XXXVI

XXXVI

Через несколько дней, вдалеке от гор и курортов, подавленный N вновь ощущал всем своим седалищем жесткость знакомого кресла, а спаситель барабанил все по тому же стеклу. Врач смотрел на толпу внизу.

– И что же вас встревожило?

– В последнее время она начала как бы петь… – плакал N.

– Петь?

– Да… Но как-то странно, на одной пронзительной ноте… Днем звук тонкий, почти ультразвуковой, но ночью… Мне сложно выразить… нет, подобное не передать.

– Когда началось?

– Я уже вам отвечал. На склоне той самой горы. Внутри что-то вскрикнуло, а потом взяло и запело. Я привык ко всему, но тут… я попросту впал в ступор, док.

– Пение слышите постоянно?

– Нет.

– Оно не дает вам спать?

– Дело в общей усталости. Мне до чертиков надоело.

– Не обращайте внимания, – совершенно не слыша мольбы, гнул свое психолог. – Выполняйте рекомендации. Отвлекайтесь на что угодно.

– Я хочу просто жить, – признался N. – Как все они там, внизу. Как вы. Как ваша коза-секретарша. Хочу смотреть детективы, кататься с проклятых гор. У меня есть бизнес и женщины. Но она мне мешает, – страдальчески прошептал он. – Просто чертовски мешает. Вы даже не можете представить, как она мне мешает. Я хочу жить, жить, обыкновенно жить… – уже изо всех сил саданул кулаками N по подлокотникам кресла.

– Пока ничем не могу помочь, – признался врач. – Оптимистично намекаю – «пока». Вам придется смириться. Впрочем, согласитесь – с этой прилипчивой штукой вполне можно ладить. Вы же, голубчик, не умерли? Не драматизируйте, не впадайте в истерику. По большому счету, есть лишь некоторые неудобства.

– Некоторые? – N выронил сигарету. – Постоянное ее присутствие, шевеление там, за ребрами, а теперь еще голос! Да вы надо мной смеетесь!