на Восточном фронте воевал…
Прокудин попадает в поликлинику армии на обследование. Врач-рентгенолог спрашивает: не хотите ли поехать в санаторий — в Крым, Сочи или еще куда? И называет сумму взятки: две с половиной тысячи афгани. Когда ему отвечают, что денег нет, врач искренне удивляется. Вы, мол, из рейдового батальона — и без денег? Мол, грабить нужно. Оказывается, пачками афгани и чеками щедро расплачиваются тыловики…
Как видите, армия сгнила уже тогда.
В 40-ю армию прибывает новый командарм генерал Дубовин (1986 г.). Война повалила к семилетию. Давным-давно в Афганистане бойцы не передвигаются внутри стальных «черепах»-БТРов. Бронетранспортеры уязвимы, тонкобронны. Если ехать внутри, то одно попадание реактивной гранаты (или подрыв на мине) превращают БТР в братскую могилу на десять человек. Если попал под обстрел — то спрыгнуть с брони гораздо быстрее, чем выкарабкиваться из машины через узкие люки, цепляясь за их края снаряжением. Поэтому все ездят не под броней, а на ней. Но прибывший командарм пытается приказом заставить всех передвигаться только внутри танков, БМП и БТРов. Да еще в каске и тяжелом бронежилете. (В условиях пятидесятиградусной жары!) Мол, если кого-то ранят, а на нем защиты не было — ему не медаль давать, а выговор.
Комментарии нужны?
Прибывает очередная комиссия. Теперь — из ставки Южного направления. И началось.
«… Ко мне обратился высокий седой полковник:
— Вы кто, офицер?
Оно и понятно, на маскхалате нет погон и знаков различия.
— Лейтенант… замполит первой роты.
— А я старший офицер службы ракетно-артиллерийского вооружения. Доложите, сколько боеприпасов в мешках у солдат, сколько гранат?
— В каждом рюкзаке мешочек по шестьсот патронов и четыре гранаты. Еще четыре магазина в лифчике («нагруднике». — М. К.) или подсумке.
— Мало, должно быть не меньше тысячи! Почему не все берете, как положено?
— Так ведь еще четыре мины привязываем к мешкам — для миномета, «Муха» (одноразовый гранатомет. — М. К.), лента к гранатомету или «Утесу» (крупнокалиберному пулемету. — М. К.). А еще воду надо взять и продукты куда-то положить нужно. И как все это в гору поднять?
— Ну и что вы этим хотите сказать?
— А то, что есть предел силам человеческим. На бойцах еще каска и бронежилет, а они — каждый второй — доходяги полуголодные. Дефицит веса.
— Вот проблемы с пайком и водой меня не интересуют, а патронов приказываю насыпать до тысячи! Можете, если тяжело, однудве фляжки воды оставить и нести! Что стоите? Выполняйте!»
Пришлось посылать сержанта в ружейную комнату, нести оттуда патронный ящик — и досыпать в заплечные мешки по четыреста патронов. Но вот подходит другой проверяюще-штабной полковник. Этот придирается к тому, что вещмешки у бойцов все дырявые. Ему объясняют: мол, носим в них кило по тридцать — вот ткань и не выдерживает, рвется. Полковник в ужасе: рюкзак рассчитан маскимум на 15 кг поклажи.
«— Что же вы туда набиваете?…
— Патроны, гранаты, — начал перечислять я, загибая пальцы.
— Стоп! Стоп! Кто разрешил носить патроны в мешке? Гранатам там тоже не место. Вам для этого подсумки даны. Немедленно выгружайте. Сейчас же!
— Товарищ полковник! Вот тот, из службы вооружения, только что приказал досыпать по четыреста патронов, с ним разберитесь вначале.
— Не умничай, лейтенант! Выполняй мое распоряжение!
— А патроны куда, в подсумок?
— У вас должна быть специальная разгрузка!
— Но ее нет! Что же делать?
— Получайте на складе. Все лишнее выгрузить, оставить только паек, белье и воду! — и он скучающе отвернулся…»
И тут налетает третий проверяющий, устраивая разнос за то, что личный состав грязен и немыт перед рейдом. Ему отвечают: баня не работает, водовода к ней не подвели. Подскакивает заместитель командира полка по тылу и начинает уверять, что баня действует — а потому уводит проверяющего в столовую. Проверяющий даже не думает проверить — не врет ли зампотыл.
А он лжет: баня не работает. Воды нет.
И тут налетает очередной проверяющий: по политической части:
«— Где ваш план работы на боевые, лейтенант?
Я с тяжелым вздохом достал из полевой сумки тетрадь.
— Так, хорошо, почитаем, полистаем! Вот это зря написано, сюда нужно добавить о работе с местными жителями, тут формулировка некрасивая, — размышлял он вслух. — Что-то мало мероприятий на месяц! Ну ладно, теперь следующее. Где ваши лекции политзанятий и тетради рядового состава?
— Все в машинах находятся. Мы ведь конспекты ведем, когда с гор спускаемся, а наверху только личные беседы без писанины.
— Как так? Занятия должны проводиться в любых условиях! А журналы учета проведения занятий?
— Эти документы остаются в роте.
— Нет, обязательно брать с собой! (Это в горы-то — когда на себе приходится волочь боеприпасы, воду, еду. — М. К.) Где походная ленкомната (Ленинская комната. — М. К.)?
— Вот она, расстилай, Фадеев, палатку.
— Так-так. Планшеты старые. Где фотографии Политбюро?
— Да за ними не уследить, меняются теперь слишком часто, даже в полку-то портретов нет!
— Плохо, очень плохо. Так и запишем. — И он аккуратно что-то записал в блокнотик. — Что ж, плохо работаете! Даже не пойму, как вас держат на этой должности. Разберемся с вами позднее…»
Как видите, в высшие офицеры выбивались не боевые командиры, а вот такие уроды. Те, что ни хрена не изучают боевой опыт, к людям относятся наплевательски, ведут себя как самодуры и противоречат при этом друг другу. Да еще и мешают нормальным командирам заниматься настоящим делом, отвлекая их на бессмысленную писанину, оформление «внешней красивости» и прочую чушь. Перед нами — типичные бюрократы (хотя и в погонах), которым важно не реальное дело, а их должности и возможности урвать побольше от общества. В такой армии толковый офицер не может углублять военные знания — он вынужден бороться с маразмом начальства и бытовой неустроенностью. Итог — падение боеспособности, незнание даже имеющейся в распоряжении боевой техники, проигрыш в столкновении с противником, в армии которого военные тренируются и занимаются делом, а не писаниной и уборками. Где военные снабжены и жильем, и банями, и хорошим питанием. Преступление генеральской сволочи (и в СССР, и в РФ) — в том, что она заставляла и заставляет офицеров и бойцов жить где придется, жрать что придется и заниматься отупляющими, ломающими психику, бессмысленными вещами.
И это после семи лет войны в Афгане! Интересно, если бы такие высшие офицеры и генералы были у Гитлера — долго бы протянул вермахт? Да, представить себе таких «военачальников», творящих революцию в военном деле, как-то трудно. Знаешь, читатель, они утверждали, что в Афгане сначала терпели неудачи потому, что готовились совсем к другой войне — с НАТО. Враки. Они и к войне с Западом оказались бы неготовыми.
Обратите внимание: это — 1985–1987 гг. Время, когда американские военные действительно создают вооруженные силы будущего.
Как я ни люблю СССР, но считаю: нашу армию тех лет нужно было просто расформировывать — и создавать совершенно новую. Со строгой «переборкой» командирского состава. То же самое придется делать и с нынешней армией — так называемой «Российской».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.